Дэвид Николс - Мы

Тем летом дом Райана стал для Алби чем-то вроде рая, а отец Райана — чем-то вроде божества. Он разрешал им водить фургон, лазить по высоченным деревьям, уходить на ночную рыбалку; он возил их в каменоломни, причем мальчишки тряслись в открытом кузове, сталкивал их с высоких скал в темную воду. Чем заржавленнее и острее предмет, чем сильнее оголены провода, тем лучше это подходило в качестве игрушки. Они занимались сваркой! Он разрешил им заниматься сваркой! Майк никогда не усаживал Райана возле себя, чтобы терпеливо объяснять ему периодическую таблицу химических элементов; на территории Майка не было никаких «школьных вечеров». О да, жить с Майком — это как сидеть на пороховой бочке.

— Мне кажется, Алби слишком много времени проводит у Райана, — заявил я после очередной инспекции, сопровождавшейся слезами, подкупом и скрытой злобой.

— Мы не можем ему запретить, — возразила Конни. — Запретный плод всегда сладок.

Подобное заявление я счел неуместным. Если мой отец что-либо запрещал мне, я четко понимал: нельзя значит нельзя.

Иногда Майк подвозил Алби домой, причем в самое несусветное время; они с Конни подолгу стояли в саду перед домом и говорили, говорили.

— Он просто прелесть, — возвратившись, заявляла слегка раскрасневшаяся Конни. — Очень живой, и в нем есть изюминка. По-моему, это восхитительно, как он воспитывает Райана в одиночку.

Восхитительно! Интересно, и что восхитительного в том, чтобы разрешать своему малышу расти, будто придорожная трава, не задумываясь о его будущем?! А как насчет моей работы, многолетних исследований допоздна, из-за чего, собственно, нам и пришлось сюда перебраться? Алби никогда не изъявлял ни малейшего желания побывать в моей лаборатории и познакомиться с моими коллегами. Более того, похоже, Алби презирал все это, и подобное презрение к буржуазным ценностям было частью его формирующегося «политического» самосознания, которое он решительно отказывался со мной обсуждать.

— А чем именно занимается отец Райана? — спрашивал я.

Этого Алби не знал, но зато он знал о девицах, явно вышедших из подросткового возраста; папа Райана приводил их домой из паба. А еще знал о пачке банкнот, что Майк прятал в кармане засаленных джинсов.

Открытого столкновения было не миновать, что и произошло во время ежегодной школьной викторины для детей и родителей, ставшей очередной тусовкой в бесконечной череде общественных мероприятий с целью сбора денег на новый театр (им почему-то всегда нужны или новый театр, или печь для обжига, или фортепиано, а не новая центрифуга или вытяжной шкаф).

Без ложной скромности должен признаться, что неплохо справляюсь с каверзными вопросами, — так уж устроен мой мозг, причем это касается не только науки. В подростковом возрасте я был просто околдован Книгой рекордов Гиннесса и даже выучил наизусть целые куски оттуда. Температура Солнца, скорость гепарда, длина диплодока — данные факты были моим коронным номером на вечеринках, хотя на вечеринках до них обычно дело не доходило. Ничего страшного, ведь, несмотря на то что некоторые познания стерлись из памяти, ключевые моменты — самые высокие горы, самые глубокие океаны, скорость света и звука, формулы числа пи, флаги стран мира — въелись намертво, как татуировка. Конни отвечала за искусство и культуру, и когда семейство Петерсен вошло в спортзал, оно, по моим ощущениям, чувствовало себя весьма уверенно.

— Простите, но никаких супругов в одной команде! — заявил мистер Уайтхед, который давеча сообщил мне, что у Алби отсутствуют базовые арифметические навыки.

— Ой! Конни! Скорее к нам! — заорал Майк, который на сей раз был облачен в расстегнутый до пупа комбинезон, и я заметил, как Конни, внезапно потеряв здравый смысл, вприпрыжку побежала через зал, чтобы присоединиться к его команде.

Алби сел рядом с Райаном на скамью, а я принялся озираться по сторонам в поисках потенциальных товарищей по команде, остановившись на кучке одиноких родителей, неуверенно топтавшихся возле дверей, словно в надежде потихоньку удрать. Не самая перспективная группа конкурсантов, ну да ладно. Я помахал рукой Алби и позволил себе помечтать о том, что будут говорить в классе на следующий день.

«Ну, твой папа реально вчера зажег!» — «Вытянул всю команду. Да, твой папа свое дело туго знает!» Я прекрасно понимаю, и, поверьте, лучше, чем кто-либо другой, что интеллект отнюдь не то качество, которое сыновья больше всего ценят в отцах, ведь Майк, насколько я мог судить, был дуб дубом, но Алби явно не повредит увидеть, что и я могу побеждать, причем при большом скоплении зрителей. Предложив нам бутылочное пиво со всевозможными закусками, нас усадили за стол, представлявший собой длинную доску на козлах.

Вряд ли можно найти занятие более неприятное для меня, чем необходимость придумать остроумное название для нашей команды. В свое время мне пришлось пережить несколько хирургических операций — так вот, должен сказать, они и то были менее болезненными. Почему мы просто не можем быть командой «красных», «синих» или «зеленых»? После долгих споров мы решили, уж не помню на каком основании, что будем называться «Череподробилками», а я буду капитаном. Команда Майка и Конни получила название «Мобильники наготове», что вызвало в зале смех, а меня насторожило, поскольку я всеми фибрами души ненавижу анархию. Но я решил не зацикливаться и принялся вспоминать самые глубокие озера, самые длинные реки и самые высокие горы. Раздался свисток — и мы начали.

Естественно, викторина оказалась пародией на то, что принято называть «общими знаниями». Музыкальная тематика ограничивалась в основном современной попсой, спортивная — исключительно футболом, новости и текущие события были банальными, скорее из разряда желтой прессы; и ни единого вопроса из области науки или географии, открытий или хотя бы устного счета. Мы делали что могли, но команда Майка, вышеупомянутые «Мобильники наготове», оказалась сплоченной кучкой, сплошные хихоньки да хахоньки, а Майк с Конни, голова к голове, в ее центре. «Да!» — свистящим шепотом говорили они друг другу. «Класс! Давай пиши!» На поверку Майк оказался не таким уж скудоумным, особенно в том, что касалось песенной лирики и татуировок знаменитостей, и Конни мертвой хваткой вцепилась ему в руку: «Да, Майк! Да! Ты великолепен!»

Тем временем все остальные команды жульничали, причем особо не рефлексируя: то тут, то там слышалось легкое постукивание по мини-клавиатурам, из карманов доносилось бип-бип телефонов, и чем дольше продолжалось все это безобразие, тем больше росло мое возмущение, подогреваемое выпитым пивом, которое нас поощряли покупать для пополнения театрального фонда. Наши шансы таяли прямо на глазах. Я почти сполз со своего складного стула.