Энн Пэтчетт - На пороге чудес

Это напоминало пение Торы группой мальчиков возраста бармицвы, у которых еще не начал ломаться голос.

— Вы понимаете, о чем они говорят? — спросила Марина.

Нэнси покачала головой:

— Только отдельные слова. У нас тут жил лингвист, ученик Ноама Хомского. Он утверждал, что язык лакаши не очень сложный и не очень интересный, а все языки Амазонии произошли от одной грамматической основы и отличаются лишь вариациями в словарном составе. Значит, племена восходят к единому народу, который впоследствии разделился. Тогда мне даже захотелось, чтобы наш язык был чуточку непонятнее, тогда бы мы его берегли. Лингвист составил для нас несколько схем с фонетической транскрипцией, чтобы мы могли составлять какие-то бытовые фразы.

— У Томаса это хорошо получается, — добавила доктор Буди и вдруг подняла руку.

Они остановились.

Тропу медленно переползала очень крупная ящерица, с ее грудной клетки свисала свободными складками зеленая кожа.

— Я не знаю, что это за вид, — пробормотала доктор Буди, внимательно рассматривая пресмыкающееся.

Нэнси тоже нагнулась над ящерицей и покачала головой:

— Я тоже не знаю.

Минут через двадцать после встречи с ящерицей они вышли на большую поляну, вернее в рощу, где деревья стояли редко и не было ни густого подлеска, ни косматых лиан, а была лишь трава. Сами деревья были с тонкими, гладкими стволами сливочно-желтого цвета и светлыми, овальными листьями. Солнечный свет без труда проникал сквозь их кроны и падал на землю широкими пятнами.

— Как красиво, — восхитилась Марина, запрокидывая голову. — Такое солнце, такая приятная листва. Господи, почему они тут не живут?

— Слишком далеко от воды, — пояснила доктор Буди, взглянула на часы и записала время.

Женщины-лакаши, около десятка, уже были здесь.

Марина теперь знала многих из них в лицо, хоть и не могла пока воспроизводить серию звуков, означавшую их имена.

Через несколько минут пришли еще две дюжины и разместились около стволов. Без ритуалов и барабанов, буднично, женщины выбирали деревья потолще, но не трогали тонкие. Подавшись вперед, словно в медленном танце, они открывали рот и принимались скрести зубами кору.

Джунгли в это утро казались особенно тихими, и Марина слышала этот звук, умноженный множеством ртов.

Подошли несколько отставших и остановились, приветствуя соплеменниц. Те прекратили грызть кору и долго обменивались какими-то фразами. Две женщины решили поговорить и встали возле одного дерева; издали казалось, что они целуются. Детей они оставляли в центре рощи; старшие присматривали за расползавшимися малышами. Одна из старух подвела к дереву девочку лет тринадцати; остальные женщины повернулись к ним и замерли. Девочка наклоняла голову и так и сяк, пытаясь отыскать удобное положение. Тогда все женщины залопотали и похлопали по своим деревьям; получилось нечто вроде аплодисментов.

Задрожала листва на тонких ветках.

Девочка растерялась от такого внимания, потом нерешительно приникла ртом к коре. Убедившись, что она все делает правильно, все вернулись к своему занятию — грызть кору, без отвращения или удовольствия.

Это экзотическое действо было для них чем-то очень будничным.

— Обратите внимание на этот важный момент в жизни девочки, — сказала Марине доктор Буди. — У девочки только что закончился первый менструальный цикл. Ритуалы у лакаши короткие, без сантиментов. Вам повезло, вы в первый же день оказались свидетельницей такого события.

Нэнси Сатурн перевернула несколько листков в своем блокноте.

— Я не знала, что у Мары начались месячные.

Доктор Буди показала ей свой блокнот:

— А у меня все записано.

Деревьев хватило на всех; их было более двухсот на площади около двух гектаров. В высоту они достигали шестидесяти-семидесяти футов. Но было и много молодых. В местах, где кора была съедена, оставались светлые полосы. Постепенно кора восстанавливалась; сначала она была светло-желтого цвета, но постепенно темнела. На большинстве деревьев оставались полосы на уровне роста лакаши.

В этой роще легче дышалось, а уж как легко было взгляду!

Смотри куда хочешь!

— Я не ожидала, что тут так много деревьев и так красиво, — сказала Марина.

— Вообще-то, это лишь одно дерево, — сказала Нэнси. Она пересчитывала женщин и отмечала каждую в своем блокноте. — Это очень редкий подвид тополя, экзотическое явление в роде Populus. У деревьев единая корневая система; дерево клонирует само себя.

— Очень уязвимая вещь, — добавила доктор Буди.

— Корневая система этого тополя меняет уровень кислотности в почве, поэтому здесь не растет ничего, кроме этих деревьев и травы. Можно сказать, что дерево отравляет среду своего обитания, чтобы там не могли выжить другие деревья и отобрать у него питательные вещества и солнечный свет.

— Это не касается раппов, — добавила доктор Буди. — Раппы тут прекрасно себя чувствуют.

Она показала кончиком ручки на гроздья грибов, растущих у корней деревьев. У раппов был неземной, бледно-голубой цвет, похожий на дневной свет. Каждый гриб напоминал мяч для гольфа на высокой стройной ножке.

Марине захотелось вернуться сюда с фонариком и посмотреть на эти грибы в темноте.

Она даже ужаснулась в душе при мысли о том, что могла пропустить такое интересное явление, не увидеть его!

— Psilocybe livoris rappinis, — сказала Нэнси. — Возможно, самое великое открытие в микологии. Пока у нас нет никаких данных о том, что подобная экосистема повторяется где-либо еще во влажных тропических лесах. Уникальное место, такого нет нигде в мире! Вот эти деревья, эти грибы. Насколько нам известно, это единственные раппы на свете. Ваш пропуск к духовному просветлению.

— Вы их пробовали?

Нэнси Сатурн опустила ресницы и кивнула, выставив кверху большой палец.

— Очень болезненная процедура, — вмешалась доктор Буди. — Интересная, но очень неприятная.

— Ну, если грибы называются «раппы», тогда деревья — это «свенсоны»? — спросила Марина.

В солнечных лучах порхали мотыльки лавандового цвета размером с вишню. Прежде Марина их не видела, но ведь трудно заметить такую мелочь среди густых лиан, опутавших джунгли.

— Деревья называются «мартины», Tabebuia martini.

— Вообще-то, мы особенно строго оберегаем раппы, — сказала Нэнси. — Вся секретность в отношении местоположения лаборатории нужна для того, чтобы никто не мог найти раппы. А в научном плане наиболее интересны мартины. В нашу эпоху это самое великое открытие в ботанике! Но с тех пор, как доктор Рапп написал об открытых им грибах и их удивительном действии, люди постоянно пытаются добраться до раппов. Если бы мир знал, что это такое…