Ольга Лукас - Бульон терзаний

Следует сказать кое-что об этом модном молодом человеке. Если его старший брат, Павел, работал у отца с шестнадцати лет – начинал курьером, трудился на складе, разгружал товар по ночам, изучал предприятие изнутри и только спустя пять лет стал исполнительным директором, то младший работать не хотел, а хотел учиться. Он учился в Лондоне, где последовательно пытался освоить римское право, теорию античного театра, проблему вымирания гигантских папоротников эпохи мезозоя, а также предпосылки возникновения феминистского движения в среде афроамериканского населения южных штатов. На середине каждого курса Эдуард понимал, что выбрал не свою стезю, и прекращал посещать занятия. После каждой неудачной попытки войти в научный мир он возвращался в Москву, где отец и старший брат пытались пристроить его к семейному бизнесу. К моменту встречи с режиссером Эдуард Петрович числился на должности креативного координатора, его обязанности были размыты, присутствие на рабочем месте не требовалось.

Владимир сел за стол рядом с Петром Светозаровичем, разложил распечатки текста, список действующих лиц. Достал ручку и чистый блокнот, чтобы делать по ходу прослушивания пометки.

– Это так стильно – в наш век айфонов и айпэдов пользоваться для записи бумагой и авторучкой! – произнес Эдуард. – Заметьте, я не иронизирую, а говорю от всего сердца.

– Вы, Владимир, обратите внимание на Эдика, – перебил сына Петр Светозарович, – он изучал театр в Англии. Он, в отличие от всех тут у нас, кое-что в этом понимает!

– Теорию, папа. Теорию античного театра, – напомнил Эдуард. – Но я готов что-нибудь сделать для вашего спектакля.

– Главную роль ему дать надо, понятно? – распорядился отец. – Для вида прослушайте вместе со всеми – и…

– Не надо для вида. Прослушивайте меня на общих основаниях! – встряхнул волосами Эдуард и независимой походкой направился к шкафчику, в котором хранились напитки.

– Короче, на общих основаниях его прослушайте, – сказал директор и, понизив голос, добавил: – И дайте главную роль.

Эдуард открыл нижний ящик, с тоской посмотрел на виски и коньяки, потом открыл верхний, достал из коробки чайный пакетик, взял чистую чашку и налил в нее кипятка.

– Не время пить чай, – взглянув на часы, проронил он, – но я все же выпью.

Эта фраза как будто стала сигналом к общему сбору. Дверь открылась, и в кабинет по одному и группами начали просачиваться работники «Мира элитной мебели». У входа стояла секретарь Нина и отмечала в списке прибывших.

Исполнительный директор Павел, на правах сына Петра Светозаровича, единственный получил освобождение от кастинга по собственному желанию. Прочие сотрудники вынуждены были явиться на прослушивание в обязательном порядке. Так гласили объявления, вывешенные в офисе около лифта, а на складе – возле туалетов.

Объявления сработали: люди все прибывали. Вскоре закончились свободные места – никогда еще в этой комнате не собирались все сотрудники компании. Многие видели друг друга впервые и разглядывали чужаков с подозрением. Поднялся ропот: «Уступите место, у меня стаж работы больше, чем у вас!», «Зад у вас больше, а не стаж – сядьте на тумбочку!», «Я на весь отдел занимала! На весь отдел!», «В своем отделе визжать будете. Когда мы пришли, вас тут еще не было!» – и так далее. Чтобы пресечь народные волнения, Нина организовала доставку стульев из соседних кабинетов. В доставке принимали активное участие молодой человек, который вчера помог Владимиру разобраться с лифтом (он оказался курьером), старший сын директора Павел (он сам принес все стулья из своего кабинета в обмен на то, чтобы впредь при нем никто даже не обмолвился о грядущем спектакле) и печальный Горюнин, который больше путался под ногами, чем помогал. Под конец появился еще один работник – высокий худой человек с длинным носом, похожий на усталого Пьеро. Пьеро ловко расставил стулья, подмигнул двум-трем особо миловидным девушкам, усадил их поудобнее, сам в результате оказался без места, окинул взглядом помещение, сдвинул жалюзи в сторону и устроился на подоконнике.

Владимир внимательно рассматривал сотрудников «Мира элитной мебели». Честно говоря, он не ожидал, что их будет так много. На задних рядах шушукались «зрители» – эти уж точно пришли только для того, чтоб посмеяться над другими. Кто-то скучал, кто-то тыкал в кнопки телефона. Эдуард элегантно пил чай, горделиво расправив плечи. За столиком Марии Антуанетты, подавшись вперед, сидела шатенка в белой (должно быть, новой и самой лучшей) блузке и во все глаза смотрела на режиссера. Было и еще несколько пар внимательных глаз – видимо, нашлись люди, которым в самом деле хотелось принять участие в спектакле. Строгая Нина уже было собиралась закрыть дверь и присесть на свою скамеечку у входа, но тут в «экзаменационную комнату» влетел опоздавший: невысокий юноша, почти мальчик, в очках, с дредами и брекетами.

– Извините, – бросил он в пространство, – процесс нельзя было останавливать.

– Федя. Наш компьютерный гений, – представил его Петр Светозарович.

– Молодой человек, а вы с такой прической на какую роль претендуете? – весело спросил Владимир. – Чацкого? Молчалина? Или, может быть, Софьи?

В зале захихикали.

– Я просто посижу. Что, нельзя? – вскинулся компьютерный гений.

– А, благородная роль. Роль зрителя, – примирительно сказал режиссер. – Ради зрителей спектакли и существуют.

Федя хмуро огляделся и, не обнаружив свободных мест, сделал было шаг назад, но Нина поманила его пальцем, подвинулась и усадила на скамеечку рядом с собой. От такого соседства компьютерный гений слегка оттаял и улыбнулся во все брекеты.

Петр Светозарович поднял руку вверх и призвал коллектив к тишине.

– Мы тут с вами собрались, – сказал он, – сами знаете для чего. Ударим Грибоедовым по тим-билдингу и посрамим «Мебельный рай в Зюзино!» Вот режиссер с мировым именем. Зовите его Владимир Игоревич. Если узнаю, что кто-то сегодня не явился без справки из поликлиники, – лишу премиальных.

Публика трепетала. Пышные дамы из бухгалтерии обмахивали друг друга носовыми платками. Когда слово предоставили режиссеру, он объяснил, что ничего страшного не будет. Сейчас всем по очереди предложат прочитать несколько строк из бессмертной комедии «Горе от ума». И если кто-то боится, не верит в себя или пришел только потому, что опасается санкций со стороны начальства, он может прямо сейчас встать и уйти. Любительский театр – дело добровольное. Сотрудники огляделись. Печальный Горюнин поднялся с места, но, поймав строгий взгляд директора, тут же сел обратно. Других желающих дезертировать не было.

– Если все пришли сюда по доброй воле, – иронически выделив последние два слова, сказал Владимир, – тогда начинаем. Вот вы, пожалуйста, – он указал на Нину, – представьтесь, скажите пару слов о себе – а я пока найду, что вам читать.