Лондон: время московское

Встаю со стула, на мое место сразу садится ребенок, который отошел от аппаратов с напитками… Теперь непонятно, где разложить вещи… Так… Можно здесь на полу… Наклоняюсь. Выкладываю аккуратно все друг за другом… В длинную линию. Конечно, по закону подлости — кошелек обнаруживается последним. Мальчик сверху, со стула, наблюдает за мной… Смотрит на длинную цепочку моих вещей, лежащих вдоль стены… Ну и пусть смотрит… Он же занял мое место! Я оглядываюсь. Отсюда, с пола, все в кафе выглядит совершенно по-другому… Будто наизнанку. Под столами на крючках висят разнокалиберные сумки… Рядом с ними ноги их владельцев. Сидеть на корточках неудобно, я встаю на колени. Пол грязнее, чем я думала, — весь в разводах, а потолок далеко-далеко над маленькими головами… Мальчик сползает со стула и становится рядом со мной… Малыша мать тоже снимает с рук и кладет рядом с братом на пол. Младенец, лежа на животе, сильно тянет голову вверх, пытаясь все рассмотреть, вертит одутловатым лицом. Брат показывает ему язык и, дразня, начинает бегать кругами вокруг, не отрывая от него взгляда… Младенец тужится, краснеет и начинает тоже дергать ногами, изображая бег, — старший хохочет и останавливается. Младенец запоздало замирает… Брат стоит какое-то время, хитро улыбаясь, потом снова бросается в бег по кругу, а малыш опять, дергаясь, изображает бегущего… Так двигаются собаки во сне… Потом наконец младенец отвлекается на горсть раздавленного печенья… и начинает клевать его губами, как голубь… Мать с наколкой все это видит, но ничего не предпринимает… Снизу она кажется непропорционально огромной… Когда закидываешь голову наверх — непременно приоткрывается рот… ну это-то неудивительно: чистая физиология — работа мышц… Вот что интереснее, это почему женщины всегда открывают рот, когда красят глаза?

Потолок тоже в пятнах — то ли протечка, то ли так зашпаклевали трещины… Пол в разводах — соответствуют ли пятна на потолке пятнам на полу? Лицо вверх, лицо вниз… Лицо вверх, лицо вниз… Каждый раз, когда вверх, — рот чуть приоткрывается… Только нужно закидывать действительно сильно.

Сейчас сверху на меня смотрит не только маленький мальчик, но и официантка, и еще какие-то люди… Официантка протягивает мне блюдце с чеком… А за ней вытянул голову дядька в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами.

— Вы что? Это все продаете? — он смеется, и я вижу, как у него над ремнем трясется живот.

— Нет, — я заталкиваю все свои вещи обратно в сумку. Кроме кошелька. Встаю. Смотрю на официантку… Мне кажется, она вот-вот заплачет… Или засмеется — не очень понятно. — Я просто искала деньги… Не знаю, как у вас, но у меня, пока каждую вещь отдельно друг от друга не разложишь, потеря никогда не найдется… А у вас?

Мужчина с закатанными по локоть рукавами тут самый главный.

— С вами все в порядке? — он смотрит мне прямо в глаза. Официантка пытается стоять все время чуть сзади него. Она явно меня боится. Мужчина не боится, и в его руках власть… Это чувствуется по его взгляду.

— Она просто уступила место моему сыну! — у женщины с наколкой на плече сейчас очень громкий голос… Она наконец перестала говорить по телефону. Пьет что-то из высокого стакана — над губой блестит белая пенка.

Лучше бы она вытерла эту пенку — с пенкой на губе ей трудно поверить… К ее мнению никто не прислушается. Неприятно это, когда еда на лице.

Видно, что они все не приняли в расчет фразу женщины с пером. Она действительно не выглядит как кто-то, кому можно доверять на все сто… Но она очень мило пытается мне помочь. Я ей благодарно киваю. Ее сынок опять бежит к аппарату с напитками. Я наконец сажусь на свой бывший стул.

— Можно мне еще чаю… — вижу, как это все не нравится официантке. — Впрочем, извините, вы правы… мне пора… Я должна идти… Спасибо.

Выхожу на улицу — но уйти мне нельзя… Я же должна дождаться человека. Столик у витрины уже заняли. Стою около самых дверей в кафе. Стоять не очень приятно… Делаю вид, что у меня расшнуровались ботинки, — медленно перевязываю все заново… Серый асфальт вокруг покрывается черным горохом… в его появлении угадывается четкий ритм… Это пошел дождь, хорошо, что я с зонтом, открываю его — теперь дождь еще и слышно… словно по натянутой надо мной ткани бегут сотни крохотных ног. Толпа человечков мечется по моему зонту — туда-сюда, туда-сюда… Проходящий мимо мужчина бьет по моему зонту шляпой: “Извините!” Но человечков с него не сбивает — все так же топают: топ-топ-топ-топ-топ… Опять удар по зонту, но уже другим зонтом — не черным, как у меня, а цветным, раздутым, самодовольным. Здесь очень узко, картинки мелькают совсем близко: острый угол лысины, руки, заправляющие за ухо прядь волос, пухлые пальцы в кольцах шарят в поисках замка на сумке, маленькие глаза в очках и падающая на них челка. Отворачиваюсь в сторону — в соседнем ресторане повар в белой шапочке достает широкий нож, срезает у огурца концы и начинает медленно срезать тонкую ленту по всей длине до самой сердцевины. Потом нарезает ее тонкой стружкой, складывает в контейнер, тщательно вытирает нож, убирает, моет доску и уходит в глубь кухни. Рядом со мной останавливаются полицейские с кургузой собакой. Объясняют мужчине, как пройти, очерчивая в воздухе воображаемый маршрут, собака широка зевает. Два молодых клерка торопятся к пабу.

— Ты уже давно не живешь…

— Что ты имеешь в виду?

— Полюбуйся на свою ладонь и тут же поймешь, что ты робот…

Наверное, мы все уже давно роботы. Опять удар — я явно мешаю идущим по этому узкому проходу людям. Вернее, это зонт мешает, он своими спицами за всех цепляется. Норовит кого-нибудь удержать… Складываю его. Лицо покрывает своими холодными поцелуями дождь. Когда же придет этот человек… Надеюсь, он меня сам узнает… Должны же ему были меня как-то описать? Наверное же, сказали примерный рост… я не знаю… вес… Что, мол, у нее волосы цвета темного янтаря — нет, скорее всего, сказали, что просто рыжая… Не знаю, но как-то же они позаботились о том, что мы встретимся, а не пройдем мимо друг друга… Он же, думаю, как-то должен на эту тему подстраховаться… Или он тоже как я — пошел, а потом уже задумался, как же я ее узнаю… Нет, нет, нет… Все должно получиться само собой — увидели… и всё поняли… ОН и ОНА… А если не поняли, то, значит, и не суждено… Чего там ученые на эту тему доказали — что решение принимается в первые несколько секунд… и все это феромоны… От волнения мелко дрожат колени. Я сейчас как клоп на винограднике — сижу и вибрирую, а где-то далеко-далеко на какой-то совсем другой лозе сидит другой клоп, и когда наконец мои вибрации дойдут до него, он очнется и побежит ко мне навстречу. И чем сильнее вибрации, тем больше у меня шансов. Интересно, если я сейчас начну издавать громкие звуки… Или открывать и закрывать зонт… Это привлечет наконец того, кого я здесь жду?