Барбара Цитвер - Общество любительниц плавания имени Дж. М. Барри

– Но у нас уже не будет недели каникул!

– Что же делать. Меня ждет большая работа. Кроме того, я весь год буду ездить туда-сюда, по крайней мере, пока Стэнвей-Хаус не будет открыть для публики.

В глубине души Джой чувствовала большое облегчение. Она ведь и не предполагала, на что похожа жизнь под одной крышей с четырьмя детьми: шум, вечный бедлам, детская еда, беспорядок и вот теперь еще и заразная болезнь! Было здорово повидаться с Шерон, однако они теперь живут каждая своей жизнью, и с близкого расстояния разница между ними особенно очевидна.

Сказать по правде, общаться со старинной подругой после долгого перерыва было нелегко. То, что Джой говорила, Шерон отчего-то воспринимала неправильно, и Джой иногда чувствовала, что ее молча судят… и признают виновной. Да, она одинока, у нее нет даже ухажера. Но ее ли в том вина? Да, у нее нет детей, но и за это ее трудно винить. Джой не была до конца уверена, что хочет привести в этот мир еще одну живую душу. С подходящим мужчиной, при удачном стечении обстоятельств – может быть. А может быть, и нет. Но она не стремилась стать матерью только ради того, чтобы стать ею, материнство не казалось ей главным и единственным достижением в жизни.

Несколько раз за последние дни Джой замечала, как на лицо Шерон находит тень – тень, означавшая, что подруга ей сочувствует! И это просто выводило Джой из себя. Есть множество способов вести жизнь счастливую и осмысленную. Джой ведь принимает выбор Шерон, так почему же Шерон отказывает Джой в таком же уважении и одобрении?

Она и так уже загостилась. Вспышка кори и есть ровно то, чего искала Джой, – благовидный предлог, чтобы уехать пораньше, не чувствуя себя виноватой.

– Ладно, – безрадостно произнесла Шерон. – Я же не хочу, чтобы ты тоже заболела.

Джой пожала плечами, пока Агги с Генри провожали доктора Харрисона до двери.

– Извини за вчерашнее, – негромко сказала Шерон, когда они остались одни.

– Все нормально.

– Нет, не нормально. Я вела себя безобразно.

Джой улыбнулась и пожала плечами.

– Иногда бывает трудно, – сказала она. – Я смотрела на вас, всех вместе, и… не знаю, как-то задумалась о своей жизни. О том, что я одна.

– Ты не одна! – возразила Шерон.

Джой снова пожала плечами и попыталась улыбнуться. Конечно, хорошо, что Шерон так сказала, и в Нью-Йорке у нее есть друзья, но что касается семьи, мужа, любовника – ничего такого у нее нет. И в этом смысле она несомненно одна.

– Я тоже одинока, – сказала Шерон. – Я понимаю, как странно это звучит для тебя, ведь у меня есть Генри, дети, я вечно чем-то занята, вечно в делах, но за все годы, что я живу в Англии, у меня так и не появилось такой подруги, как ты.

– Еще появится.

– Нет. И это самое печальное. – Глаза Шерон заблестели, и Джой почувствовала, как и у нее самой на глаза наворачиваются слезы.

– Я так по тебе скучала, – прошептала Джой.

Шерон обняла ее и крепко прижала к себе, а потом они обе чуть отстранились и расцеловали друг друга в щеки.

– В конце концов, – сказала Шерон, – кто еще стал бы меня терпеть?

– Это верно, – засмеялась Джой.

– Так скажите же мне, – начала Агги, когда чемоданы Джой были уложены, слезное прощание состоялось и Агги уже везла ее в сверкающем старом «бентли» в Стэнвей-Хаус, – что движет Джозефиной Рубин?

– В каком смысле? – спросила Джой.

– Мне хочется знать ваши основные мотивы. Вы добились успеха в совершенно мужской сфере деятельности: строительство, недвижимость… почему вы выбрали такую специальность?

