Джон Ирвинг - Молитва об Оуэне Мини

— Мне кажется, Оуэн вряд ли смог бы поднять «фольксваген», — осторожно заметил Дэн Нидэм.

— Я имею в виду саму затею! — раздраженно отмахнулся директор.

По словам Дэна, преподаватели оказались плохо подготовленными к поднятию чего бы то ни было. Даже те, что выглядели поспортивнее, ни силой, ни гибкостью не могли тягаться с молодыми баскетболистами, к тому же они не учли самого главного в поставленной перед ними задаче: тяжелые и неудобные вещи гораздо легче вносить по лестнице вверх , чем стаскивать вниз .

Учитель физкультуры и тренер по легкой атлетике мистер Тубулари слегка переусердствовал, стараясь побыстрее снести машину со сцены. Он оступился и упал прямо на жесткое деревянное откидное кресло в первом ряду, — к счастью, головой мистер Тубулари ударился о сборник гимнов, иначе наверняка заработал бы сотрясение мозга. Дэн Нидэм, правда, потом заметил, что сотрясать там особо было нечего. Физкультурник, однако, жестоко растянул лодыжку, и пришлось отнести его в изолятор имени Хаббарда. Таким образом, наедине с докторским «фольксвагеном» осталось еще меньше не слишком крепких преподавателей (да несколько мясистых преподавательских жен). Автомобильчик теперь стоял на «заднице», самой тяжелой точке, где у «жука» расположен двигатель, задрав кверху капот, будто иронически отдавая честь своим слабакам носильщикам, ухитрившимся уронить его со сцены.

— Хорошо хоть доктор Дольдер всего этого не видит, — заметил Дэн.

Опасаясь директорского гнева, никто не посмел предложить наиболее простое решение — что лучше сейчас разойтись и дать школьником «посмеяться последними», а затем попросить нескольких парней посильнее и покрепче, чтобы аккуратно спустили машину со сцены и вынесли на улицу. И если они разобьют автомобиль, пусть сами и отвечают. А теперь все стало только хуже — так бывает всегда, если за дело берутся дилетанты, да притом еще в дурном настроении и второпях.

Все знали через десять—пятнадцать минут к утреннему собранию начнут подтягиваться первые школьники, и если стоявший до этого на сцене целехонький автомобильчик вызвал бы не более чем сдержанные смешки, то помятый и сидящий на «заднице» перед сценой Большого зала наверняка спровоцирует безудержный и продолжительный хохот. Однако дискуссия по этому вопросу если и возникла, то продолжалась недолго. Директор, с пунцовым от натуги лицом приподнимая массивное немецкое чудо автострад, предложил своим помощникам поднапрячься, вместо того чтобы острить.

Следует заметить, что на «фольксвагене», когда его вносили в зал, был лед и немного снега, теперь это все растаяло. Машина сделалась мокрой и скользкой, на пол натекли лужи. Одна преподавательская жена, наделенная необыкновенным чадородием и, как следствие, довольно внушительными габаритами, что придавало ей мощности, но не ловкости, поскользнулась и угодила под «фольксваген» как раз в тот момент, когда его опускали на колеса. Хотя она и не ушиблась, но застряла под окаянным автомобилем довольно прочно. Конструкторы «фольксвагена» одними из первых начали штамповать цельное днище у своих автомобилей, и теперь несчастной пришлось убедиться, что дорожный просвет у «жука» слишком мал, чтобы протиснуться на волю самостоятельно.

Это означало — меньше чем за десять минут до начала утреннего собрания — еще одно унижение для директора: ведь из поврежденного докторского «фольксвагена» текло масло — прямо на распростертое тело застрявшей в ловушке преподавательской жены, к тому же не особо любимой школьниками.

— О Господи, мать твою! — ругался Рэнди Уайт.

Тем временем начали подходить первые «сранние пташки». «Сранними пташками» у нас называли зубрил, которым до того не терпелось поскорее начать учиться, что они приходили на утреннее собрание задолго до назначенного времени. Я не знаю, как таких называют сейчас, но уверен, что ни в какие времена особо приятных слов для них подбирать не станут.

Кое-кто из этих «пташек» порядком испугался, когда директор наорал на них и велел «убираться и приходить вовремя». Тем временем, пытаясь приподнять «фольксваген» с одного бока, чтобы высвободить из-под него упитанную преподавательскую жену, неопытные укротители автомобилей перестарались, и «жук» завалился на водительскую сторону (при этом разбилось стекло и раскрошилось боковое зеркало; обломки, вместе с осколками задних фар, оставшихся после неловкого падения машины со сцены, по-быстрому сгребли под деревянные откидные стулья в первом ряду, о которые недавно ударился мистер Тубулари).

Кто-то предложил позвать доктора Дольдера — мол, если бы доктор открыл дверцу, упрямую колымагу можно было бы подкатить, если и не подъехать на ней, к верхней площадке парадной мраморной лестницы, да и направлять машину по лестнице, пожалуй, было бы гораздо легче, если бы кто-то сел за руль.

— Не сметь звонить Дольдеру, понятно?! — гаркнул директор. Кто-то возразил в том смысле, что, раз уж окно разбили, звонить все равно придется. Вообще-то, заметил кто-то другой, «фольксваген» невозможно сдвинуть, пока он стоит на боку , так что все-таки лучше поставить его на четыре колеса. Однако, по словам Дэна Нидэма, непривычные к таким делам преподаватели не рассчитали собственных сил. Пытаясь поставить машину на колеса, они нажали слишком резко, и «жук» перевернулся на другой бок, раздавив деревянную скамейку с откидными стульями в первом ряду (разумеется, ни стекло, ни боковое зеркало с пассажирской стороны тоже не уцелели).

— Может, отменим утреннее собрание? — осторожно предложил Дэн Нидэм. Но тут директор — ко всеобщему изумлению — поднатужился и по сути в одиночку поставил «фольксваген» на колеса! Подозреваю, его надпочечники за одну секунду выбросили в кровь годичную дозу адреналина, после чего Рэнди Уайт схватился обеими руками за поясницу и, ругаясь на чем свет стоит, рухнул на колени.

— Не трогайте меня! — рявкнул директор. — Со мной все в порядке! — И, скривившись, с трудом поднялся на ноги. Он со злостью пнул заднее крыло докторского «жука», затем просунул руку в дыру с водительской стороны, где только что было окно, и открыл дверцу. Заметно дергаясь от приступов пронизывающей боли в пояснице, он уселся за руль и велел остальным подтолкнуть машину.

— Куда? — спросил директора Дэн Нидэм.

— Вниз по этой долбаной лестнице, куда же еще! — заорал Уайт. Его и подтолкнули. Как потом рассказывал Дэн Нидэм, пытаться отговаривать директора в тот момент особого смысла не имело.

Звонок к началу утреннего собрания прозвенел как раз в ту минуту, когда Рэнди Уайт начал свой ухабистый спуск по широкой закругленной мраморной лестнице. В фойе Главного корпуса, у подножия лестницы, уже слонялось несколько учеников — нормальных школьников, вдобавок к «сранним пташкам»