Олег Врайтов - Записки фельдшера

— Карточку пишет, — вполголоса ответил парень с забытым мной именем, не останавливаясь. — Труп там. Полчаса с ним возились, да все впустую. Там такая онкология, что… — Он махнул рукой. — Отмучался дедуля, одним словом.

Я побрел по коридору первого этажа, бездумно разглядывая уже до трещинок и подтеков краски знакомые стены и стенды, эти стены украшающие. Особенно мне глянулся один, где красочно изображены две ладони, объятые пламенем и держащие человеческое сердце. «Светя другим, сгораю сам» — приписано ниже. Стенд старый, его уж давно поделили для своих нужд завхоз и эпидемиолог, обвешав его плакатами и приказами, касающимися пожарной безопасности и профилактики ВБИ [22] Внутрибольничные инфекции — заболевание, которое больной приобретает уже после поступления на лечение в больницу. на догоспитальном этапе. Но надпись осталась, хотя и поблекла с годами. А вот интересно, много ли будет света другим, если я вздумаю запалить вот так вот собственное сердце? И пользы? Бррр… спросонья в голову какая-то чушь лезет.

— Что там, Инна Васильевна? — поинтересовался я, забирая карточку в окошке диспетчерской. Диспетчер молча посмотрела на меня и так же молча отвернулась. М-да, запамятовал я как-то, что Инна Васильевна у нас манерами не избалована. Я раздраженно сложил карточку вдвое, с грохотом выволок тяжелую терапевтическую укладку из ячейки в заправочном кабинете и толкнул дверь кабинета амбулаторного.

На кушетке сидел мужчина средних лет, выглядевший настолько здоровым, что у меня мгновенно подкатила к горлу злость. Одет он был в новые синие джинсы с множеством заклепок, выстроившихся по шву в блестящую фалангу, тесную кожаную куртку, обтягивающую талию, а под курткой имел светло-зеленый свитер с вышитым давно уж забытым детьми Чебурашкой на груди. Волосы у него на голове были настолько белыми, что казались крашенными, но таковыми не являлись. Глаза были под стать свитеру — светло-голубые, как у канонических «голубоглазых блондинов», и тоже производили впечатление некой ненатуральности. Впрочем, это могли быть и контактные линзы.

В общем, непонятный какой-то был мужчина.

Я нарочито громко поставил укладку на пол и уселся за стол, разворачивая карту вызова.

— Доброй ночи.

— И вам доброй ночи, доктор, — широко улыбнулся пациент. Он настолько радостно это сказал, что я недоумевающе поднял глаза. Издевается, что ли? Нет — Чебурашка смотрел на меня искренними голубыми своими глазами, и ни в одном из них не было издевки.

— Что вас беспокоит? — поинтересовался я, вынимая из нагрудного кармана ручку. И едва не чертыхнулся, сообразив, что забыл в комнате фонендоскоп с тонометром.

— Я пришел за вашей помощью.

— Сюда все приходят за помощью, — теряя терпение, повысил голос я, судорожно соображая, как бы техничнее смотаться на второй этаж за «давленометром». Тащить с собой сумку тяжело, оставлять с этим чудиком — страшновато. Мало ли… Ценного там ничего нет, но за пропажу по голове никто не погладит. — Конкретно, что вас беспокоит?

Мужчина вздохнул.

— Я хотел бы поговорить с вами, не вызывая вашего раздражения разговором. Но, опасаюсь, что не преуспею в своих стремлениях.

«Преуспею»? «Стремлениях»? Это откуда он нахватался таких архаично-извитых выражений? Он, часом, не из этих, истинно верующих?

— Поговорить? Вы обратились в четыре часа ночи на «Скорую» помощь для того, чтобы поговорить?

— Да, — снова улыбнулся мой непонятный собеседник. — Время мне показалось вполне подходящим для этого.

Я выпрямился на стуле.

