Джон Кракауэр - В диких условиях

Между судьбами Роселлини, Уотермана, Макканна и Маккэндлесса можно провести много аналогий. Подобно Роселлини и Уотерману, Маккэндлесс был человеком ищущим и относился к суровой природе с непрактичной восторженностью. Как и Уотерману с Макканном, ему катастрофически недоставало здравого смысла. Но, в отличие от Уотермана, он не был сумасшедшим. А от Макканна отличался тем, что отправился в дикую глушь, не ожидая, что кто-то автоматически бросится ему на выручку, если он попадет в беду.

Маккэндлесс не очень хорошо вписывается в стандартный образ жертвы дикой природы. Несмотря на все его безрассудство, нехватку практических знаний о жизни вне цивилизации и безумную неосмотрительность, он не был человеком абсолютно не подготовленным… ведь иначе он бы не протянул в аляскинской глуши целых 113 дней. Мало того, он не был психом, не был социопатом, не был изгоем. Маккэндлесс был другим человеком… хоть и трудно сказать, кем именно. Может быть, паломником.

Получше разобраться в трагедии Криса Маккэндлесса мы можем, познакомившись с такими же экзотическими его предшественниками. А для того чтобы сделать это, нам нужно отвлечься от Аляски и обратить свои взоры на каменистые каньоны южной части штата Юта. Именно туда в 1934 году ушел, чтобы больше никогда не вернуться, чудаковатый двадцатилетний парнишка по имени Эверетт Рюсс.

Что же до того, когда я снова вернусь в цивилизованный мир, то, мне кажется, очень не скоро. Природа меня вовсе не утомляет. Наоборот, я с каждым днем получаю все больше удовольствия от ее красоты и своего бродяжьего образа жизни. Я предпочитаю седло трамваю, звездное небо – крыше над головой, еле заметную, полную трудностей тропу в неведомое – любой мощеной дороге, абсолютный покой дикой природы – докучливой суете городов. Как же можно упрекать меня в том, что я предпочитаю оставаться здесь, где чувствую себя на своем месте, где сливаюсь воедино с окружающим меня миром? Да, мне не хватает умного собеседника, но в мире так мало людей, с которыми можно было бы поделиться самым сокровенным, что я научился держать все в себе. Мне вполне достаточно и того, что меня окружает вся эта красота…

Даже из твоих беглых описаний я делаю вывод, что не смогу выносить монотонность и однообразие жизни, которую принужден вести ты. Мне думается, я никогда не смогу осесть и остепениться. Я уже познал глубины жизни и предпочту все, что угодно, разочарованию в ней.

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО ЭВЕРЕТТА РЮССА БРАТУ УОЛДО, ДАТИРОВАННОЕ 11 НОЯБРЯ 1934 ГОДА

Эверетт Рюсс искал красоты и имел о ней весьма романтичное представление. Можно было бы посмеяться над экстравагантностью этого преклонения перед красотой, если бы в бесконечной преданности Эверетта красоте не было своеобразного величия. Эстетство в форме салонного позерства выглядит нелепо, а порой даже и отвратительно, но, став для человека образом жизни, оно иногда исполняется благородства. Поднимая на смех Эверетта Рюсса, мы должны точно так же поступить и с Джоном Мьюром, потому что отличались они друг от друга, пожалуй, только возрастом.

Почти весь год Дейвис-Крик остается тоненьким ручейком, а время от времени пересыхает напрочь. Взяв начало у подножия высокой скалы, известной под названием Фифтимайл-Пойнт, он пробегает всего шесть с половиной километров по розовым песчаникам южной Юты, а потом вливается в гигантское озеро Пауэлл, трехсоткилометровое водохранилище, упирающееся в плотину Глен-Каньон. По всем меркам небольшое, но очень живописное ущелье Дейвис с расположенным на самом его дне зеленым оазисом много сотен лет служит пристанищем странникам, проходящим через эти засушливые, пустынные земли. Его отвесные стены испещрены причудливыми петроглифами и пиктограммами. В укромных уголках ущелья гнездятся медленно разрушающиеся каменные жилища их авторов, из племени давно исчезнувших с лица земли кайентских анасази. Древние черепки индейской керамики соседствуют в песке с ржавыми жестяными банками, оставшимися от пастухов конца XIX – начала XX века, приводивших сюда на водопой свои стада.

Почти по всей своей длине короткое ущелье представляет собою глубокую, извилистую трещину в земле. Путь на дно этого каньона, местами такого узкого, что через него можно легко переплюнуть, преграждают нависающие со всех сторон песчаниковые стены. Тем не менее, в нижней его части имеется скрытая тропа вниз. Чуть выше того места, где ручей Дейвис-Крик впадает в озеро Пауэлл, по западной стене каньона змеится серпантин дороги естественного происхождения. Он заканчивается чуть выше уровня ручья, а дальше на дно ущелья ведет грубая лестница, больше столетия назад вырубленная в мягком песчанике мормонскими скотоводами.

Со всех сторон ущелье Дейвис окружено пустыней из лысых валунов и красного, как строительный кирпич, песка, в которой практически нет никакой растительности, а следовательно, и спасения от палящего солнца. Но, спустившись в каньон, попадаешь в совершенно другой мир. Над цветущими опунциями грациозно склоняются тополя. Ветер волнует высокие травы. Однодневные цветки калохортуса выглядывают из трещин в своде тридцатиметровой каменной арки, в кроне дуба меланхолично перекликаются вьюрки. Высоко над ручьем, прямо из каменной стены, сочится ключевая вода, орошающая покрывающие скалу пышные зеленые заплатки моха и папоротника.

Больше шестидесяти лет назад, в полутора километрах вниз по течению от того места, где на дно ущелья спускается вырубленная мормонами лестница, будучи обитателем этого очаровательного убежища, двадцатилетний Эверетт Рюсс высек на стене каньона прямо под индейскими пиктограммами свой псевдоним. То же самое он сделал и рядом со входом в небольшое каменное здание, некогда служившее анасази зернохранилищем. «НЕМО 1934» написал он, несомненно, движимый тем же самым импульсом, что заставил Криса Маккэндлесса нацарапать «Александр Супербродяга/май 1992» на стенке брошенного у Сушаны автобуса, а самих анасази – украсить каменные стены ущелья своими теперь уже никому не понятными символами. Так или иначе, оставив эти автографы, Рюсс надолго в каньоне не задержался. Он ушел из ущелья Дейвис и таинственно пропал, причем исчезновение это было явно запланировано им самим. Установить, куда он делся, не помогли даже широкомасштабные поиски. Казалось, он просто растворился в пустыне. Прошло уже больше шестидесяти лет, а мы так и не знаем, что с ним сталось.

Эверетт родился в калифорнийском Окленде в 1914 году. Он был младшим из двух сыновей в семье Кристофера и Стеллы Рюсс. Кристофер, закончивший факультет богословия в Гарварде, был поэтом, философом и унитарианским священником, но на жизнь зарабатывал, работая клерком в калифорнийской системе исполнения наказаний. Стелла же отличалась своенравием, богемными вкусами и творческими амбициями, которые распространяла на все свое семейство, издавая литературный журнал « Квартет Рюссов » с семейным девизом «Восславим день» на обложке. Кроме всего прочего, дружная семейка Рюссов тяготела к кочевой жизни. Переезжая из города в город, они успели пожить в Окленде, Фресноре, Лос-Анджелесе, Бостоне, Бруклине, Нью-Джерси и Индиане, но, в конце концов, когда Эверетту исполнилось четырнадцать, все-таки осели в южной Калифорнии.