Миа Марч - В поисках Колина Фёрта

Девушки переглянулись.

— Ты только сейчас узнала, что приемная дочь? — спросила Джен, глаза у нее расширились, в них появилась злость. — Твои приемные родители никогда тебе не говорили?

Беа покачала головой.

— Думаю, чем дольше они тянули, тем невозможней было признаться. Кроме того, моя мать объяснила мне в письме, что хотела всей душой верить, будто сама меня родила. Это сложно.

— Сложно? — возмутилась Джен. — Лучше сказать «неправильно». Она полностью выбросила из твоей жизни твою биологическую мать.

— Джен, — коснулась ее руки другая девушка.

— Нет, — отрезала Джен, отдергивая руку. — Да как она посмела не сказать тебе! Неужели пара, которая удочерит моего ребенка, скроет от него, что он приемный? Просто притворится, будто меня не существует!

Она заходила взад-вперед, и у Беа заколотилось сердце. Какого черта она наделала? Зачем вообще поделилась с этой ранимой девушкой своей историей? Они же подростки. Беременные девочки-подростки. «О, Беа, что ты за идиотка!» — огорченно подумала она.

— Значит, ты хочешь найти свою родную мать? — спросила Ким, поглядывая на расстроенную приятельницу.

— Ну, я в городе… она здесь живет. Я не знаю, встречаться ли с ней. Просто ничего не знаю.

— Боже, что ты такое говоришь! — закричала Джен. — Ты сомневаешься, хочешь ли встретиться с женщиной, которая дала тебе жизнь?

— Это… сложно, — повторила Беа. Нужно извиниться перед девушками, что расстроила их — точнее, одну, — и выбираться отсюда.

— Надеюсь, мой ребенок однажды приедет ко мне познакомиться, — сказала Ким. — Посмотри на себя. Красивая, здоровая, милая. Да кто же откажется узнать, что ее ребенок вырос таким с виду счастливым?

— Я откажусь, — сердито посмотрела на подружку Джен. — По-моему, гнусно, что она даже не желает встретиться со своей биологической матерью, но мне самой не хочется, чтобы мой ребенок меня разыскал. Да как, черт возьми, я смогу жить, зная, что в любой момент в мою дверь могут позвонить?

— И разве это не противоречие, Джен? — мягко спросила Ким. — Во всяком случае, Лариса — это наш консультант, — пояснила она Беа. — Она сказала, что ты просто живешь своей жизнью и делаешь это событие частью жизни своего ребенка, и если хочешь, чтобы тебя нашли, то можешь оставить в канцелярии информацию, а если не хочешь — не обязана это делать.

— Я не знаю, чего я хочу! — заорала Джен. — Но мне не требуется знать, что ребенок, от которого я откажусь, в один прекрасный день окажется реальным человеком, желающим меня найти. Поэтому убирайся отсюда! — завопила она, обращаясь к Беа.

— Господи, Джен. Я как раз хочу знать, — прошептала Ким и повернулась к Беа. — Я хочу узнать о тебе все хорошее. Я хочу верить, что однажды моя дочь сможет меня полюбить, пусть даже я и отдала ее. Я надеюсь, что когда-нибудь она захочет со мной познакомиться. — Она расплакалась.

— Посмотри, что ты наделала, дура! — воскликнула Джен и запустила в Беа сэндвичем.

Беа ахнула, когда кусок хлеба ударился в ее бедро и плюхнулся на землю, индейка и майонез запачкали джинсы. Лист салата упал на туфлю. Беа стряхнула его, нога у нее дрожала.

— Прошу прощения, — расстроилась она. — Прошу прощения. Я…

Сетчатая дверь со скрипом отворилась, и вышли три женщины, одна из них — Лесли, помощница директора.

— Почему мы должны слушать всю эту чушь? — повернулась к ней возмущенная Джен. — Я не хочу знать. Ясно? Я. Не. Хочу. Знать.

Ким снова расплакалась и убежала в дом.

— Я Полина Ли, — представилась Беа высокая темноволосая женщина. — Директор «Дома надежды». Мне жаль, но, думаю, сейчас вам лучше уйти, — доброжелательно добавила она. Села в кресло-качалку рядом с Джен и обняла девушку за плечи.

Беа подавила рвущееся из горла рыдание и побежала к машине.

Женщина, вышедшая вместе с Полиной и Лесли, догнала ее, когда она уже садилась в автомобиль.

— У меня есть салфетки, если хотите вытереть майонез, — сказала она, подавая ей упаковку носовых платочков «Клинекс».

Беа взяла салфетки, слезы жгли ей глаза.

— Спасибо.

— Я — Джемма Хендрикс, — представилась женщина, ее волосы цвета меда сияли под ярким солнцем. — Я пишу статью о «Доме надежды» и заканчивала интервью с директором, когда мы невольно услышали ваш разговор с девушками. Полина послушала и, видимо, посчитала, что сами девушки уже не справятся.

— Я чувствую себя ужасно, — заплакала Беа. — Я не хотела их огорчать. Ничего не собиралась говорить. Одна из девочек спросила меня, почему я здесь, и я честно ответила, хотя, судя по всему, не надо было. Мне следовало сообразить, насколько их могут ранить мои слова. — Качая головой, Беа закрыла лицо руками. — Что же я натворила?

Джемма коснулась ее плеча.

— Я репортер и, повторюсь, работаю над материалом о «Доме надежды», поэтому не знаю, стоит ли вам со мной разговаривать, но, если хотите выговориться, даже не для записи, я буду рада вас выслушать.

— Значит, это у вас была встреча с директором? — спросила Беа.

Джемма кивнула.

— Немного истории и базовые сведения. Я пишу статью к пятидесятой годовщине «Дома надежды».

— А вы не могли бы рассказать мне о нем?

— Конечно. Все это пойдет в статью, поэтому я не раскрою никаких тайн.

— А вот моя история может оказаться именно такой, — предупредила Беа. — Я не за себя переживаю. Я говорю о своей биологической матери. Она даже не знает, что я в городе.

— Я не назову вашего настоящего имени, если не захотите, — заверила ее Джемма.

Ее настоящее имя. У Беа мелькнула безумная мысль, что, если бы Вероника Руссо не отказалась от нее, у нее было бы совершенно другое имя, другая жизнь.

У Беа не было пристанища на этом свете, и, может, выговорившись перед кем-то, она приведет свои мысли в порядок.

— Хорошо.

— А давайте пообедаем? — предложила Джемма. — За мой счет.

Через двадцать минут Беа сидела напротив Джеммы в ресторане, специализирующемся на морепродуктах, на столе лежали маленький черный диктофон, блокнот и ручка, и Беа выкладывала события трех последних недель. Она рассказала Джемме о признании матери, присланном ей через год после смерти Коры. О звонке в агентство по усыновлению. О том, что ее биологическая мать обновляла в деле всю возможную контактную информацию. О визите в закусочную, чтобы увидеть Веронику. О том, как увидела ее во плоти — настоящую, живую, двигающуюся, дышащую женщину. Женщину, которая дала ей жизнь. Которая могла ответить, кто был ее настоящим отцом, каковы ее корни.

— Ничего себе, — выдохнула Джемма, откидываясь на спинку стула и ставя на стол чай со льдом, к которому даже не притронулась. — Вот это история. Могу я поместить ее в свою статью? Обстоятельства вашей жизни очень трогательны. Я не дам точных сведений о вашей биологической матери, скажем, где она работает. Если только, конечно, она сама не разрешит.