Артуро Перес-Реверте - Терпеливый снайпер

На следующий день, пораньше, я вернулась на площадь. Выпила в баре две чашки кофе, издали наблюдая за подворотней, пока оттуда наконец не вышел Снайпер. Все как вчера – темные очки, бейсболка, пилотская кожанка. Он зашагал вниз по улице, но на этот раз я не последовала за ним, а обогнула припаркованные машины и отправилась к дому. Я заметила, что в окне мелькает силуэт женщины, из чего нетрудно было заключить, что она в квартире.

Подворотня была широкая, просторная, как и подобает такому старинному дому, выстроенному не без претензий, но уже сильно обветшавшему. Из внутреннего двора я вступила на пологую лестницу с почерневшими ступенями, над которой свисали провода и лампочки без колпаков. Медленно поднялась на третий этаж. На деревянной двери, чистой и хорошо отлакированной, сверкало начищенной бронзой изображение Сердца Христова. Было там и маленькое зарешеченное окошечко, позволявшее видеть того, кто звонит в дверь. Когда я нажала кнопку, полукруглая золоченая шторка отодвинулась и на меня уставились два больших зеленых глаза.

– Мы договорились о встрече, – наврала я с ходу.

Необязательно было это говорить, думала я, пока хозяйка меня рассматривала. В мой план это не укладывается и ничем мне не поможет. Наоборот – может усложнить дело. Однако полубессонная ночь привела меня к непреложному выводу: прежде чем двигаться дальше, надо предпринять некоторые шаги. Надо открыть кое-какие собственные секреты и спроецировать их на человека, за которым я слежу вот уже несколько недель. На него самого, на его мир и на обитателей этого мира.

– Его нет дома, – ответил мне приятный глубокий голос с заметным неаполитанским выговором.

– Я знаю. Он сказал мне, что уйдет. И что я смогу подождать его здесь.

– Вы испанка?

– Да. Как и он, – и изобразила соответствующую обстоятельствам улыбку. – Мы были с ним вместе в ту ночь. С горбунчиками.

Зеленые глаза еще несколько секунд всматривались в меня через окошечко. Потом щелкнула щеколда, и дверь открылась.

– Проходите, пожалуйста.

– Спасибо.

Я шагнула в просторную полутемную прихожую, соединенную с маленькой гостиной с балконом, смотревшим на улицу. Я ожидала увидеть студию художника, заваленную холстами и красками, и сильно удивилась – комната была самая обычная, скромно обставленная. На спинке и подлокотниках дивана с обивкой цвета палой листвы лежали вязаные крючком салфеточки. По стенам висели семейные фотографии в рамочках и единственная картина – весьма посредственный пейзаж, представлявший оленей на водопое у ручья под деревьями, сквозь листву которых пробивались лучи пурпурного солнца. Убранство довершали люстра с керамическими колпаками в виде тюльпанов, аляповатая Мадонна (одна из многих сотен здешних разновидностей) над вазой с цветами, буфет со статуэтками из Каподимонте, набор металлических и фарфоровых наперстков и еще какие-то фотографии. У окна высился огромный телевизор с DVD-плеером. Кроме пары снимков, запечатлевших Снайпера рядом с хозяйкой, следов его присутствия не обнаружилось.

– Хотите чаю или кофе?

– Нет, спасибо, сейчас ничего.

– Может быть, воды?

Я улыбнулась ей успокаивающе. Лучшей своей светской улыбкой.

– Тоже не хочу. Спасибо.

Она по-прежнему стояла передо мной в легкой растерянности. Думаю, соображала, как со мной и ко мне обращаться. Кто я и зачем пришла. Она даже в сандалиях на плоской подошве была чуть выше меня ростом и в самом деле очень хороша фигурой и лицом. Когда она двигалась по комнате, легкое светлое платье, оставлявшее на виду руки от плеч и ноги до колен, сильно обтягивало бедра – завидной, надо сказать, крутизны. На ногтях я заметила лак, но руки были невыхоленные. Держалась она спокойно, естественно и непринужденно. И от нее исходило умиротворение, будто излучаемое ее глазами, которые оставались светлыми, даже когда лицо было в тени. Сейчас, впрочем, смотрели они довольно мрачно.

– Он вас не предупредил? – с деланым удивлением осведомилась я.

Она качнула головой, улыбнувшись с легким оттенком извинения. Потом мягким движением левой руки с дешевыми часиками и тонкой золотой цепочкой на запястье обозначила предложение сесть. С другой цепочки – на шее – свисало маленькое распятие, тоже золотое. Я опустилась на диван, а она еще мгновение постояла в нерешительности, а потом села в кресло напротив, по другую сторону стеклянного столика, на котором лежали стопка таблоидов и полдюжины маленьких и никчемных пепельниц из посеребренного олова. Ножки у нее восхитительные, не могла не отметить я. Полные, но плотные и крепкие, как, впрочем, и руки. Когда она села и слегка наклонилась ко мне, пышные груди чуть обвисли под собственной тяжестью, натянув ткань.

– Я уже вам сказала, что мы с ним познакомились в ту ночь. Когда были в порту. Он и я.

Это «он» было произнесено с полной естественностью, а имя Снайпера не упомянуто. Я не знала, известно ли ей это прозвище или она называет его настоящим именем, каково бы оно ни было, или еще каким-нибудь вымышленным.

– В порту… – повторила она по слогам.

Она боится бессознательно, внезапно поняла я, неосознанно. Не меня лично – иначе не открыла бы дверь, – а того, что возвестил ей мой приход, едва лишь наши взгляды встретились. И как только инстинкт самки определил угрозу – птенца опасности, – она пыталась понять, с какой стороны ее ждать от меня. И это предчувствие замутило прозрачность ее глаз.

– Да, – сказала я. – Мы там были с другими ребятами… Сами знаете с кем.

Она не подтвердила, что знает, и не опровергла. А просто продолжала смотреть на меня в ожидании дальнейшего. Я понятия не имела, что она знает о Снайпере. О его тайной жизни, о его прошлом, об угрозе, нависшей над ним.

– Он гениальный художник, – вымолвила я, отважившись. – Я им восхищаюсь.

Дальше я без умолку говорила минуты две, имея целью несколько разрядить обстановку. Рассеять недоверие, которое я все еще замечала в ее глазах, когда она устремляла их на меня, как рентгеном просвечивая все, что я имела предложить. Я говорила о том, что занимаюсь историей искусства, а специализируюсь на современных художниках, о своих связях с музеями и издательствами. Но вскоре почувствовала – она слушает без прежнего внимания. Время от времени вежливо кивает, но не выказывает уже сколько-нибудь значительного интереса. Однако инстинктивное ощущение опасности как будто задремало. Дважды она украдкой взглянула на часы, и я поняла, что ей нет дела до моих слов. Сейчас она была просто вежлива со мной, исполняя у себя дома долг гостеприимства, но испытывала растерянность и отчасти даже неловкость, потому что ее любовника не было с ней сейчас. А она была уверена, что он рассеет или укрепит ее подозрения. Потому что привыкла слепо ему доверять. И скорей всего, заключила я, в том-то все дело. Все очень просто. И не было никакой тайны в этих зеленых глазах и вообще ничего, кроме пустоты. Мужчины склонны полагать, что в глазах красивых женщин что-то таится, но чаще всего они заблуждаются. Я ведь сама ожидала большего от спутницы Снайпера, а увидела перед собой лишь крупное, смуглое, пышное тело – лакомый кусок плоти. Она сама даже не знает, саркастически подумала я, что этот ее сожитель – или кто он ей – один из самых знаменитых и разыскиваемых райтеров в мире.