Ларс Кристенсен - Посредник

Lars Saabye Christensen

Sluk

Copyright © cappelen damm as 2012

All rights reserved

© Н. Федорова, перевод, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство ИНОСТРАНКА ®

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru), 2014

Папа мой часто говорил: прежде чем проектировать дом, надо уметь его построить. Сам он в юности выучился в Копенгагене на каменщика, а уж потом – на архитектора. Позднее переехал в Норвегию, женился и стал проектировать норвежские дома. Сейчас мы стояли на Майорстюа среди по меньшей мере нескольких тысяч других зрителей, которые запаслись ушными затычками и большими темными очками, будто нам предстояло наблюдать шумное солнечное затмение. Но затмение тут совершенно ни при чем. Мы увидим, как снесут здание «Филипса». В свое время, в 1958-м, папа участвовал в проектировании этой первой в Норвегии постройки с так называемым curtain façade [1] Шторный фасад (англ.) . , который придавал пятнадцати этажам легкость, почти невесомость. Здание «Филипса» сделалось особой приметой Осло, однако вскоре отношение к нему круто изменилось. В шестидесятые его стали воспринимать как уродливый и ненавистный символ всего самого отвратительного в мире: монополистического капитала, вьетнамской войны, материализма, угнетения, ЕЭС, империализма, ведь разве не американский империализм – возвести в центре Осло небоскреб, а чтобы расчистить для него место, еще и снести кинотеатр, представлявший историческую ценность? Норвежским домам лучше быть невысокими или хотя бы одинаковыми по высоте. Хуже всего, что к травле примкнул и я. Меня, в ту пору гимназиста, тоже захлестнуло повальное негодование. Я заикнуться не смел, что мой папа участвовал в проектировании «Филипса». И не я ли кричал громче всех, когда заходила речь об этой постройке? Стыдился я отцовской работы. А теперь в первую очередь стыжусь, что так поступал. И вот сегодня здание снесут, способом так называемого controlled demolition [2] Контролируемое разрушение (англ.) . . Специалистов пригласили из США, откуда же еще, ведь в Норвегии этот способ до сих пор не применялся. Итак, здание «Филипса» было первым в своем роде – и при постройке, и при сносе. Происходило все это в последнее воскресенье апреля 2000 года, в 13:00. Между прочим, мама идти с нами отказалась. Ждала дома. Не любила она массовых зрелищ и больших скоплений народа. Они ее угнетали . Она часто употребляла это слово. Точно так же дело обстояло с горами, равнинами, каменистыми осыпями – они ее опять-таки угнетали . Меня это неизменно удивляло. В голове не укладывалось. Раз ее угнетают безлюдные пространства и равнины в горах, то, по идее, ей должно быть хорошо среди людей, или наоборот, но не то и другое сразу. Не хватало мне ума понять. Мама существовала в промежуточном пространстве. Там было ее место. Короче говоря, с нами она не пошла. Мы с папой отправились вдвоем. Уже без малого час дня. Я неожиданно подумал, что, проектируя «Филипс», папа был моложе меня. Этот дом – его история. Говорил он мало. Из динамика донеслось какое-то объявление. Охранникам пришлось силой сдерживать не в меру ретивых зрителей. Мне хотелось сказать папе, что я горжусь им, горжусь, что он участвовал в проектировании здания «Филипса». Хотелось попросить прощения, что я хаял этот дом, глумился и насмехался над ним. Но я не успел. Грянул взрыв, и через секунду здание лежало в пыли, в собственной своей пыли. Произошло это настолько быстро, что многие попросту все проворонили. Иные даже ворчали: мол, надо бы повторить, чтобы народ хорошенько разглядел. Это была только репетиция, подумал я (избавительная мысль!), только репетиция, сейчас здание «Филипса» поднимется из пыли и дыма, этаж за этажом, и я наконец смогу сказать папе, что горжусь им. За все время, пока мы здесь стояли, он и бровью не повел. Мне кажется, он думал (во всяком случае, такая мысль возникла у меня): чтобы спроектировать дом, надо суметь и снести его. На обратном пути я собирался показать ему магнолию неподалеку от университета. Дерево стояло в цвету, белая, почти прозрачная крона, в апреле объединявшая в себе все времена года, потому что в этом месяце она и цветет, и увядает. Оттого и светилась так ярко, несмотря на нежные краски. Папа положил руку мне на плечо и сказал: Пойдем-ка домой. А то мама забеспокоится.

Тем летом люди высадились на Луну, по крайней мере двое. Третьему-то пришлось остаться в ракете, или как она там называется, – наверняка очень обидно, если подумать, в какую даль они забрались, а на последнем этапе, на самом главном, тебе вроде как дают отставку, это же все равно что получить приглашение на великолепный праздник, где никто раньше не бывал, а потом вроде как дожидаться на лестнице, пока он кончится. Для полной ясности скажу: я прекрасно знаю, что не первый начинаю роман таким манером. Если уложить их друг на друга, все эти безнадежные романы, что начинаются с огромного шага для нас и маленького для меня и для тебя и прочей шумихи, то стопка, наверно, достигнет почти до Луны, и можно будет, не замочив ног, прогуляться туда и обратно. Вообще-то, я не знаю, получится ли у меня роман как таковой. Там видно будет. И мне, и всем нам. Вдобавок Луна – дело прошлое, по крайней мере нынешним летом, когда я взялся за перо. Так что уместнее начать на борту «Принца», несодденского парома, самого шикарного во всем Осло-фьорде, с черным корпусом, белым мостиком, собственным магазинчиком, мужским и дамским туалетами и перилами красного дерева. Я стою на носовой палубе, смотрю, как форштевень режет воду, а волны, гребень за гребнем, расходятся в обе стороны с почти непостижимой и прекрасной симметричностью. Те, что катятся к полуострову Бюгдёй, качают корабли викингов, тогда как другие набегают на изрезанные скалистые склоны, где отпускники собирают хворост для костров Иванова дня.