Джек Керуак - Ангелы Опустошения

Но мы выходим в девять утра и немедленно чудесным образом находим прекрасную квартиру, первый этаж с цветником во дворе, и платим аренду за месяц вперед и притаскиваем свои чемоданы. Беркли-уэй 1943 прямо рядышком со всеми магазинами а из окна моей спальни на самом деле виден Мост Золотые Ворота над водами за коньками крыш в десяти милях отсюда. Там даже есть камин. Когда Бен приходит с работы домой я захожу за ним в его домик и мы идем покупаем целую курицу на жарёху, кварту виски, сыра с хлебом и все прибамбасы, и в тот же вечер у огня пока мы все напиваемся на новой квартире я жарю курицу на сковородке из рюкзака прямо на поленьях и у нас пир горой. Бен уже купил мне подарок, пестик приминать табак мне в трубке, и мы сидим покуривая у огня с Мемер.

Но слишком много виски и нас всех развозит и мы отключаемся. В квартире уже есть две кровати и посреди ночи я просыпаюсь и слышу как Мемер стонет от выпитого и почему-то понимаю что наш новый дом уже отныне проклят.

А кроме этого Мемер уже говорит что горы Беркли сверзятся на нас при землетрясении – К тому же она терпеть не может утреннего тумана – Когда она ходит в прекрасные супермаркеты вниз по улице у нее все равно не хватает денег купить того чего ей на самом деле хочется – Я выскакиваю и покупаю радио за двенадцать долларов и все газеты чтоб она не скучала но ей не нравится – Она говорит

– Калифорния зловещая. Я хочу тратить свои чеки соцстраха во Флориде.

(Мы живем на мои 100 долларов в месяц и на ее 84 доллара в месяц.) Я начинаю видеть что она никогда не сможет жить нигде кроме как поблизости от моей сестры, которая ее великий кореш, или возле Нью-Йорка, который некогда был ее великой мечтой. Я Мемер тоже нравился но я с нею не болтаю по-бабьи, все время в основном трачу на чтение и писание. Старый добрый Бен иногда заходит нас как-то развеселить хоть на нее он лишь нагоняет тоску. («Он как старый Дедушка! Где ты нашел таких людей? Он просто старый добрый Дедушка он не молодой человек!») Со своим запасом марокканских тонизирующих пилюль я пишу и пишу при свече у себя в комнате, неистовства старой ангельской полночи, делать больше нечего, или гуляю по улицам в густой листве подмечая разницу между желтыми фонарями и белой луной и возвращаюсь домой и рисую малярной краской на дешевой бумаге, тем временем пья дешевое вино. Мемер нечем заняться. Наша мебель скоро придет из Флориды, вся эта затраханная масса о которой я уже рассказывал. Я следовательно осознаю что я имбецильный поэт пойманный капканом Америки с неудовлетворенной матерью в нищете и позоре. Я свирепею оттого что непризнанный литератор живущий на ферме в Вермонте с омарами для варки и женой для лежки или хотя бы с моими собственными лесами чтоб в них медитировать. Я все пишу и пишу абсурдности а Мемер штопает мои старые штаны в другой комнате. Бен Фейган видит печаль всего этого и кладет руку мне на плечи хмыкая.

А однажды вечером, по сути, я иду в ближайший кинотеатр и теряюсь на три часа в трагических историях о других людях (Джеке Карсоне, Джеффе Чандлере [210]) и только выхожу из кино в полночь как бросаю взгляд вдоль улицы на Сан-Францисскую Бухту совершенно забыв где я и вижу как в ночи сияет Мост Золотые Ворота и содрогаюсь от ужаса. У моей души выпадает донышко. Что-то в этом мосте, что-то зловещее как говорит Ма, что-то вроде позабытых подробностей смутного секанолового кошмара. Приехать за три тысячи миль чтоб содрогаться, – а там дома Мемер прячется в свой платок спрашивая себя что делать. Это в самом деле чересчур много – так что невозможно поверить. И типа как например у нас есть роскошная маленькая ванная но со скошенными карнизами но когда я принимаю радостные пузырящиеся ванны каждый вечер, с горячей водой и жидким мылом «Радость», Мемер жалуется что она боится этой ванны! Она не станет мыться потому что упадет, говорит она. Она пишет письма моей сестре а наша мебель еще не приехала из Флориды!

Боже! Кто вообще просил рождаться на свет? Что делать с унылыми рожами прохожих? Что делать с дымящейся трубкой Бена Фейгана?

Но вот туманным утром приходит сумасшедший старина Алекс Райбратер в бермудах только подумайте и тащит книжный шкаф чтоб оставить его у меня, и даже не совсем книжный шкаф а доски и кирпичи – Старина Алекс Райбратер лазивший со мной и Джарри на гору когда мы были Бродягами Дхармы которым было на все плевать – Время нагнало нас – К тому же он хочет заплатить мне за день работы чтоб я помог ему вычистить дом в Буэна-Висте которым он владеет – Вместо того чтобы улыбнуться Мемер и сказать здрасьте он сразу начинает втирать мне как в 1955-м, совершенно игнорируя ее даже когда она приносит ему чашечку кофе:

– Ну Дулуоз, я вижу ты доехал до Западного побережья. Кстати о виргинской знати ты знаешь что они и впрямь возвращаются в Англию – Хитрые ездки – Мэр Лондона принимал их около пятидесяти во время празднования трехсотпятидесятой годовщины а Елизавета Вторая позволила им взять парик Елизаветы Первой (я думаю) чтоб выставлять и множество других вещей никогда раньше не выдававшихся из башни Лондона. Видишь ли у меня однажды была девушка из Виргинии… Что за индейцы мескалеро? Библиотека сегодня закрыта…

А Мемер в кухне говорит сама себе что все мои друзья полоумны. Но на самом деле мне нужны были эти деньги от Алекса за день работы. Я уже побывал на фабрике где думал устроиться но единственного взгляда на двух пацанов толкавших кучу тары по приказу тупого на вид бригадира который возможно расспрашивал об их личной жизни в обеденный перерыв хватило, и я свалил – Я даже зашел в контору по найму и тут же вышел как герой Достоевского. Когда молод работаешь поскольку считаешь что тебе нужны деньги: когда стар уже знаешь что тебе нужна одна лишь смерть, значит к чему работать? А кроме этого, «работа» всегда означает работу за кого-то другого, толкаешь тару за другого человека недоумевая «Почему это он сам свою тару не толкает?» А в России вероятно рабочий думает: «Почему это Народная Республика сама не толкает свою проклятую тару?» По крайней мере, работая на Райбратера, я работал бы на друга: он заставил бы меня подрезать кусты ножовкой чтобы я мог по крайней мере думать «Что ж я подрезаю куст для старины Алекса Райбратера который очень смешной и лазил со мной на гору два года назад». Но как бы то ни было мы отправились на следующее утро на работу пешком и едва начали переходить маленькую боковую улочку как подошел легавый и выписал нам две квитанции на штраф по три доллара с носа за переход в неположенном месте, что уже составило половину моего дневного заработка. Я вытаращился на унылую калифорнийскую физиономию лягаша в изумлении.