Хавьер Сьерра - Хозяин музея Прадо и пророческие картины

Но самое удивительное, что Джулио Медичи решил оставить картину в Риме и отослал ее в… церковь Святого Петра в Монторио!

— Я не понимаю, доктор, — пробормотал я.

— Именно в той церкви в 1502 году, когда в Ватикане правил испанский понтифик Александр VI, кардинал соискатель, который по общему мнению должен был стать ангельским папой и следующим занять Святой Престол, впервые извлек на свет и предъявил манускрипт «Apocalipsis nova». На нем и лежит вся полнота ответственности за те страсти, что разыгрались из-за этой книги среди элит эпохи. Звали кардинала Бернардино Лопес де Карвахаль. Знаешь, почему из множества церквей Рима он избрал для церемонии эту? Потому что храм являлся местом упокоения блаженного Амадея в Риме! Это была его церковь!

— Молодой человек, музей закрывается!

Голос смотрителя вернул меня к реальности. Внезапно части головоломки, которую маэстро Фовел складывал у меня на глазах, сошлись воедино и обрели смысл. Рафаэль. Блаженный Амадей. Леонардо. Искусство как инструмент сообщения с миром потусторонних сил. Хранилище тайн Святого Семейства…

— Вы слышали? Мы закрываемся.

— Да-да. Мы сейчас закончим. Еще минуту, — пробурчал я, недовольный, что нас прервали. Как нарочно.

— Поторопитесь.

Доктор Фовел пожал плечами.

— Tempus fugit [6] Время бежит (лат.). , — произнес он. — Но так, пожалуй, лучше. Мне представляется, у тебя достаточно материала для размышлений. Не торопись, усвой урок и возвращайся, когда захочешь. Я буду здесь.

— В зале номер тринадцать?

Маэстро улыбнулся:

— Можно и так сказать.

И вновь, не попрощавшись, маэстро из Прадо повернулся ко мне спиной. Ступая бесшумно, он исчез в глубине музея, в направлении, не имевшем выхода на улицу.

— Молодой человек, закрываемся!

— Уже иду.

Прошло несколько дней, прежде чем у меня в голове уложилось все, что произошло во время мимолетной встречи с маэстро Фовелом. Вторая лекция доктора будто полностью исчерпала и поглотила мою умственную энергию. Тем вечером я чувствовал такое изнеможение, что рухнул на кровать, забыв не только об ужине, но и о телевизоре. Слава богу, хотя бы мой доклад о пророчествах и войне имел утром больший успех, чем я рассчитывал. Последнее просветление разума принесло мне повышение балла и самооценки. Но когда я попробовал упорядочить свои впечатления от нашей беседы — сначала в письменной форме, изложив их на бумаге, а затем в устной, поделившись с Мариной, — у меня ничего не получилось. Оказалось, что я в состоянии оперировать лишь эмоциями и мимолетными бессвязными видениями, не поддававшимися осмыслению. В итоге у меня появилось чувство, будто я пал жертвой помешательства, перенасытившись информацией и зрительными образами. И чтобы одолеть недуг, следовало сделать перерыв. Расслабиться и ни о чем не думать.

Большие надежды я возлагал на Рождество. Я имел возможность на целых десять дней забыть о музее Прадо и странном маэстро. Наступивший вскоре покой мог бы быть полным, если бы его не нарушило спонтанное, неожиданное в какой-то мере путешествие, марш-бросок в сердце Кастилии. В Турегано. Вот когда я порадовался, что располагаю собственной машиной. Там, под сенью величественного сеговианского замка, служившего тюрьмой Антонио Пересу, всемогущему секретарю Филиппа II, актриса Лючия Бозе недавно купила старую мукомольную фабрику, намереваясь в ближайшее время превратить ее в первый в мире музей, посвященный ангелам. И в этих старых развалинах, среди мешков с цементом, строительных лесов, кирпичей и чертежей, развешанных на стенах, под аккомпанемент тошнотворно-сладких рождественских песенок вильянсикос, потоком лившихся из радиоприемника, мы встретились, чтобы выпить по чашечке кофе.

Ничего мистического в той встрече не было. Ее организовал я сам, позвонив Лючии во вторник, сразу, как только вышел из Прадо. Некоторое время назад меня заинтересовало ее признание, сделанное солидному изданию в Мадриде, что она внимательно изучает работы Рудольфа Штейнера. Мое любопытство многократно возросло, когда и Фовел упомянул имя австрийского ученого. Взволнованный случайным совпадением, я оставил длинное послание на ее ответчике. Правда, я не ожидал, что Лючия откликнется столь быстро, продиктовав телефонистке в общежитии сообщение для меня: «Venite presto [7] Приезжай немедленно ( ит .). . Лючия». Разумеется, я собрался в путь.

Моя хозяйка оказалась воплощением мечты. Лючия — «Мисс Италия 1947», звезда мирового кино, супруга легендарного тореро Луиса Мигеля Домингина, мать Мигеля Бозе и бабушка артистов — согласилась побеседовать со мной, как только разобралась, кто я такой. Год назад я опубликовал статью об ангелах в одном из ее любимых журналов. Как Лючия мне призналась позднее, она обратила внимание на имя автора статьи: «Я читаю все, что имеет к ним отношение, и запоминаю все до мельчайших деталей». Мой материал был довольно занятным. Я написал его по следам реальной истории: компания ребят из Паипорты, Валенсия, выступила в национальной прессе с заявлением, что ангелы из плоти и крови встречались с ними и передали в дар таинственную «Книгу тысячи страниц», включавшую множество пророчеств относительно нашего будущего. В своей статье я не обошел вниманием и существование еще одной группы «принимающих» во главе с представителем творческой богемы. Живописцем. Именно данное обстоятельство привлекло внимание актрисы, которую уже в то время посещали идеи о создании тематического музея живописи на ангельские сюжеты.

— Но ты сам веришь, что дети видели ангелов во плоти? — сразу спросила она, после того, как встретила, расцеловав в обе щеки, и пригласила в музей, находившийся на реставрации.

Я пожал плечами, смущенный натиском. Впрочем, очень быстро понял, что за страстной натурой и взрывным характером скрывается золотое сердце.

— Ну… Так они говорят, — пробормотал я. — А насколько их слову можно верить, не знаю.

— А вот я верю! — воскликнула Лючия, очаровательно смешивая итальянский язык с испанским, причем речь ее звучала гармонично.

— И я тоже, — откликнулся мужчина лет сорока. Смуглый, почти лысый, с умным проницательным взглядом, он ждал нас на импровизированной кухне.

— Это мой друг Романо Гвидичиззи. Я пригласила его, поскольку ты сказал, что хочешь поговорить о Рудольфе Штейнере и его теории о двух младенцах Иисусах. Романо — эксперт в этой области. Надеюсь, ты не возражаешь?

— Нет, конечно!

— Не удивлюсь, если ангел из плоти и крови вдруг появится именно здесь, — пафосно заявил он, поприветствовав меня с улыбкой, и указал на табуретку. — В Библии рассказывается, как три ангела предстали перед Авраамом, сели за стол у него в доме, ели пищу, и их видела вся семья. Почему же они не могут воплотиться тут, если пожелают?