Лаура Дейв - Лондон – лучший город Америки

Я не стала озвучивать свои вопросы маме. Как признать, что моя жизнь чудовищно отклонилась от того курса, который я себе когда-то представляла? Я живу в рыбацком поселке, совершенно одна. Нормальная жизнь, если бы я ее выбрала сама, но в том-то и дело, что я ничего не выбирала.

Мама взяла себе кусок торта побольше, с глазурью.

– Только не обижайся. На твоем месте я бы больше не надевала эту майку. Никто по-настоящему не любит «Mt. Airy Lodge», даже если утверждает обратное.

Я опоздала всего на пятнадцать-двадцать минут. Кафе за эти годы ни капли не изменилось: большие окна по всему периметру, высокие белые колонны у входа, огромная ярко-розовая неоновая вывеска. Я припарковалась на заднем дворе у мусорки и шустро похромала к главному входу. Ни с того ни с сего мне захотелось оказаться на месте как можно быстрее.

Конечно, я спешила не в предвкушении расставания. Я еще не знала, какими словами высказать все, что у меня на душе, но я точно знала, что хочу извиниться за то, что ушла тогда из мотеля. Я поняла, что расстаться нужно было иначе: так, чтобы я поверила, что это взаправду. Теперь я была готова попрощаться «правильно». Еще я хотела пожелать Мэтту удачи в Париже. Очень сильно хотела пожелать ему всего самого лучшего.

Мэтта в кафе не было. По словам хозяина, он зашел, оставил большой конверт для девушки по имени Эмми. И тут же ушел.

– Значит, Эмми – это ты? – спросил хозяин с сильным греческим акцентом. – Я так понимаю, ты тоже ничего не будешь заказывать. Тут вам не почтовое отделение.

– Мне жаль, большое вам спасибо, – сказала я.

Я попыталась улыбнуться, но хозяин смотрел так хмуро, что я оставила попытки загладить неловкость и ушла. На улице я села на ступеньки спиной к колонне и вскрыла конверт. Обычно такие конверты песочного цвета используют для передачи документов, но внутри не было ни клочка бумаги. На клапане конверта большими буквами было написано: «ЭТО ПО-ПРЕЖНЕМУ ТВОЕ». Стрелка указывала вниз. Я заглянула внутрь. Глубоко внизу что-то блеснуло. Мое помолвочное кольцо.

Вещь из нашей прошлой жизни, ее символ. Я надела кольцо на мизинец, прижалась к нему губами и перенеслась мыслями назад, в мотель. Вот я смотрю в потолок и снимаю кольцо. Я собираюсь сделать то, что должна была сделать тогда, – попрощаться.

Было странно говорить все эти слова самой себе, но я представила, что Мэтт мне отвечает, с парковки, ведь он был там еще недавно. Интересно, когда он понял, что нам лучше не начинать заново? Утром, когда проснулся? По дороге сюда?.. Наверное, «когда» не так уж и важно. Важно то, что мы пришли к одинаковому выводу и впервые за долгие годы дали друг другу то, в чем оба нуждались.

Все эти годы кольцо пролежало в Скарсдейле, потому что Мэтт тоже не хотел его видеть. Мы оба чувствовали, что оно что-то да значит. Однако значило оно далеко не все, и как только я это поняла, расстояние между нами стало сокращаться. Сейчас я также четко осознала, что в дальнейшем расстояние вернется, а потом снова исчезнет. Все станет по-другому – и останется по-прежнему. Я всегда буду помнить Мэтта, но с каждым годом воспоминания будут искажаться. Чем более далеким он станет в моей памяти, тем больше меня будет к нему тянуть.

За спиной я услышала стук. Хозяин кафе прижался лицом к стеклу входной двери и недовольно поинтересовался:

– У тебя все хорошо?

Я, конечно, ничего не услышала, но смысл вопроса был понятен по движению его губ. Я улыбнулась.

– Почти, – старательно артикулировала я.

Он открыл дверь и сказал:

– Тогда давай ты почти исчезнешь с порога моего кафе.

Нужно было заехать еще в одно место. Сначала я хотела отправиться прямиком домой, поговорить с Джошем, позвонить ему, но по пути решила, что не могу. Я не помнила, как туда ехать, и не знала, сумею ли найти дорогу в темноте. Я бывала там очень редко и очень давно.

И все же я собиралась найти этот дом во что бы то ни стало.

Бэррингер играл в баскетбол. Он забрасывал мяч в кольцо и тут же ловил, потом снова отправлял его в кольцо. Фонарей вокруг не было, поэтому светили ему фары собственного авто. В таком освещении он казался немного размытым, нереальным.

Я вышла из машины и медленно приблизилась к нему.

– Не боишься разбудить соседей?

Он с удивлением обернулся на голос.

– Игра называется «Тихобол», мяч не падает – соседи могут спать спокойно.

Я улыбнулась. Бэррингер был так близко, что я чувствовала жар, исходящий от его тела. Я боялась, он услышит, как стучит мое сердце. Он смотрел на меня очень внимательно, не зная, чего ожидать. Я не хотела вытягивать из него объяснения, но и просто уйти не могла.

– Он уехал шесть минут назад. Только что, – сообщил Бэррингер, перебрасывая мяч с руки на руку.

– Джош?

Бэррингер кивнул.

– Сказал, что поехал к бассейну.

– К главному городскому бассейну? Зачем? Впрочем, нет, не говори. Ничего не хочу знать.

– Тогда не скажу. Даже подсказывать не буду.

Пауза.

– Я должен объяснить про сегодняшнее. Я был в ванной. Я честно не сбежал.

– Ты не обязан объяснять, – покачала я головой.

– Я знаю, но я действительно был в ванной, а тут приехали твои родители. Твоя мама что-то искала в бельевом шкафу, а я даже не мог выйти, потому что был без штанов. Я боялся, что она зайдет в ванную, и спрятался за занавеской в душе.

У меня по лицу поползла улыбка.

– А что такого? Ты просто принимал душ и все. Ты же у нас иногда ночуешь. Ты лучший друг Джоша.

– И где ты была со своим советом, когда я трясся там за занавеской? Сейчас поздновато.

Я рассмеялась, он тоже.

Потом мы замолчали.

– Эмми, я вот что думаю. Давай обсудим то, что было сегодня между нами. Если, конечно, ты не против.

Я хотела было согласиться, но поняла, что не хочу, чтобы он меня успокаивал и плавно подводил к мысли, что ничего страшного, что мы теперь каждый пойдем своим путем. Я хотела, чтобы все осталось как есть: мы весело болтаем ни о чем. Еще секунду назад я была по-настоящему счастлива.

– Я всегда буду тебе рад. Если приедешь в Сан-Франциско, оставайся у меня.

– Спасибо, – ответила я, потом развернулась и собралась идти к машине, как вдруг Бэррингер схватил меня за руку и удержал.

– Приезжай. Давай договоримся – ну, как принято у всех.

– У кого у всех?

– У тех, кто не боится признаться, что кое-кто им нравится.

– Ха-ха.

Я отвела взгляд и покраснела. Я знала, что в темноте все видно, что Бэррингер все понял. Я снова посмотрела на него.

– Может, когда-нибудь я и приеду в гости, – ответила я. – Но сначала мне нужно съездить в Род-Айленд, уволиться, перевезти свои вещи.

– Куда? Сюда?

– Нет уж. Мама этого только и ждет. Думаю, в Лос-Анджелес. Поступлю в киношколу или просто найду какую-нибудь работу. Главное, чтобы она была связана с кино. А не с рыбой.