Ник Хорнби - Смешная девчонка

– Профессия, кажется, древнейшая.

– Не будь такой циничной, солнышко. Я знаю свое дело. Послушай меня. Тебе известно, что такое субретка?

Барбара со вздохом закатила глаза. Она дала себе слово без промедления найти где-нибудь библиотеку.

– Ты – классическая субретка. На таких всегда есть спрос. Но и в этом плане от тебя ничего не потребуется. Тебе будут платить большие деньги только за то, что ты – это ты. Слушайся меня – и всем нам будет счастье.

– И чему вы меня научите?

– Я научу, как себя вести с нужными людьми, а уж эти люди научат всему остальному. Улыбаться. Двигаться. Выпячивать грудь, отставлять попку. И так далее. Ты глазом моргнуть не успеешь, как подпишешь контракт с какой-нибудь фотостудией. И очень скоро в садовом сарае у каждого мужчины не старше семидесяти лет будет висеть твой портрет в бикини.

– Мне лишь бы играть, а в чем фотографироваться – не так уж важно.

– Неужели ты всерьез вознамерилась играть?

– Я хочу быть комической актрисой, – призналась Барбара. – Как Люсиль Болл.

– Вот оно что. – Брайан помрачнел. – Ну-ну. Это, конечно, совсем другой коленкор.

Женская страсть к лицедейству стала проклятьем всей его жизни. К нему в агентство чередой шли красивые, фигуристые девчонки, но половина из них отказывалась сниматься для календарей и участвовать в презентациях. Каждая хотела сразу на Би‑би‑си – пусть это будет эпизод из трех реплик, пусть героиня будет одинокой матерью, вынужденной работать в шахте. Брайан не понимал такого рвения, но благодаря своим связям постоянно направлял девушек показываться продюсерам и начальству актерских отделов. Раз за разом получая отказ, его подопечные становились намного сговорчивей.

– Как мне помнится, у Люсиль Болл не было особого выбора. Она сильно сдала, и никто больше не брал ее на роли романтических героинь; что ей оставалось, кроме как паясничать? Тебе до этого еще очень далеко – такой вариант мы с тобой рассмотрим не скоро. Лет этак через двадцать. Ты приглядись к себе как следует.

– Я хочу показаться какому-нибудь режиссеру.

– Так ведь о чем я толкую: в твоем случае показываться – это лишнее. Ты можешь стать фотомоделью и тем самым проложить себе дорогу в любой фильм.

У него уже навязли в зубах эти увещевания. Хоть бы одна прислушалась…

– В любой фильм, где мне не потребуется открывать рот.

– Я же не буду спонсировать тебя до скончания века.

– По-вашему, если я только открою рот, меня придется спонсировать до скончания века?

– Я этого не говорил.

– Организуйте для меня пробы.

Брайан пожал плечами. Судя по всему, им предстояло идти долгим кружным путем.

Наутро Барбара вынуждена была объяснить Марджори, что на работу больше не пойдет, поскольку в ночном клубе познакомилась с мужчиной, который подкинет ей денег.

– Что ж это за мужчина? – удивилась Марджори. – Там, может, еще такие найдутся? Я, понятное дело, в обувном работаю, но ты ему намекни, что подруга, мол, на все готова.

– Он – агент.

– Ты лицензию у него проверила или какое другое свидетельство, что он агент?

– Нет. Но я ему доверяю.

– С чего это?

– Вчера я была у него в конторе. Там секретарша, письменный стол…

– На что только люди не идут.

– В каком смысле?

– И секретаршу нанять готовы, и стол купить. Чтобы только аферы свои проворачивать. Вот наведайся к нему сегодня – не знаю, увидишь ли там этот стол.

– У него и картотечные шкафы стояли.

– Не будь такой наивной, Барбара.

– Но со мной-то какую аферу можно провернуть?

– Все тебе разжуй.

– По-твоему, человек будет держать секретаршу, покупать столы, расставлять картотечные шкафы, чтобы только соблазнять девушек? Не слишком ли хлопотно?

Марджори больше не распространялась на сей счет, но недвусмысленно подталкивала Барбару к самостоятельным выводам.

– Он тебе денег дал?

– Пока нет. Но обещает.

– Ты эти деньги отработала?

– Нет!

– Господи прости.

– Он делает доброе дело, разве нет?

– Я б так не сказала. Если тебе за просто так деньги дают, одному Богу известно, чего от тебя потребуют.

Барбара и впрямь почувствовала бы себя круглой дурой, не примись Брайан тут же посылать ее на кастинги. Телефона у нее не было, поэтому каждое утро она выгребала из кошелька все трехпенсовые монеты и отправлялась на угол, к телефонной будке. В отсутствие хороших вестей Брайан поручал секретарше сказать об этом сразу, пока Барбара не опустила в прорезь таксофона вторую монету.

Первый кастинг устраивался для фарса под названием «В господской спальне». В нем рассказывалось… Да какая, собственно, разница? Там фигурировали полуголые девицы, блудливые мужья, застигнутые со спущенными штанами, и вредные, занудливые жены. Если коротко – в этом фарсе рассказывалось, что бывает, когда люди хотят секса, но остаются ни с чем. По наблюдениям Барбары, британские комедии в большинстве своем строились именно вокруг этого. Персонажей по какой-либо причине всегда останавливали до, а не разоблачали после. Это уже навязло в зубах.

Пьеса готовилась к постановке в театральном клубе, неподалеку от Черинг-Кросс‑роуд. Продюсер шепнул Брайану, что Управление лорда-гофмейстера, похоже, запретило играть ее в обычном театре.

– Сущий бред, поверь, – говорил Брайан. – Лорду-гофмейстеру это по барабану. Но постановщикам выгодно, чтобы публике мерещился запрет.

– Почему, как вы считаете?

– Ты же читала пьесу, – ответил он. – Это полная белиберда. В Уэст-Энде такая вещь не продержалась бы и двух вечеров. Но, нагнетая слухи, можно всучить пару-другую билетов каким-нибудь обалдуям, которые решат, будто им предлагают нечто слишком пикантное для традиционной сцены.

– Текст совершенно не смешной.

– Катастрофически не смешной, – подтвердил Брайан. – Но это – комедия. Ты же сама сказала, что тебя влечет именно комедийный жанр.

Сомнений не было: он решил ее проучить. Вынудить раз за разом пробоваться на заведомо дрянные роли, чтобы она поскорее разделась до купальника и засветилась в какой-нибудь телевикторине – ему на радость.

В ночь перед кастингом она перечитала пьесу. Текст показался ей еще примитивнее, чем в первый раз, и все же Барбара просто обмирала от желания получить роль в этой постановке.

Ее героиню звали Полли; именно с ней у главного героя, мужа душной и скучной жены, раз за разом срывался интим. В тесном, грязноватом клубе Барбару посадили за столик, и режиссер, изможденный человек на седьмом десятке, с никотиновыми пятнами в серебристой шевелюре, вызвался ей подчитывать. Начала она, как ей казалось, уверенно и немного дерзко:

– «Мы не можем заниматься этим прямо здесь. Ведь наверху сидит ваша жена».