Джон Ирвинг - Молитва об Оуэне Мини

Те дни и ночи пролетели стремительно. Мы все пытались вспомнить, какой правительственный чиновник сказал, что операция «Удар грома» «должна завершиться над Ханоем». В ответ на эти слова Оуэн заметил: «Я ДУМАЮ, ХАНОЙ С ЭТИМ СПРАВИТСЯ».

По заявлению Госдепартамента — точнее, по заявлению Дина Раска — мы «продолжали войну на истощение» и скоро должны были «победить в ней». В ответ на эти слова Оуэн заметил: «ЭТО НЕ ТА ВОЙНА, В КОТОРОЙ МЫ МОЖЕМ ПОБЕДИТЬ».

Он пересмотрел некоторые свои взгляды на нашу политику во Вьетнаме. Кое-кто из участников боевых действий, с которыми он познакомился в Форте Уачука, убедил его, что если раньше маршал Ки и пользовался популярностью, то теперь партизаны-вьетконговцы получают все большую поддержку южновьетнамских крестьян — потому что наши войска ушли из населенных районов и теперь только попусту теряют время, гоняясь за северными вьетнамцами по горам и джунглям. Оуэн не мог понять, почему нашим войскам не вернуться в населенные районы и не ждать там, когда северные вьетнамцы и вьетконговцы придут к ним сами. Если мы «защищаем» Южный Вьетнам, почему наши войска не стоят там, где живут люди, и не защищают их?

С другой стороны, смущало то, что многие участники войны во Вьетнаме, с которыми встречался Оуэн, придерживались мнения, что нам надо наступать гораздо массированнее, что надо еще сильнее бомбить Северный Вьетнам, минировать гавани, а к северу от демилитаризованной зоны высадить десант, чтобы отрезать пути подвоза для армии Северного Вьетнама, — короче говоря, вести войну до полного разгрома. Единственный способ узнать, что нам действительно нужно делать, говорил Оуэн, — это поехать и посмотреть самому. Но он считал, что пытаться победить, воюя по всем правилам, — полная глупость. Нам следовало бы встать в Южном Вьетнаме и защищать южан от агрессии со стороны северян и вьетконговцев до тех пор, пока Южный Вьетнам не, создаст боеспособную армию и — что важнее — правительство, достаточно сильное и популярное, чтобы возглавить самостоятельную оборону.

— А там и самим напасть на Северный Вьетнам — ты это хочешь сказать? — спросила Хестер. — Ничуть не умнее, чем у Эл-Би-Джея. — Хестер никогда не говорила «президент Джонсон».

По поводу президента Джонсона Оуэн заметил:

— У НАС ЕЩЕ НИКОГДА НЕ БЫЛО ПРЕЗИДЕНТА ХУЖЕ, ЧЕМ ЭТОТ. ХУЖЕ ПРОСТО БЫТЬ НЕ МОЖЕТ — ЕСЛИ ТОЛЬКО НЕ ВЫБЕРУТ МАКНАМАРУ.

Хестер заговорила о «Движении за мир».

— КАКОЕ ЕЩЕ «ДВИЖЕНИЕ ЗА МИР»? ИЛИ ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ ДВИЖЕНИЕ ПОД ЛОЗУНГОМ «ОТКОСИ ОТ ПРИЗЫВА»? ДРУГОГО «ДВИЖЕНИЯ» Я ЧТО-ТО НЕ ВИЖУ, — заявил Оуэн Мини.

Наши разговоры походили на эту войну — они точно так же ни к чему не привели. Я съехал с квартиры, чтобы Оуэн с Хестер могли побыть одни несколько ночей, — не знаю, обрадовал я их этим или нет. Сам я провел несколько приятных вечеров с Дэном и бабушкой.

Я сумел уговорить бабушку поехать вместе со мной на Рождество на поезде в Сойер; в свое время она наотрез отказалась ездить поездом. Мы договорились, что Дэн приедет из Грейвсенда ночью, сразу после заключительного представления «Рождественской песни». А тетя Марта с дядей Алфредом сами уговорили Хестер привезти на Рождество в Сойер Оуэна — все-таки ему удалось произвести на них впечатление в прошлый раз. Хестер то и дело грозилась поломать трогательные планы семейной вечеринки; по-моему, она вообще согласилась ехать домой — особенно на Рождество — исключительно ради Оуэна.

Но все наши замыслы рухнули. Никто не учел, как сильно ухудшилось железнодорожное сообщение; оказалось, что теперь доехать прямым поездом из Грейвсенда до Сойера невозможно — а в сочельник, как сказал Дэну начальник вокзала, поездом невозможно доехать вообще никуда! Так мы в очередной раз праздновали Рождество поврозь. В сочельник мы с Оуэном отрабатывали «бросок» в спортзале Грейвсендской академии, и Оуэн сказал мне, что собирается тихо и мирно встретить Рождество с родителями. Я собирался провести этот вечер с Дэном и бабушкой. По словам Оуэна, Хестер вдруг совершенно неожиданно пригласили куда-то, ГДЕ ТЕПЛО И СОЛНЕЧНО, и она согласилась.

