Жан-Мишель Генассия - Удивительная жизнь Эрнесто Че

– Не расстраивайся, я посмотрю эту ленту, когда ее дублируют на испанский.

– А если не дублируют? В любом случае ты никогда не узнаешь, что я думаю и чувствую.

Главным для Хелены был момент сопереживания и возможность обсудить кино после просмотра.

На стене в холле кинотеатра висели фотографии кадров из фильма, она попыталась рассказать Рамону фабулу, но это оказалось попыткой с негодными средствами, потому что главное – не сюжет, а все остальное: взгляды, которыми обмениваются герои, паузы между сценами, все, что невозможно запечатлеть на пленке.

– Это история нашей страны за те двадцать лет, когда в людях целенаправленно уничтожалась индивидуальность, подавлялись самые передовые идеи, а ложь и трусость возводились в принцип. Общество закостенело, посредственность стала нормой, и в головах у молодых укоренилась мысль о том, что освобождение может принести только третья мировая война. Вот к чему мы пришли. А потом появились люди, «державшие фигу в кармане», умевшие писать между строк, втискивать в привычную драматургию двойные смыслы, снимать фильмы-«обманки». Юмор и насмешка стали нашим любимым оружием. В «Блондинке» авторы говорят о политике вроде бы невинные вещи, а на самом деле это сущая крамола, они показывают жизнь людей с их печалями, разочарованиями и смятением души, человеческую разобщенность и ухитряются при этом надуть цензуру.

Хелена отослала документы в пражскую Школу кино и телевидения, конкурс был большой, ей предстояло пройти собеседование с приемной комиссией, и она с нетерпением и страхом ждала вызова.

Потому что была очень молода.

В воскресенье 19 июня, около полуночи, в дверь позвонили. Рамон вышел, десять минут поговорил по-испански с седовласым мужчиной лет пятидесяти в элегантном костюме, которого Хелена никогда раньше не видела. Машина стояла перед домом, за рулем сидел Диего. Потом незнакомец уехал.

Рамон постоял еще минуту на улице и вернулся в дом. Он суховатым тоном сообщил Хелене, что должен завтра уехать и не может сказать ни куда, ни сколько будет отсутствовать. У него назначена встреча, ради нее он и приехал в Чехословакию, но она отложилась из-за его болезни. Выбора нет, остается надеяться, что много времени это не займет – несколько дней, не больше.

Хелена поняла, что расспрашивать дальше бессмысленно.

В эту ночь он занимался с ней любовью с какой-то немыслимой, неистовой страстью. Внезапно ее пронзила догадка: это их последний раз и он знает, что они больше не увидятся. Хелена задыхалась, из груди рвался немой крик. Она посмотрела на Рамона, он улыбнулся, погладил ее по щеке, она прижалась к нему и ничего не сказала о своем ужасном предчувствии.

От Рамона исходил жар, и Хелена испугалась, что лихорадка вернулась.

– Ты нормально себя чувствуешь? – спросила она.

Он кивнул.

«Может, у нас обоих горячка?» – подумала она.

Они лежали в темноте, но не спали. Сквозь щели в ставнях проникал свет фонаря.

– Я обязательно вернусь, – мягко произнес он.

– Что ты будешь делать потом? Уедешь?

– Битва не окончена. По всему миру люди борются за свои права.

– И все-таки я не понимаю. Вы свергли прогнивший режим, так почему бы не закрепить победу?

– Ты права, после революции нужно строить заводы, дороги и школы, пахать землю и лечить людей, но захватившие власть бюрократы не желают ее отдавать. У таких, как я, нет будущего.

– Ты всю жизнь будешь делать революцию?

– Очень на это надеюсь.

– Значит, ты профессиональный революционер?

– В некотором смысле.

Рамон встал рано, когда Хелена еще спала. Он принял душ, побрился и надел темно-синий костюм. Проверил паспорт в кармане пиджака, достал из чемодана бумаги и переложил их в кожаный портфель. За завтраком они молчали, потом Рамон сказал:

– Ты можешь остаться здесь до моего возвращения.

Она кивнула.

В этот момент под окнами дважды просигналила машина. Рамон не стал допивать кофе, затушил сигарету, надел куртку и посмотрелся в зеркало: он был похож на делового человека. Рамон поцеловал Хелену в лоб, погладил ее по щеке, потом притянул к себе за руку, крепко обнял и вышел, не оглянувшись. Она услышала, как хлопнула дверца, заработал мотор и машина укатила. Хелена долго сидела, уставясь пустым взглядом в клеенку.

Утром она собрала вещи, плотно закрыла ставни, заперла дверь на ключ и прошла с чемоданом три километра до вокзала Ладви. Голова у нее гудела, она не решила, что будет делать, и никуда не хотела ехать, чувствуя себя собакой, которую бросил хозяин. Поезд вонял ржавчиной. Возможно, не сам поезд, а жители пригорода, работавшие на железных рудниках. Никогда еще она не была так одинока, ее мучила мысль, любил ее Рамон или просто хотел уложить в постель? На некоторые вопросы лучше не отвечать. Возвращаться в Каменице Хелена тоже не хотела.

«Не сейчас, – думала она. – Да и что мне там делать? Я не могу зависеть от этого человека. Ни от него, ни от кого другого. Придется выпутываться самой. Нужно взять себя в руки».

Заводской пейзаж за окном вагона казался еще более унылым и мрачным, чем обычно. Хелена прижалась лбом к холодному стеклу. Он был там, в ледяном отблеске, – этакий провинциальный соблазнитель с вечной улыбкой на губах и по-мефистофельски вздернутой бровью. Ей хотелось избавиться от наваждения. Неужели любовь – это захватничество? Хелена закрыла глаза, и у нее в голове вдруг зазвучала веселая рóк-мелодия из любимого фильма. «Как же до меня раньше не дошло? Я похожа на Андулу, главную героиню „Блондинки“! Она тоже поверила сладким обещаниям красавца-пианиста, провела с ним бурную ночь, а потом он ее бросил, и она осталась одна. Утраченные иллюзии…» Андула была лучшей «подругой» Хелены, она выжила, и Хелена тоже не пропадет. Это успокаивало.

Увы, жизнь совсем не похожа на кино.

Поезд прибыл в Прагу. У Хелены не было ни друзей, ни знакомых, к которым можно было заявиться без предупреждения, а ей требовались время и спокойная обстановка, чтобы подумать и понять, чего она в действительности хочет. В квартире рядом с Академией музыки жил Людвик, но Хелена не знала, что ему известно. Она держала его в неведении, Йозеф и Тереза тоже вряд ли проговорились, значит придется все рассказать не откладывая. Как он отреагирует? Будет потрясен, рассмеется или придет в ярость?

Нет, Людвик все поймет.

Хелена решила встретить его после работы. Редакция партийной газеты «Руде право», куда после университета пришел работать Людвик, располагалась на улице Слезска. В 15.00 Хелена зашла в кафе на углу и села так, чтобы видеть дверь. Она не знала, когда выйдет Людвик и выйдет ли вообще: как-то раз он похвалялся, что иногда засиживается до полуночи. Приехав в марте в санаторий, Людвик вскользь упомянул о трениях в редакции, но распространяться не пожелал. Хелена выпила три чашки кофе, съела несколько маленьких сэндвичей. В 19.00 появился Людвик в компании двух мужчин, она взяла чемодан и пошла ему навстречу. Он изумился, увидев ее: