Эдвард Резерфорд - Лондон

– Будешь смотреть? – спросила Дженни.

– Нет, не сегодня, – ответила Мейзи.

– Время, – сказал Перси.

Им с Гербертом было за шестьдесят. Ночами они помогали на соседней маленькой пожарной подстанции. «Не могу сидеть сложа руки и ждать», – объяснил Перси. Мейзи считала, что Герберту правильнее остаться с ней. «Им лучше быть вместе», – возразила ей Дженни.

– Тогда идем, – откликнулся Герберт.

Ровно в шесть часов Чарли снова ушел. До этого, правда, был спор. Тема не менялась с тех пор, как троих старших детей эвакуировали, а Рут отказалась покинуть Чарли. Он еженощно переживал за нее и младенца.

– И где же ты собираешься ночевать?

У Рут было три места на выбор. Первое – бомбоубежище. В центре Лондона таковыми становилось метро или какое другое подземное сооружение. Но в Баттерси под него отвели дом, обложенный мешками с песком и далеко не безопасный. Если бомба взрывалась по соседству, то ничего, однако прямое попадание означало гибель для всех укрывшихся. «Вопрос очередности», – сухо заметила Рут. Второй вариант – весьма надежное убежище Андерсона. Оно представляло собой половинную трубу из гнутых листов гофрированной стали достаточной высоты, чтобы войти пригнувшись. Его вкапывали во дворе, обкладывали мешками с песком и присыпали землей. Это спасало от авианалета, если опять же не случалось прямого попадания.

Война уже преобразила узкий задний двор дома, снятого Доггетами возле Лавендер-Хилла. Во-первых, вдоль асфальтовой дорожки срыли траву и разбили огород. Во-вторых, появился загончик с тремя курами. Дальше расположилось убежище Андерсона.

Рут ненавидела его.

– Я не могу сидеть закупоренной в такой тесноте, – жаловалась она. – Там сыро, ребенку туда все равно нельзя!

Она твердила об этом без умолку, хотя Чарли считал убежище совершенно сухим. Но он знал, что Рут не переспоришь. Поэтому существовал третий вариант: сидеть дома под лестницей. Чарли обложил мешками заднюю дверь и окно. Это было все, что он мог сделать.

– Если на бомбе напишут наши имена, никуда не спрячешься, – сказала ему Рут, и шесть лондонцев из семи думали так же.

Он все равно из ночи в ночь перед уходом уговаривал ее пойти в убежище Андерсона. Наконец сдался:

– Мне пора, я больше не могу спорить.

– Иди, – ответила Рут. – Ничего нам не сделается.

И Чарли Доггет, надев форму и прихватив сапоги и шлем, отправился на свою опасную ночную работу.

В четверть седьмого Хелен Мередит поцеловала мать и пожелала спокойной ночи. Форма ей очень шла, белокурые волосы были заколоты и убраны под шапочку.

– Выглядишь на двадцать пять, и ни днем больше, – улыбнулась Вайолет.

– Спасибо, – с улыбкой кивнула та.

– Хелен. – Мать придержала ее за руку. – Не волнуйся. Все будет хорошо.

Невилл Силверсливз с готовностью впрягался в любой воз. В том не было его вины: к нему обращались, а он качественно делал все, о чем просили. Еще в ранней молодости он унаследовал от отца почтенную старую юридическую контору «Одсток, Олдербери и Силверсливз». И в какое бы общество он ни вступил, через несколько лет его неизбежно звали в секретари. Он был высок, с редеющими черными волосами и очень длинным носом. «На этот нос, как мухи на липучку, слетаются всякие мелкие посты», – съязвил один ядовитый барристер.

Будучи верующим человеком, чья фирма помогала епархии, Невилл прислуживал в соборе Святого Павла и, в силу должности, попал в инспекторы добровольных пожарных отрядов, которые действовали в Сити и Холборне. За последние месяцы лондонцы невзлюбили этих блюстителей за беспощадные требования к режиму затемнения, но те лишь выполняли приказы. Они ошибочно полагали, что немецкие летчики способны засечь с пяти тысяч футов даже зажженную сигарету. В самом Сити проживали немногие, но под защитой оказалось столько банков, контор и церквей, что инспекторы занимались серьезным делом. Пожары и бомбы угрожали им в той же мере. Но Невилл Силверсливз считал это просто очередным бременем, назначенным ему судьбой.

Этой ночью он заступил на дежурство.

Подстанция братьев Флемингов находилась в восемьдесят четвертом секторе на внешней границе лондонской юрисдикции. Это была школа, ныне эвакуированная. Арсенал сводился к четырем такси с лестницами, трем прицепным насосам, фургону и двум мотоциклам.

Дружины собрались вскоре после шести, но им, возможно, предстояло протомиться часы, пока их не призовут на помощь измотанным бригадам, работавшим в центре. На подстанции расположились офицер из кадровых пожарных плюс сами бригады, все члены которых принадлежали к Вспомогательной пожарной службе. Перси и Герберт состояли в резерве, вдобавок Перси обычно присматривал за кухней.

В главном зале поставили доску для игры в дартс, а Герберт прославился исполнением на старом пианино популярных песен из репертуара мюзик-холла. Единственной проблемой, по мнению Перси, было питание.

К сожалению, руководство не сумело его толком наладить. В распоряжении Перси имелись только рис, капуста и зеленоватая, на его взгляд, солонина.

– Не разгуляешься, – заметил он Герберту.

Оставалось одно: сварить рис и дожидаться гула первой партии немецких самолетов, пролетавших на центр Лондона прямо над головой. Давно стемнело, и Герберт сосредоточенно наигрывал очередную легкую мелодию, когда Перси, выглянувший за дверь, услышал рокот одинокого мотора, который надвигался прямо на него, затем он увидел пару огней, а вскоре – что-то огромное и огненно-красное.

– Боже, – выдавил он, задрожав.

Адмирал сэр Уильям Барникель вымахал ростом шесть футов и три дюйма; его грудная клетка напоминала нос линкора, а борода была пышной и рыжей. Он выглядел истинным потомком своих викингов-предков.

– Мой дед Джонас был простой морской капитан, – отчитывался он скромно. – А до него – сплошные, как выяснилось, рыботорговцы.

Адмирал плохо знал Сити и не представлял себе веса, который имели члены этой старинной гильдии. Но стоило ему шагнуть на квартердек, и он превращался в командира ничуть не хуже своих пращуров.

Власти пошли на осознанный риск, назначив адмирала ответственным за значительную часть лондонской Вспомогательной пожарной службы.

– Он никудышный дипломат, – деликатно возразили отдельные бюрократы.

Барникель мог рыком остановить фрегат.

– Нам и не нужен дипломат, – ответил лично Черчилль. – Нам нужен человек, способный поднять боевой дух.

И вот неистовый темперамент адмирала Барникеля, подкрепленный большим и могучим сердцем, излился на Вспомогательную пожарную службу.

Его-то бороду и узрел Перси, когда адмирал, по своему обыкновению, нагрянул с неожиданной проверкой этого клочка своих обширных владений.