– От отчаяния, – усмехнулась Джой. – Через неделю после выпуска из университета я увидела в «Таймс» объявление. Мне тогда нужно было выплачивать огромный кредит за обучение и еще на что-то жить. Я начала с самого низа, стала помощником одного из партнеров, причем просто девочкой на побегушках, я почти не умею отказывать. С тех пор так и работаю в этой компании.

– Но как вы достигли этого… того, что делаете для них сейчас?

– Они оплатили мое обучение в аспирантуре. Я пять лет училась на двух факультетах. У меня дипломы архитектора и дизайнера.

– Впечатляет, – сказала Агги, сидя прямо и сосредоточенно глядя на дорогу. – Я восхищаюсь женщинами, которым удается самим пробиться наверх. Должно быть, вы очень собой гордитесь.

Джой пожала плечами:

– Я много работаю, но мне действительно нравится моя работа. Мне просто не по себе, когда я без работы. Я понимаю, что становлюсь трудоголиком, но это факт. И я не люблю выходные.

– Да, это мне понятно.

– Понятно?

Агги кивнула:

– Мы с вами очень похожи.

– Я польщена. Честно говоря, я не вижу сходства. Я, вообще-то, немного замкнутая.

– Я тоже.

– Мне кажется, я даже отпугиваю мужчин. – Слова вырвались сами, прежде чем Джой успела сдержаться. И зачем она так сказала?

– Многие мужчины любят быть умнее своих женщин, – сказала Агги.

Джой улыбнулась и откинула голову на мягкий подголовник:

– Я счастлива на работе. Мне нравится смотреть на старые дома, понимать, что нужно сделать, чтобы сохранить их красоту, их сущность, то, что делает их уютными, гостеприимными и теплыми. С одной стороны, это творчество, но оно тесно связано с практической стороной жизни. Я не могу представить себя в другой профессии.

– Вам повезло, что вы сознаете все это. А компании повезло, что вы работаете на них.

Джой терпеть не могла комплименты, поэтому она отвернулась к Дейзи на заднем сиденье. Собака присмирела, вытянув шею, и глядела в окно на мелькавший пейзаж. Она жарко дышала, и глаза блестели от возбуждения.

– Но кто-нибудь особенный присутствует на вашей картине мира? – Агги удивила ее своим вопросом. – Мужчина или женщина. Я признаю всякое.

Джой помедлила, прежде чем ответить:

– Присутствовал один. Мужчина.

– В прошедшем времени?

– Для него – безусловно. А я еще работаю над этим. Он полюбил другую женщину.

Агги повернулась к Джой, глядя сочувственно:

– Что ж, сердце просит того, чего просит. А если не сердце, то какой-нибудь другой орган.

– Вот именно! – фыркнула Джой. – Вы попали в точку!

Агги покачала головой, как будто нисколько не удивляясь:

– Ему же хуже, моя дорогая. Но мне грустно видеть, что это причиняет вам боль. Я знаю, каково это.

– Правда?

Агги серьезно кивнула и помолчала несколько секунд, прежде чем продолжить:

– Когда я переплыла Ла-Манш в первый раз, я таким образом подвела итог длительным отношениям. Он был первым человеком, которого я всю зиму встречала по утрам – в пять часов – каждый божий день, начиная в темноте и холоде тренировку. Он был моим тренером, моим наставником, моим вдохновителем. Он говорил, что мне это по плечу, и я ему верила. Пока не научилась верить себе самой. Потом, когда все волнения были позади, я поняла, что этот человек переменился. Блеск в его глазах угас. Весь энтузиазм по поводу нашего совместного дела – и меня лично – испарился. Оказалось, он никогда и не думал обо мне или о нас. Он думал только о себе. Он рассказал газетчикам, как вытащил меня из ниоткуда, девушку без способностей, без каких-либо данных. Он был Генри Хиггинс, а я Элиза Дулиттл, всего лишь материал для эксперимента, кусок глины. Спустя три недели он нашел себе другую ученицу.