Марек Хальтер - Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь

Обычно Сэм был немногословен, а тут целая речь! Я расслышал позвякиванье рюмки. Мне б сейчас тоже не помешало выпить. Увы, бутылка, припрятанная в шкафчике, оказалась пуста. В последние дни я изменил многим своим привычкам.

Сэм нарушил молчание:

— Мои заметки интересней, чем статья. Они могут тебе пригодиться. Пошлю их с курьером.

— Спасибо.

— Но и там не все. Кое-что лучше было в ту пору не доверять бумаге.

— А сейчас можешь мне рассказать?

— Допустим.

Последовала пауза. Меня она не удивила: уже привык к его манере вести беседу. Теперь я стал догадываться, почему он поспешил мне звякнуть. Из кучи хлама на столе я выудил блокнот и карандаш. Затем, подождав, когда Сэм сделает очередной глоток, буркнул:

— Ну давай…

— Для Сталина Михоэлс был вроде Троянского коня. Дядя Джо, как никто, умеет замаскировать непролазную чащу красивыми деревцами.

— Что ты имеешь в виду?

— В начале войны мне заказали статейку о лагере под Сиэтлом, где были интернированы японцы. Там я познакомился с одним парнем из ФБР. Ничего малый, с извилинами в голове. Мы почти сдружились. Где-то через полгода после гастролей Михоэлса, прочитав мою статью, он мне брякнул: «Надеюсь, Сэм, тебе вскоре удастся что-то разнюхать о танцевальном ансамбле Дяди Джо».

— Так и сказал «о танцевальном ансамбле Дяди Джо»?

— Дословно! Мол, ты восхищался солистом, а на танцоров в глубине сцены не обратил внимания. А они тем временем обделывали свои делишки. Задача поездки Михоэлса была не только собрать доллары и завоевать наши симпатии…

— А он сам-то знал?

— Возможно, и нет. Если и догадывался, то старался об этом не думать. У него не было выбора. Ясно, что Михоэлса выпустили из СССР только по воле Сталина и на его условиях. А у Михоэлса была цель — воззвать к американским евреям…

— Чем же занимались другие «танцоры»?

— Симпатии к Советам, которые удалось возбудить Михоэлсу, очень помогли не только растрясти еврейские кошельки, но добиться от некоторых американских евреев более важных услуг. Думаю, этим занимался один из членов Еврейского комитета — Ицик Фефер, одновременно поэт и сотрудник ГБ. Михоэлс проводил пресс-конференции, а тот пользовался их плодами. И вручал эти плоды советским резидентам из рук в руки. Шпионам-профи, работающим под прикрытием советского консульства в Нью-Йорке. Двух могу назвать: Леонид Квасников и Александр Феклисов.

Я быстро записал фамилии.

— И дело пошло?

— Еще как! Очень многих Михоэлс убедил, что Сталин и Красная армия — авангард борьбы с фашизмом, а Штаты и Британия — у них на подхвате. Из этого логически вытекает: чтобы Советам одолеть Гитлера и тем спасти евреев от полного уничтожения, им просто необходима атомная бомба. Значит, Америка не имеет права приберечь бомбу только для своих целей. Так поможем русским ее создать! Звучит вполне убедительно.

— Для тебя тоже?

Сэм издал свой фирменный смешок, которым, однако, баловал людей не часто.

— Да как-то все же неловко в это влезать, правда? К счастью, у меня не было и соблазна. Я не располагал информацией, которая могла бы порадовать Дядю Джо.

Тут я вспомнил собственный военный опыт. Он был невелик — три года. С 44-го по 47-й проторчал сперва в Англии, потом в Берлине. Ничего героического. Но и этого достаточно, чтобы мне тоже было бы неловко.

— Ясно.

— Тут важно, Ал, до какого предела…

— Что ты имеешь в виду?

— Когда-нибудь слыхал о Клаусе Фуксе?

Я не мог сдержать улыбку. Мне уже о нем все уши прожужжали.

— Скоро выучу его биографию наизусть. Это тот парень, который был шишкой в Лос-Аламосе и выдал Москве секрет атомной бомбы. В прошлом году его арестовали англичане, а в марте он раскололся. Наша «Пост» о нем писала.

— Но вряд ли ты знаешь, как он ответил англичанам на вопрос, почему нас предал. «Никакого предательства! Пожертвовав миллионами жизней для победы над Гитлером, большевики спасли и Британию, и Соединенные Штаты. Было бы настоящим преступлением скрыть от них секрет атомного оружия. Американцы пытались обокрасть науку. Все, кто мне помог предотвратить эту кражу, герои!»

— Превосходная защитительная речь! Для многих бы прозвучала убедительно лет этак пять-семь назад, верно?

— Именно. А по нынешним временам он просто чушь городит. Сейчас не 43-й, мы уже не воюем с Гитлером. Теперь у нас другой враг по ту сторону Атлантики, для которого наша бомба служила бы острасткой, чтоб не нарывался.

Сэм сделал паузу, наверно, допивая рюмку.

Я заговорил первым:

— Мне известно не только, кто такой Фукс, но и то, что он сдал нескольких агентов англичанам и ФБР. Что в последнюю неделю прошли аресты. И знаю, что юнец Кон жаждет приплести к этой истории Марину Гусееву.

— Значит, ты меня тем более поймешь. Ей крышка, Ал. Жизнь твоей русской висит на волоске, и они постараются, чтобы он поскорей оборвался. А может, они правы? Ведь и впрямь распутывают эту чертову шпионскую сеть узелок за узелком, а не просто ломают комедию в угоду Никсону и Маккарти.

— Но Сэм…

— Погоди, теперь ты меня выслушай. Перестань финтить, если не хочешь потерпеть крах вместе с этой симпатичной дамочкой. Очень было бы для меня досадно: ты хороший парень и отличный журналист. Но твой крах будет и крахом нашей газетенки, которая всех нас подкармливает. Этого я не допущу!

— Не уверен, что я тебя понял, Сэм. Чего конкретно ты от меня хочешь?

— Все очень просто: ходи на заседания, не пропускай там ни единого слова, все бери на карандаш. И точка! Не изображай из себя ангела-хранителя, у тебя нет крылышек. Тебе ясно или разъяснить подробней?

У меня задрожала в руке телефонная трубка. Значит, и Сэм проведал о моем походе в Старую тюрьму? Нет, разъяснений не требовалось. Но откуда узнал? Да еще так быстро!

Я закурил сигарету, чтоб немного успокоиться.

— Можно тебя спросить об одной штуковине, Сэм? Ты до сих якшаешься с тем фэбээровцем, о котором мне говорил?

В трубке раздалось покашливание. Тон Сэма смягчился:

— Видимся частенько. Он теперь мой родственник, женат на двоюродной сестре. Любит иногда излить душу. Никто себе не представляет, как одинок может быть агент ФБР. К тому же он из тех, кому обрыдли все эти клоуны, фабрикующие ложные доказательства. Поэтому он меня всегда предостерегает, чтоб я не ступил на шаткую половицу.

— О’кей, больше вопросов нет.

— Вот и отлично.

— Мне нужна помощь в Нью-Йорке. Все в рамках правил. В архиве медицинского факультета или каких-нибудь врачебных картотеках могут найтись сведения о докторе Майкле Эпроне. Он жил в Бруклине. Не так уж давно, возможно, его там помнят.

— Посмотрю, что можно сделать.

После этого мы аккуратно положили трубки. Чуть дрожащей рукой я раздавил окурок в пепельнице.