Давид Фонкинос - В случае счастья

Через несколько минут фото оказалось в кабинете Дуброва.

А еще через несколько минут – в руках у Ибана.

Нет, оно не поразило его с первого взгляда. Ибан по долгу службы долго рассматривал снимок. И именно из этой обязанности родилось чудо. Волнующее до слез открытие. Он понял, что красота может открыться всюду. Надо только дать время своему взгляду, не позволить задавить себя первому впечатлению. Трудно понять, откуда в нем возникло ощущение красоты Клер. И он, сам не слишком понимая почему, попросту предположил, что влюбился. Может, его невольно растрогало нелепое происхождение фото. Не то чтобы он был циником-всезнайкой, просто иногда редкая красота прорастает из редкостных пустяков.

Иллюзия развеялась так же внезапно, как и склубилась. Он раскаивался, что так обошелся с кузеном. Позвонил ему, чтобы извиниться, услышал в трубке прерывистый голос с ритмичными всхлипами. И решил зайти к нему немедленно.

– Она ушла, да?

– Да, ушла…

– Я о тебе позабочусь, не волнуйся, я с тобой…

– Ты был прав… Когда я ей сказал про мужа… Ее глаза, ты бы видел ее глаза…

– Успокойся… Давай поговорим спокойно…

Они выпили чаю, чтобы согреться. И поговорили, неспешно, по очереди. Оба пережили одну и ту же историю, хотя, конечно, в разной степени. Историю, которая поначалу встала между ними, а теперь стала общим воспоминанием. Игорю хотелось рассказывать о Клер, воскрешать в памяти свой роман. Ибану хотелось все узнать о Клер, пережить вчуже любовь, которой не пережил сам. Почва для взаимопонимания была найдена. Они существовали в одном мире, говорили на одном языке, непонятном для тех, кто не был влюблен в Клер. Игорь вспомнил “Жюля и Джима”. Он считал, что женщина в том трио не случайно не попала в название фильма. Крепче всего сплотить двух мужчин может именно любовь к одной женщине. Так в их жизни начался период самых частых встреч. Благодаря кузену Игорь отходил от величайшей в своей жизни любовной печали. Он сумел сохранить от этой истории лишь зернышко счастья. Оба были счастливы, что узнали Клер. Они говорили о ней, пытались представить себе ее будущее. Как сложится теперь ее жизнь? В одном они были согласны: она еще любит Жан-Жака. И любовь ее явно взаимна. По идее, этот странный период должен кончиться, им надо сойтись снова и дальше жить вместе. Вот только все не так просто; вдруг у них не откроется второе дыхание? Непорядок, рассуждали они. Да и про Луизу не надо забывать. Разговор получался довольно странный. Оба уповали на созидательную силу любви, полагали, будто знают, что хорошо для других. Они беспокоились за нее, это было нормально. Не совсем нормальным выглядело их желание непременно сделать Клер счастливой. Ради этого они были готовы на многое.

Ален тщательно подготовился к возвращению жены. Его сильно растревожила вся эта история, он с нетерпением ждал ее домой. Он осознал, что в глубине души всегда любил ее и надо попытаться использовать оставшееся им время, чтобы стать счастливыми. Он купил цветы, и теперь они умирали в нежданном букете. Он хотел все сделать как следует; загодя приготовил костюм, измяв его в своем усердии. Он походил на уложенный чемодан, на вокзале его бы никто не заметил.

Сердце у него колотилось, он был милый и усохший.

Она удивилась, что он такой нарядный. Расхохоталась, и Ален испугался, что это нервный смех. Рене его тут же успокоила, все хорошо. Они направились к парковке. В дороге он включил функциональную музыку: купил диск на автозаправке. Испокон веков Ален в машине слушал новости. Жена оценила эту комичную попытку проявить такт. Но сказала, что все в порядке, она больше не больна и он может вести себя так, как привык. Проблема была в том, что он уже сам не знал, какие у него вкусы. Одиночество и тоска подточили его привычки.

Когда ворота открылись, Рене, увидев свой сад, разволновалась до слез. Ален приготовил ланч, ее любимые блюда. Стол был накрыт идеально. Ален думал было приготовить седло барашка, которое она обожала, но решил, что это не самая удачная идея. Без барашка придется обходиться еще долго, наверняка. Он остановился на мясном рулете. Мясной рулет – это хорошо, самая подходящая еда для выздоравливающего. С мясным рулетом спокойно и уютно, в нем нет никакой агрессии. Сегодня он радовался всему. Простой пище, простоте вновь обретенного момента. Настоящее счастье. “Можно, наверное, даже поесть на улице", – произнес он. Рене нашла, что это прекрасная мысль. Покончив с рулетом, они встали из-за стола и пошли пить кофе в сад. День был неожиданно солнечный, ласковый и теплый. Ален и Рене ласково смотрели друг на друга. Им совершенно не о чем было говорить, но у них всегда лучше всего получалось молчать вместе. Теперь им предстояло заново освоиться, заново втянуться в повседневность. Ален чувствовал огромное облегчение, скоро все пойдет как прежде. Жизнь продолжается, его ожидают прекрасные дни.

Внезапно он размяк. Весь месяцами копившийся страх наконец растворился в осеннем солнце и не слишком крепком кофе. Его отпустило – вот точное слово. Теперь ему хотелось только одного: расслабиться. Получать удовольствие, передохнуть, думать только про обед, про сад, про телепрограммы. Пользоваться заслуженным отдыхом в Марн-ла-Кокетт по полной программе. Он встал, погладил жену по спине и пошел прогуляться по саду. Наткнулся на гамак и решил, что это именно то, что нужно. Ему хотелось баюкать свое усталое тело, ритмично, неспешно, несмело. Раньше он никогда не пользовался гамаком, но теперь гамак показался ему венцом чудесного дня. Он лег, и гамак закачался.

И тогда Рене встала. И решительным шагом направилась к нему. Подойдя к гамаку, она посмотрела на него и сказала, просто и буднично:

– Я ухожу от тебя.

Луиза, изъявив восторг по случаю того, что родители наконец вместе – по крайней мере, в одной комнате, – ушла к себе. До сих пор она своим присутствием сглаживала невероятную неловкость, которую испытывали Жан-Жак и Клер. Они столько времени не оставались наедине. Наверно, это было их самым сильным ощущением – несоответствие между предвкушением и внезапной правдой. Оба вдруг ясно осознали, что все изменилось. Что как прежде уже никогда не будет. Даже поздоровались они как-то неловко. Куда друг друга целовать? Они колебались, а колебания всегда кончаются щекой. Клер позвонила после обеда, они условились, что вечером она заедет. При мысли о близкой встрече оба страшно разволновались, почти до слез. Быть может, они обнимутся. И он и она мечтали об одном: о тишине. Они бы все отдали, лишь бы не выяснять отношений, лишь бы не вышелушивать подробности их разногласий; но так не бывает. Приходилось говорить. Пытаться объясниться в той ущербной ситуации, когда не знаешь, что на уме у другого. Теперь Луиза ушла в свою комнату. Аперитив стоял на столе. Светские условности встречи отпадали одна за другой, оставался только разговор, а он будет техничным. Они поцеловались в щеку.