Барбара Константин - А вот и Полетта

– Чай.

– Как удачно, чай у меня есть.

Походя гладит по голове собаку и закрывает за собой дверь. Он доволен: ему удалось все сказать, и такое ощущение, что он даже был убедителен. Оказалось не так уж сложно. Ну, посмотрим, что она решит завтра.

А она долгое время так и стоит – в плаще, с котом на руках и собакой у ног. В мозгу словно короткое замыкание.

– Да, но… я не против, доброй ночи…

– Две ложечки? Хорошо. А когда налью кипяток, на сколько оставить? Как это – на глаз? Значит, для средней крепости надо держать минут пять?.. Ладно, ладно. Ну что ж, спасибо за объяснение. А как Габи, прошел ее грипп?.. Вот дерьмо… Но как же… Я не знал, Мирей ничего мне не сказала… Хочешь, чтобы я с ней поговорил? Ладно. Ох, старина, вот беда. Слушай, если что-то понадобится, ну что угодно, сразу звони, да? Слышишь, Ги? Звони. Хоть в середине ночи. Иначе для чего нужны друзья. Поцелуй ее покрепче от меня. Я к вам сегодня же заеду. Лучше завтра? Хорошо, Ги. До завтра, мужик.

Фердинанд смотрит на часы. Семь. Еще темно. Он роется в буфете, наконец находит, что искал: большой заварочный чайник и чашку с блюдцем к нему. Генриетта выиграла их в лото. Или, может, в тире. Что тир, что лото – она не пропускала ни одного соревнования. Наверняка она и в тот раз нацелилась на главный приз – паровой обогреватель, но получила чайный сервиз. А сама пила кофе с цикорием. Он вымыл чашку под краном, протер, поставил на стол рядом с позолоченной металлической банкой с чаем. Ничего, выглядит неплохо.

Чайник на плите засвистел.

Он начал лить воду маленькими порциями в держатель фильтра для кофе. Опять подумал о разговоре. Известие о Габи. Какой удар. Твою мать, что за пакость. И потом, Ги останется совсем один. Может и не пережить. Они всегда были вместе. И тут вдруг на тебе… Сколько Фердинанд ни рылся в памяти, он больше не знал никого, кто так любил бы друг друга, как эти двое. Эта мысль его растрогала. Не то чтобы он завидовал. Сам бы он не перенес такой неразрывной связи. Но достаточно и того, что такое бывает.

Шум на лестнице сбил его с мысли. Первой появилась Берта, прижалась к его ногам, размахивая хвостом и высунутым языком, за ней маленький Шамало. Фердинанд поднимает его одной рукой, прижимает к себе, другой гладит собаку по голове. Эти двое вроде бы спелись, уже хорошо.

Он ставит перед Марселиной заварочный чайник, себе наливает кружку кофе. Оба пьют в молчании. Наконец он спрашивает, как прошла ночь. Очень хорошо, спасибо. А старому коту получше? Спит со вчерашнего дня, но совсем ничего не ел. Это нормально, он отсыпается. Хорошо бы так. А она уже подумала над… Немного. Он выжидает. Она не пользуется случаем поделиться с ним своим решением, значит, говорит он себе, пусть сама выберет момент, и меняет тему. Габриэль, она же знает ее, правда? Кто? Жена Ги, пара стариков-крестьян, как и он сам. Габи, да, конечно же, они подруги, всегда вместе ходят в библиотеку, но она не видела ее уже пару недель… Больше она не сможет туда ходить. Почему? Габи отходит. Это выражение… оно не очень понятное. Она отдает богу душу. Это значит… Да, ей уже недолго осталось. О!..

– Я завтра поеду ее повидать. Если вы…

– Да, пожалуйста.

– Ей будет приятно.

