Артуро Перес-Реверте - Терпеливый снайпер

Он вдруг замолчал и стал рассматривать татуировки у себя на предплечьях. Потом коротко взглянул на меня и опять отвел глаза.

– Если интересно, могу отвести…

Слова были те же, но тон изменился. Задрожала жилка алчности, поняла я. Ожил финикийский купец, прикидывающий, сколько можно содрать с туземцев. Я решила поводить, а не дергать. Нельзя было ни дать маху, ни идти на риск. Неосторожное упоминание Снайпера могло испортить все дело.

– Да, может быть, как-нибудь на днях и сходим… – ответила я безразлично. – Я скажу, как надумаю.

Он глядел на меня оценивающе. С любопытством. Потом как будто обмяк – успокоился.

– Как захотите… Хорошо было ночью?

– Ночью?

– Ну да, – он любезно улыбнулся. – Со Снайпером.

Я кивнула и улыбнулась в ответ:

– Да! Очень хорошо.

– Я рад. Я ведь вам говорил: он замечательный.

И в тот же день, расставшись с таксистом, я отправилась в церковь Благовещения. Она оказалась такой, как описывал ее Онорато: маленькое здание с фасадом в стиле барокко, зажатое меж двух старинных и ветхих палаццо, в испанском квартале, где от окна к окну поперек улицы сохнет белье на веревках, а в полуподвалах ютятся зеленные лавки и автомастерские. Часть фасада была закрыта металлическими лесами и брезентом, а у дверей стоял контейнер для строительного мусора и ржавая бетономешалка. Я некоторое время рассматривала церковь от ближайшего угла, оборудовав себе прекрасный и хорошо замаскированный наблюдательный пункт в баре без вывески, располагавшем одним столиком внутри, а другим – на тротуаре, холодильником с напитками и полудюжиной разномастных стульев. И наконец, убедившись, что не привлекаю ничьего внимания, перешла на другую сторону, обогнула бетономешалку и вступила под своды. Площадь нефа оказалась никак не больше сотни квадратных метров, а в глубине имелась ниша с распятием, закрытым брезентом. На полу лежали грудой мешки сухого раствора, один штукатур, опустившись на колени, без особого воодушевления возил мастерком по стене, а второй стоял рядом, покуривая. Противоположная стена была уже покрыта граффити, выполненными в стиле, который я назвала бы постмодернистским барокко, – написанные яркими красками ангелы, и святые, и черти, и дети, и голубки, и облака, и световые лучи сплетались в кричаще-притягательную, ни на что не похожую композицию, и казалось, что крики отчаяния и надежды возносятся по стене к небу – туда, где маленький, наполовину расписанный купол с металлическими лесами, поднимавшимися почти до самой крыши, был испещрен бесчисленными изображениями господних рук: они образовывали овал, в центре которого возвышался человеческий скелет, увенчанный черепом.

– Когда будут работать над этим? – спросила я штукатуров, показывая на граффити.

– Раньше полудня не явятся, – ответил курильщик. – Долго спать любят.

Я вернулась на свой наблюдательный пункт и принялась ждать. Через полчаса увидела Флавио и еще какого-то паренька. Меня они не заметили. В церкви они оставались до четырех, и к этому времени я успела выпить три бутылки воды и съесть удивительно вкусную пиццу, сготовленную молодой толстухой, которая колдовала у печи. Потом оба райтера ушли вниз по улице, а в церковь никто больше не заходил. Вскоре удалились и штукатуры. Удостоверившись, что дверь заперта, ушла и я. Время от времени оборачивалась, проверялась, но никто за мной не следил. Ну, или мне так показалось.

Ближе к вечеру я сделала кое-какие покупки на виа Толедо. Потом села на веранде кафе, сложив пакеты у ног, и позвонила Маурисио Боске, чтобы уточнить оферту, которую я должна была предложить Снайперу, – каталог, выставка, MoMA, деньги…

– Маурисио? Говорит Лекс.

– Лекс?! Ах, чтоб тебя! Куда ты запропастилась?! Где ты?

– Все еще в Неаполе.

– Ну и? Откопала?

– Нет пока. Но, кажется, сумею.

Мы проговорили довольно долго, обсуждая каждый пункт. Боске попросил подробно рассказать, как именно я подобралась к объекту, а я ответила, что еще только подбираюсь. Но, по крайней мере, контакт произошел. Издатель возликовал. Заверил, что об экономическом, как он выразился, обеспечении беспокоиться незачем. Его партнеры твердо намерены выполнить все пожелания Снайпера в той форме, какую он сам предпочтет, если только он потратит сколько-то времени на сбор лотов для аукциона, который пройдет в будущем году в Лондоне или Нью-Йорке. В отношении каталога: он будет напечатан в двух большеформатных томах в картонном футляре в «звездной серии» издательства «Бирнамский лес», флагмана книготорговли в крупнейших музеях мира, то есть встанет в один ряд с ретроспективными каталогами типа «полное собрание работ», которых до сих пор удостаивались только семь современных художников – Синди Шерман, Шнабель, Беатриз Мильязес, Кифер, Кунс, Херст [48] Синди Шерман (р. 1954) – влиятельная американская художница, работает в жанре постановочной фотографии. Джулиан Шнабель (р. 1951) – американский художник-неоэкспрессионист и кинорежиссер, прославился «тарелочными картинами» с элементами мозаики из осколков разбитой посуды; в 2007 г. получил приз Каннского кинофестиваля за лучшую режиссуру за кинокартину «Скафандр и бабочка» о редакторе журнала ELLE Жане-Доминике Боби. Ансельм Кифер (р. 1945) – немецкий художник; большая часть его творчества посвящена холокосту и ответственности Германии за трагедию Второй мировой войны. Джефф Кунс (р. 1955) – американский художник, известный своим пристрастием к китчу; его работы входят в число самых дорогих современных произведений искусства; позолоченная статуя Майкла Джексона (Michael Jackson and Bubbles) была продана на аукционе Sotheby’s за пять с лишним миллионов долларов. Дэмьен Стивен Херст (р. 1965) – английский художник, коллекционер и предприниматель, автор нашумевшей инсталляции The Physical Impossibility of Death in the Mind of Someone Living , ставшей символом британского искусства 1990-х, самый богатый из ныне живущих художников (в 2010 г. его состояние оценивалось в 215 млн фунтов стерлингов). и братья Чепмены. Что же касается Музея современного искусства в Нью-Йорке, добавил Маурисио, то уже приведены в действие все пружины, и перспективы вырисовываются самые блестящие: осталось лишь формальное подписание контракта.

– Так что можешь передать ему от моего имени, – завершил он, – что если согласится войти в игру, солидный коллектив профессионалов только и ждет, чтобы возвести его на самое что ни на есть седьмое небо.

Тут я спросила его в упор, не он ли навел на мой след Бискарруэса. И не ведет ли он двойную игру? Он сначала сделал паузу – или потерял дар речи, – потом ответил взрывом негодования, а потом пламенными заверениями в полной своей непричастности.

– Клянусь тебе! – твердил Маурисио. – Я тут ни при чем! Сама посуди – зачем мне?! Я ведь себе не враг!