— А вы в курсе, что в четыре ночи очень хочется спать? Особенно тем, кто пашет двадцать четыре часа подряд, говорливый вы мой?

— Да, разумеется. Но иначе разговора у нас просто не состоялось бы. Мое время…

— Его и не состоится, — отрезал я, вставая. Черт с ним, с тонометром, все и так понятно. — Если в помощи вы не нуждаетесь, то чешите отсюда на все четыре стороны, договорились?

— Хорошо, доктор, — покорно сказал пациент.

— Я не доктор, — нетерпеливо ответил я, — я фельдшер. Долго вас ждать?

— Буквально минуту. Я прошу вас — выслушайте меня, не перебивая, после чего я избавлю вас от своего присутствия. Обещаю.

— Ладно, только побыстрее, — нелюбезнее, чем хотел, ответил я, присаживаясь на край стола, дабы подчеркнуть неофициальность происходящего. Спасибо Инне, всучила вызовок, зараза.

— Вы не спросили моего имени, — снова широко улыбнулся пациент. — И тем самым не поставили меня в затруднение, потому что я не знаю точно, как вам сказать его. Впрочем, вы, размышляя, не издеваюсь ли я, назвали меня Чебурашкой — меня устроит и такое наименование. А вас?

Я часто заморгал, уставившись на него. Откуда он узнал?

— Что?

— Извините, — покачал головой мужчина. — Я все время забываю, что вы не готовы… Ладно, это не относится к делу. Да, я могу читать ваши мысли, как поверхностные, так и самые сокровенные. Просто примите это, и давайте перейдем к главному.

— Что… что вы можете делать?

Пациент вздохнул, поерзал на кушетке, устраиваясь поудобнее.

— Боюсь, в двух словах не объяснить. Но я постараюсь — иначе вы немного не поймете, чего я от вас хочу.

Мягко говоря, я до сих пор не понимал вообще, что происходит, не говоря уж о желаниях моего странного ночного гостя.

— Я, как бы это вам сказать, не из вашего мира.

А, теперь понятно. Это уже не первый посланец Божий, встреченный мной за мою карьеру.

— Боюсь, что вы ошиблись, — тут же поправил меня Чебурашка. — Я не посланец Божий, не ангел, не бес и не прочие элементы вашей религиозной и псевдорелигиозной мифологии.

Меня выдало лицо — слишком уж я побледнел, выслушивая это. Да откуда он знает? Неужели и правда читает мысли?

— Можно так сказать, я — ученый, если мерить вашими мерками.

— И что вы изучаете? — хрипло спросил я.

— Вас, — просто ответил гость. — Людей. Вы — моя научная работа, мой предмет, которому я посвятил большую часть своей жизни.

— Простите… я до сих пор не понимаю…

— Прощаю. Я и не требую от вас понимания.

Я вытер внезапно вспотевший лоб рукой. Кажется, минут пять назад я хотел спать?

— Тогда какого лешего вас принесло на «Скорую помощь», если вы… не знаю, инопланетянин или кто вы там? Почему бы вам не обратиться…

— Вы сами понимаете почему, — печально улыбнулся пришелец. — Контакт с властями чреват либо ненужным официозом, либо длительным заключением под стеклянный колпак для наблюдения. И то, и другое только затормозит мою работу.

За полускрытым натянутыми на лесках занавесками окном было темно, слегка гудела люминесцентная лампа над головой, динамик селектора, висящий над кушеткой, статично потрескивал. Дверь неизвестного происхождения, всегда, сколько я себя помню, запертая на висячий замок с секреткой и опечатанная, все так же располагалась в дальнем углу, у завешенного белой занавеской окна. Где-то за окном, спрятавшись в щели фундамента станции, в окошке стерилизационного отделения, исходил трелями пригревшийся невидимый сверчок. А на кушетке передо мной, мило мне улыбаясь, сидел инопланетянин. Интересно, «психи» на станции?