После завтрака Марселина влезла в плащ и сапоги и ушла вместе с собакой. Обоим не терпелось увидеть свой дом. Уже издалека они услышали рев Корнелиуса. Едва они показались на повороте узкой дороги, ведущей к дому, как он поскакал к ним мелкой рысцой. Ему удалось открыть ограждение своего загона, и он, как обычно, отправился инспектировать огород в поисках чего-то съедобного, ничего не обнаружил и с громкими жалобными воплями вернулся во двор. Марселина долго его гладила, шептала на ухо ласковые слова, но и поругала немного тоже, когда обнаружила, что он потоптал капусту во время своей прогулки. Потом она подошла к домику. Медленно толкнула дверь. Брезент на крыше не помог. Наполовину сорванный, он свисал вдоль стены, хлопая на ветру. На полу был слой воды сантиметров пять.

Мрачное зрелище.

Час спустя снова зарядил дождь.

Фердинанд мыл посуду после завтрака, когда услышал лай и пошел открывать. Берта обрызгала его с ног до головы, тщательно отряхивая на пороге шкуру. Она очень рада его видеть, потерлась о ноги, тем самым вымочив его окончательно, и, получив свою порцию поглаживаний, растянулась у печки.

Марселина идет через двор. Она несет две большие вазы, прижимая их к груди. Ветер сбил с нее капюшон, волосы вымокли, вода течет по лицу.

Она становится перед ним, смотрит прямо в глаза:

– Мне нечем платить вам за квартиру, и вы это прекрасно знаете.

– Я у вас ничего не просил.

– Тогда почему?

– Это же естественно.

– Что – естественно?

– Помогать друг другу.

– Я не понимаю. Мы практически никогда не разговаривали, даже руки никогда не пожимали, вы едва догадывались о моем существовании, и тут вдруг вы предлагаете…

– Я знаю. Не берите в голову, мадам Марселина. Заходите.

Он отодвинулся, пропуская ее. Она заколебалась, наконец двинулась вперед. Он решил помочь ей с вазами. Она резко отстранилась, прижала их к себе и бегом бросилась на второй этаж.

Спустилась она с несчастной улыбкой, будто пытаясь извиниться за свою реакцию. Он попросил ее не беспокоиться. У каждого из нас свои маленькие заскоки, это, знаете ли, не страшно. Она ответила, что когда-нибудь – но не сейчас, потому что иначе обязательно расплачется, она и так на взводе, – она объяснит, почему эти вазы предпочитает нести сама. Хватит и пары слов. Это не займет много времени.

Фердинанд впряг трактор в прицеп, а Марселина – осла в повозку. Они погрузили весь ее скарб меньше чем за час. Но вот на что ушло время, так это на шкаф. Они положили его набок, доволокли до двери, и тут он застрял. Фердинанд тянул, толкал, пыхтел как мог, стараясь его сдвинуть, но все без толку. В какой-то момент Марселина расхохоталась. Он забеспокоился, думая, что у нее сдали нервы. Но быстро понял, что ее рассмешила сама ситуация. Его это поразило. Найти в себе силы смеяться после всего, что пришлось ей на долю, это было… удивительно. По крайней мере, его это удивило! Он снова принялся за шкаф. Тот не поддавался. И Марселина решила, что можно его и здесь оставить. Какой смысл надрываться ради такого недолгого срока, не так уж много у нее вещей, которые нужно куда-то девать. Сможет прожить и без шкафа.

Вернувшись на ферму, они сложили ее добро в комнате, которую дети выбрали для виолончели. На первом этаже, недалеко от кухни. Маленькая комната, очень светлая. Совсем не такая, как в ее домике.

Она остановилась на этой комнате из-за окна, выходившего на конюшню, где разместили Корнелиуса. Ему будет спокойней, если он сможет ее видеть, а ей будет удобней за ним приглядывать. Едва прибыв, он принялся изучать замок, запиравший дверь в его стойло. Он научится его открывать, долго ждать не придется. Два-три дня максимум. Проблема в том, что он сделает, выбравшись наружу. Этот осел любит прогуливаться на свободе, посещать местные достопримечательности, особенно огороды. Фердинанду может не понравиться, если он обнаружит следы подков среди своих посадок. Только ей это кажется забавным. И то не всегда…