Марина Королева - Верещагин (Кончерто гроссо)

– Не курю, – сказал я, хотя как раз собирался закурить, даже за спичками полез.

– Не курит он, – услышали мы ржание, уже когда отошли на несколько шагов, – он по девочкам. Вот козел…

Я видел, что с ней творится.

– Хочешь, я их догоню? Подожди меня.

– Не смей! – закричала она. – Не смей, слышишь? Это они козлы.

Она вцепилась мне в рукав и не пускала.

– Родной мой, – я старался говорить спокойно, – ведь они же правы. Просто они говорят, а другие будут молчать, но думать будут то же самое.

– Мне наплевать на это, понятно тебе? – сказала она, а в голосе было отчаяние. – Вот просто наплевать, и всё!

Я остановился, притянул ее к себе:

– Ну тихо, тихо, не бушуй. Надо успокоиться и понять, что это правда.

Мы еще какое-то время шли по аллее. Начинались тихие летние сумерки, прохожих не стало совсем. Надо было двигаться к выходу.

– Ох, как же я забыл!

Я действительно чуть не забыл про свой пакет с деньгами, хорошо еще, что не оставил его в кустах. Вот бы кто-то порадовался!

– Давай-ка присядем.

Мы сели на первую же скамейку. Я заторопился:

– Послушай, родной мой, я сегодня получил свой киношный гонорар. Вот он, видишь? – Я похлопал по пакету, где лежали три плотные пачки, перетянутые резинками, и понизил голос: – Ту т три тысячи.

– Ого! – она присвистнула. – Как хорошо тебе платят, Профессор! Здорово. Я столько заработаю, – она прикинула про себя, – за полтора года.

– Ну вот, ну вот, – обрадовался я. – Забери их у меня, пожалуйста.

Кажется, мне удалось ее удивить. По крайней мере, смотрела она на меня во все глаза.

– Забери, я тебе их принес.

Я был горд, ужасно горд.

– Ты с ума сошел, Профессор. Как это мне? С чего бы?

– Я хочу, чтобы ты их взяла, – я опять заторопился, – купила себе всё, что захочешь. Абсолютно всё, что можно еще купить здесь за эти деньги.

– Но почему мне? Отнеси это домой, у тебя же есть дом, – она старательно обошла слово «жена».

– Да ну, – махнул я рукой, – там всем всего хватает. Слушай, давай еще раз: я принес эти деньги тебе. И, в конце концов, скоро на них только зубную щетку можно будет купить, я это уже вижу, чувствую, – я и сам в тот момент не знал, насколько был прав.

– Это огромные деньги, – сказала она не очень уверенно, – я даже и не знаю, что с такими делают.

– Потрать, купи что хочешь, – повторил я, – или положи на сберкнижку, хотя это неразумно, но это уж твое дело. Послушай меня, родной мой: если мужчина приносит тебе деньги, не отказывайся, бери, в этом нет ничего дурного. Ты даже не представляешь, какое это наслаждение – принести тебе хотя бы деньги. Что еще я могу тебе принести?

Она посмотрела на меня очень внимательно.

– Значит, больше ничего?

Я помолчал, мысленно попробовал на вкус эти два слова.

– Больше ничего. Ничего, родной мой. Жену свою я уже сделал несчастной. Теперь приниматься за тебя? Нет уж.

Лицо ее, такое живое всегда, сейчас застыло. Или сумерки были виноваты?

– И знай, запомни, никто не будет любить тебя так, как я, – я услышал себя как будто со стороны.

– Ты уже это говорил, – сказала она тихо. – А что для тебя любовь, Профессор?

– Любовь? – Она застала меня врасплох. Хотя нет, я думал об этом, как раз сегодня и думал. – Это как хлеб для голодного. Ты дала мне хлеба, когда я подыхал с голоду. Или как водка, а еще лучше коньяк, водку я не люблю. Когда голова идет кругом и сердцу тепло. Когда жизнь кажется бесконечной, родной мой. Вот что это такое.

– Да, тут мы с тобой расходимся, – голос у нее был сдавленный, странный. – Любовь – это воздух, Профессор. Когда без нее ни дышать, ни жить. Вроде и делаешь вдох, а дыхания не получается. А ты – хлеб, водка, коньяк…

Мы помолчали.

– Я должна была знать, – она говорила это, не глядя на меня, кому-то невидимому перед собой.

– Слушай, не валяй дурака, родной мой. Ну что мы трагедию разыгрываем! Все уляжется, перемелется, утрясется, мы будем с тобой видеться, где и как сможем, правда же? Но никаких резких шагов пока. Время пройдет – год, два, три, сколько нужно. А там видно будет.

– То есть я иду к себе домой, а ты к себе. И мы тайком от всех будем видеться, вот как сейчас, – голос был ровный, бесстрастный, как автомат, который объявляет время по телефону.

– Да почему же тайком? Ну да, какое-то время тайком. Будем видеться, если ты сама от меня не сбежишь, – я попробовал улыбнуться. – Вот, возьми деньги, прошу тебя.

Она взяла. Лицо у нее по-прежнему было почти недвижным, а движения замедленными, она и пакет этот забирала у меня так послушно, как будто не вполне понимала, что делает.

– Вот и умница, вот спасибо тебе. Пойдем, пора, скоро парк закроют, – я обнял ее за плечи, она не шевельнулась.

Становилось темно, и я еще подумал, что опасно становится разгуливать тут с пакетом денег.

Она не возражала. С этой минуты и до метро мы не сказали друг другу ни слова, в метро она тоже молчала, смотрела в одну точку, и, как я ни пытался хоть на секунду перехватить ее взгляд, мне это не удавалось.

– Всё хорошо? – спросил я на всякий случай.

– Да, всё в порядке, – отозвалась она в первый раз за полчаса.

Следующая остановка была ее.

– Ты не выходи со мной, – сказала она опять тем же ровным автоматическим голосом. – Я дойду до дома. Провожать не нужно.

Я и сам побаивался выходить с ней, я все еще ждал, что брат встретит меня однажды на пути к ее дому, или к моему дому, или к консерватории, – да мало ли в городе мест, где он может меня встретить! Это был мой кошмар, наваждение.

– Ты точно сама добежишь? – спросил я на всякий случай. – Не страшно у вас там на улице?

– Точно. Не страшно.

Поезд подъезжал к ее станции, я вместе с ней подошел к двери. И в тот момент, когда дверь открылась, она вдруг резким движением сунула мне в руки пакет с деньгами:

– Возьми, я не хочу, они мне не нужны!

Она выскочила из вагона, я хотел сойти за ней, но замешкался, впереди выходили с огромной сумкой и чемоданом, а когда прошли, двери уже закрывались. Она смотрела на меня с перрона:

– Не звони мне больше, никогда! – успел я услышать.

Через несколько секунд поезд зашел в тоннель, но я успел еще увидеть, как она бежит по перрону к выходу. И стало темно.

Я не мог сразу пойти домой, мне нужно было время. И еще мне срочно надо было выпить, срочно, если я не хотел подохнуть прямо сейчас, прямо здесь, на улице. У меня же куча денег, вспомнил я! И пошел в одно заветное место, где всегда покупал отличный коньяк. Я взял поллитровую бутылку, отсчитал деньги прямо из пачки, которую достал из своего целлофанового пакета. Мой коньячный благодетель смотрел на меня с ужасом:

– Профессор, не боитесь? Вы бы спрятали деньги, что ли. В пиджак вон или по карманам. Время такое, можно и до дома не дойти.