— ПОДУМАЙ НАСЧЕТ ТОГО, ЧТОБЫ ПРИСОЕДИНИТЬСЯ К «ДВИЖЕНИЮ ЗА МИР», СТАРИНА, — сказал он мне. Я подозреваю, что это свое «СТАРИНА» он подцепил в Форте Уачука. — НАСКОЛЬКО Я ПОНИМАЮ, ЭТО ХОРОШИЙ СПОСОБ ТРАХНУТЬ КАКУЮ-НИБУДЬ БАБУ. ПРОСТО ДЕЛАЙ ВИД, ЧТО НЕМНОГО ВСТРЕВОЖЕН — РАССЕРЖЕННЫЙ ВИД ТОЖЕ СОЙДЕТ, — И ПРОДОЛЖАЙ ВСЕМ ТВЕРДИТЬ, ЧТО ТЫ «ПРОТИВ ВОЙНЫ». НА САМОМ ДЕЛЕ Я, КОНЕЧНО, НЕ ЗНАЮ НИКОГО, КТО ЗА НЕЕ, — НО ВСЕ РАВНО, ПРОДОЛЖАЙ ТВЕРДИТЬ, ЧТО ТЫ «ПРОТИВ ВОЙНЫ». И ЕЩЕ ДЕЛАЙ ВИД, БУДТО ВСЕ ЭТО ПРИЧИНЯЕТ ТЕБЕ ОГРОМНЫЕ ДУШЕВНЫЕ МУКИ. ЧТО ДАЛЬШЕ, ТЫ И САМ ЗНАЕШЬ, — КАКАЯ-НИБУДЬ ДА ЗАТАЩИТ ТЕБЯ В ПОСТЕЛЬ, ЭТО Я ТЕБЕ ОБЕЩАЮ.

Мы продолжали отрабатывать «бросок». До сих пор дух захватывает, когда я вспоминаю, как здорово у нас это получалось. Только — р-раз! — он передает мне мяч, тут же спрашивает: «ГОТОВ?» — и — р-раз! — я отпасовываю ему обратно и уже готов подбросить его. У нас все получалось уже автоматически; почти в тот же миг, как я передавал ему мяч, Оуэн оказывался уже у меня на руках и тут же взмывал в воздух. Он больше не утруждал себя криком «ВРЕМЯ!». Время засекать нам было ни к чему; мы уверенно укладывались ровно в три секунды — а иногда, думаю, у нас получалось даже быстрее.

— Сколько бывает трупов за неделю? — спросил я его.

— В АРИЗОНЕ? Я ТАК ДУМАЮ, ЧТО В СРЕДНЕМ ДВА —САМОЕ БОЛЬШЕЕ ТРИ — ВЫБЫВШИХ ИЗ СТРОЯ В НЕДЕЛЮ. В НЕКОТОРЫЕ НЕДЕЛИ НЕ БЫВАЕТ НИ ОДНОГО, ИНОГДА ТОЛЬКО ОДИН. И ЕЩЕ, ПО МОИМ ПРИКИДКАМ, ТОЛЬКО ПОЛОВИНА ИЗ ВСЕХ НАШИХ ВЫБЫВШИХ ИЗ СТРОЯ ИМЕЮТ ОТНОШЕНИЕ К ВЬЕТНАМУ — ЗНАЕШЬ, ВЕДЬ ПРОИСХОДИТ МНОГО АВТОМОБИЛЬНЫХ АВАРИЙ. НУ И САМОУБИЙСТВА ЕЩЕ БЫВАЮТ.

— А какой процент всех тел — как это ты выразился? — «не пригоден для показа»?

— ДА ОСТАВЬ ТЫ В ПОКОЕ ЭТИ ТРУПЫ, — сказал Оуэн. — ЭТО НЕ ТВОЯ ЗАБОТА. ТВОЯ ЗАБОТА — ЧТО У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ МАЛО ВРЕМЕНИ. ЧТО ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ДЕЛАТЬ, КОГДА У ТЕБЯ КОНЧИТСЯ УЧЕБНАЯ ОТСРОЧКА? У ТЕБЯ ЕСТЬ ХОТЬ КАКОЙ-ТО ПЛАН? ТЫ ВООБЩЕ ЗНАЕШЬ, ЧЕМ ХОЧЕШЬ ЗАНИМАТЬСЯ, — ПРИ УСЛОВИИ, ЧТО ДЛЯ ЭТОГО БУДЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ? НЕ ДУМАЮ, ЧТОБЫ ТЕБЕ БЫЛО ХОРОШО В АРМИИ. Я ЗНАЮ, ВО ВЬЕТНАМ ТЫ ПОПАСТЬ НЕ ХОЧЕШЬ. НО И В КОРПУСЕ МИРА ТЕБЕ, ПО-МОЕМУ, ДЕЛАТЬ НЕЧЕГО. МОЖЕТ, ТЫ ГОТОВ УЕХАТЬ В КАНАДУ? НЕ ЗАМЕТНО, ВО ВСЯКОМ СЛУЧАЕ МНЕ. ТЫ ДАЖЕ НА ПРОТЕСТУЮЩЕГО НЕ СЛИШКОМ ТЯНЕШЬ. ТЫ, НАВЕРНО, ЕДИНСТВЕННЫЙ ИЗ ВСЕХ, КОГО Я ЗНАЮ, СМОГ БЫ ПРИСОЕДИНИТЬСЯ К ЭТОМУ, КАК ЕГО НАЗЫВАЕТ ХЕСТЕР, «ДВИЖЕНИЮ ЗА МИР» И УХИТРИТЬСЯ НИ С КЕМ НЕ ТРАХНУТЬСЯ. Я НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ, ЧТОБ ТЫ ОШИБАЛСЯ ВМЕСТЕ С ЭТИМИ МУДАКАМИ, — Я НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ, ЧТОБ ТЫ ВООБЩЕ С КЕМ-ТО МОГ ОШИБАТЬСЯ. ВОТ ЧТО Я ТЕБЕ СКАЖУ: ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ДЕЛАТЬ, ЧТО ТЕБЕ НРАВИТСЯ, ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ ПРИНЯТЬ РЕШЕНИЕ — И НАБРАТЬСЯ НЕКОТОРОЙ ХРАБРОСТИ.