Катя Миллэй - Океан безмолвия

— Знаю, — с вызовом заявляет Дрю.

— Знаешь?

— Я не дурак, Джош. Вы двое пожираете друг друга глазами с начала учебного года. У меня с ней быть ничего не могло, и у нее со мной тоже.

— Тогда за каким хреном ты устроил все это представление?

— Хотел услышать твое признание от тебя лично. — Дрю улыбается и идет к дому. От радости я даже злиться на него не могу.

— А что у вас с Тьерни? — спрашиваю я, когда он поднимается на крыльцо.

— Пытаемся не затрахать друг друга. Пытаемся не поубивать друг друга. Все как обычно у нас с Тьерни.

На следующее утро в девять часов я у дома Насти. У нас были совместные планы, но после минувшего вечера я не уверен, что они остались в силе. Я жду на подъездной аллее, потому что Марго наверняка легла спать, а я не хочу своим стуком ее разбудить.

Дверь отворяется, и выходит Солнышко — в цветастом розовом сарафане, в белых босоножках на плоской подошве. Интересно, кто она сегодня? Солнышко садится в машину, захлопывает дверцу.

— Заткнись. На день рождения подарили, — объясняет она, не дожидаясь моих комментариев.

— Это не значит, что ты обязана это надевать. — Но я рад, что ты его надела.

— Надо же было хоть что-то взять из их психотерапевтических подарков, раз от телефона я отказалась. К тому же мне так часто приходится стирать твое белье, что на стирку своего времени просто не остается. — Она пристегивается ремнем безопасности, и мы, ни словом не обмолвившись о вчерашнем вечере, выезжаем на дорогу.

До полудня мы побывали в трех антикварных магазинах, но я так и не нашел ничего похожего на пристенный столик, который искал. Если Солнышко верна себе, ныть она начнет примерно после пятого магазина. Обычно на этом этапе антиквариат ей надоедает до чертиков. Четвертый магазин, отличающийся особым — эксклюзивным — ассортиментом, находится через два города к западу от нас, и мне приходится пообещать ей мороженое, чтобы заставить выйти из машины.

— А может, поискать через Интернет?

— Это неинтересно, — говорю я. Она права: через Интернет было бы проще. Просто мне нравится самому рыться в антикварных лавках.

— Можно подумать, от этого радости много. — Солнышко открывает дверь и, всем своим видом демонстрируя недовольство, входит в магазин.

— Тебе ведь нравятся антикварные магазины.

— Мне?

— Тебе.

— С чего ты взял?

— Я тебя знаю. Никто не заставит тебя делать то, что ты не хочешь. Если б ты не хотела ехать со мной, ты бы не поехала. А если б не поехала, тебя бы здесь не было. Напрашивается вывод: если б ты не хотела ехать, тебя не было бы здесь. Но ты же здесь, значит, следуя логике Солнышка, ты хочешь здесь быть.

— Я тебя ненавижу.

— Это я тоже знаю, — невозмутимо говорю я, и в ответ один уголок ее рта приподнимается.

— Сюда стоило поехать хотя бы для того, чтобы услышать от тебя столь длинную тираду. Не уверена, что ты когда-нибудь еще будешь так красноречив.

— Скорее всего, нет.

— Тогда напомни мне еще раз, почему ты не хочешь присоединиться к современному обществу и воспользоваться Интернетом.

Я пожимаю плечами, потому что объяснение, которое я намерен ей дать, возможно, прозвучит глупо.

— Мне нравится находить вещи, которые никто не ищет. Потерявшиеся, забытые, задвинутые в угол вещи. Предметы, о существовании которых я не подозревал. Мне даже не нужно их покупать. Я просто хочу найти их, хочу знать, что они есть. Вот что мне интересно.

— Но это же все старье.

— Антиквариат. В этом-то всё и дело.

— А может, лучше купить новую вещь? — Солнышко останавливается, оборачивается ко мне.

— Я люблю старинные вещи. — Рукой я подталкиваю ее в спину, заставляя идти дальше. — Они многое повидали на своем веку. И все еще живут.

— Но они хоть стоят тех денег, что за них просят? — Она смотрит на ценник нарядного буфета из красного дерева.

— Зависит от того, сколь сильно тебе хочется ее заполучить. Любая вещь стоит ровно столько, сколько ты готов за нее заплатить.

— И ты мог бы позволить себе что-то из антиквариата?

— Да.

— Так много мебели продаешь? — Она поражена.

— Нет. — Я получаю неплохой доход от продажи своей мебели, но антиквариат на эти деньги не купишь. Чтобы зарабатывать больше, времени не хватает.

— О. — Солнышко больше ни о чем не спрашивает, но я все равно отвечу, хотя говорить об этом мне особенно ненавистно.

— У меня много денег.

— Сколько?

— Миллионы. — Я смотрю на ее лицо. Миллионы. Бред какой-то. Прежде я никому об этом не говорил. Знают только те, кто знал всегда. Мне даже странно произносить это вслух. Я не говорю о деньгах. Я стараюсь не думать о деньгах. О них за меня думают адвокат, два бухгалтера и консультант по финансовым вопросам, которых я нанял. Если завтра они вручат мне все мои деньги, я не буду знать, что с ними делать. Возможно, спрячу их под кроватью.

— Неудивительно, что тебе удалось без проблем освободиться от опеки, — сухим тоном замечает Солнышко.

— Неудивительно.

Она прищурилась.

— Ты ведь не врешь. — Она пытливо всматривается в мое лицо, и я киваю.

— Ты ничего не тратишь. — Это не вопрос.

— Отец не хотел к ним прикасаться, и я стараюсь — по возможности. Беру только на оплату счетов; пока я учусь в школе, у меня нет возможности зарабатывать на текущие расходы. — Не могу сказать, что я ненавижу эти деньги, ведь они мне нужны. Но мне ненавистно то, что они собой олицетворяют, и потому радости они мне никогда не принесут.

— Ты что-нибудь на них приобрел?

— В прошлом году купил пикап, когда старая отцовская машина наконец-то гикнулась. И еще антикварный столик.

— Который?

— Темный, что у стены стоит в гостиной, возле раздвижных стеклянных дверей.

— Темный? И это все?

— Ты о чем?

— Обычно ты многословно, во всех подробностях описываешь изгибы дерева, симметрию линий, единство формы и функции. — Это она произносит высокопарным тоном, с пафосом жестикулирует — для пущей убедительности.

— Неужели я так говорю?

— О древесине и мебели, которую делаешь.

— Послушать тебя, так я напыщенный козел.

— Если угодно.

Солнышко идет в глубь магазина, к полкам с керамикой, вазами и лампами.

— Мне в пять надо быть дома, — сообщает она, переворачивая ценник на уродливой лампе с основанием в виде арлекина. Эта штуковина стоит три тысячи долларов. — Хочу такую, — добавляет она с сарказмом в голосе.

— Почему в пять?

— Я встречаюсь с Дрю. Нужно собрать материал для дебатов. Грядет еще одно состязание. Передача ядерного оружия в ведение штатов. Вот это тема!

О Дрю я с самого утра не вспоминал и сейчас говорить о нем тоже не хочу. Правда, зная его, подозреваю, что он, скорее всего, брякнет ей что-нибудь сегодня. Так что нужно предпринять упреждающие шаги.