Люси Кларк - Виновато море

Были, правда, и другие воспоминания, делиться которыми она благоразумно воздерживалась: например, о том, как в возрасте двух лет Миа наложили семь швов в области правого виска. Кейти с мамой были на балете, и в антракте, когда Кейти радостно выделывала пируэты в буфете, из динамика неожиданно прозвучало мамино имя.

– Грейс Грин? – осведомился стоявший внизу за стойкой администратор. – Звонит ваш супруг.

Кейти видела, как побледнело мамино лицо и страшно округлились глаза, когда она стояла с прижатой к уху телефонной трубкой.

Последовавшие события того вечера вспоминались ей потом в виде отдельных фрагментов, словно иллюстрации в книжках комиксов. Она запомнила поездку в такси в темноте, стойку в приемном покое больницы, через которую ей не удавалось заглянуть, даже когда она приподнималась на цыпочки, свою сестру, лежавшую на кровати с блестящими металлическими боковинами, маму, сжимавшую бледными руками свою сумочку во время их разговора с отцом.

Он сказал, что Миа, поскользнувшись на площадке, упала с лестницы, однако всплывшие позже детали указывали на совершенно иные события. Одна из медсестер обмолвилась о мотоцикле, а сосед, назвав имя отца, употребил слово «безответственный».

Вернувшись из больницы на следующий день, они увидели, что ни отца, ни его вещей дома нет. Однако этим дело не закончилось. Со временем мама становилась все более безжизненной и безучастной, а по вечерам, когда она принимала ванну, Кейти слышала доносившиеся сквозь шум воды рыдания.

Даже будучи ребенком, Кейти понимала, что произошедший с Миа несчастный случай и уход отца как-то взаимосвязаны. Она помнила, как, оказавшись в дверях маминой спальни и наблюдая за тем, как Грейс тщательно маскирует темные круги под глазами, спросила:

– А папа ушел из-за Миа?

Выронив золотистую баночку с маскирующим кремом, мать в три шага очутилась возле нее, схватила за плечо и шлепнула по попе. Три месяца спустя они с упакованными в коробки вещами садились на автобус до Корнуолла.

Сейчас, листая страницы дневника, она отметила появившееся у нее тревожное чувство, что та встреча с Миком каким-то образом сказалась на дальнейшем путешествии Миа. Лежа на кровати, она продолжала читать – быстро, но внимательно. Она не заметила появления в своем гостиничном номере еще двух постояльцев и не слышала, как по окну забарабанил тропический дождь. Она была поглощена чтением все новых страниц дневника, на которых Миа рассказывала, что произошло тем вечером, когда она пришла повидать отца.

Миа в ожидании стояла возле двери. Даже с наступлением сумерек воздух не утратил тепла, и она чувствовала, как за пояс ее шортов устремилась тоненькая струйка пота. Подсунув сзади за пояс палец, она слегка оттянула его, чтобы кожа почувствовала хоть малейшее движение воздуха. Пот выступил под мышками; капельки скатились в ложбинке по груди.

Продолжая ждать, она, затаив дыхание, прислушивалась и наконец услышала звук торопливых шагов, направлявшихся к двери. Чуть отойдя назад, она скрестила руки на груди, потом опустила и вновь скрестила в более свободной манере.

Мик был с нее ростом. В свободной белой рубашке и черных шортах с прицепленным к ним мобильником. Лицо из-за щек казалось круглее, чем на запомнившейся ей фотографии; волосы, которые приобрели стальной серый цвет, чуть поредели и были коротко пострижены. Она обратила внимание, что глаза у него были, как у Кейти, – карие, со светлыми ресницами.

Они внимательно смотрели друг на друга. Миа силилась понять, какие мысли возникли у него в голове при появлении в дверях молоденькой безмолвной женщины. Не промахнулась ли она, одевшись столь непринужденно – в шорты и шлепанцы, в то время как более подобающими моменту были бы платье с босоножками – стиль, который предпочли бы мама и Кейти?

Мик первым нарушил молчание. И произнесенное им слово имело эффект пощечины:

– Да?

Он не понял, кто она.

Не выдержав, она опустила глаза и стала смотреть на придверный коврик, из ворса которого пыталась вырваться запутавшаяся муха. Когда Миа пыталась представлять себе их встречу – а делала она это много-много раз, – ей представлялись естественный порыв Мика обнять ее и, словно ознаменованное этими первыми объятиями, восстановление невидимой связи отца с дочерью. Была она готова и к другому: Мик заявляет, что утекло слишком много времени, или старательно закрывает ее от своей второй жены, которая ничего не знает о ее существовании. Однако ни в одном из своих воображаемых сценариев Миа не предусмотрела, что он может ее не узнать.

Когда она подняла глаза, Мик все так же стоял в ожидании, вопросительно приподняв брови и чуть склонив голову набок, краешки его губ были слегка раздвинуты в едва уловимой улыбке. Она не понимала, подталкивал ли он ее своим видом к диалогу или недоумевал по поводу ее молчания.

– Я… – начала она, и ее глаза искали в выражении его лица некий проблеск, который избавил бы ее от унижения. – Я – Миа.

Выражение его лица не изменилось.

Надо ли это говорить? Стоит ли ей говорить, что он – ее отец? Слава богу, что Финн не пошел с ней: оказаться свидетелем такой сцены было бы слишком.

– Я – твоя дочь, – наконец произнесла она.

Улыбка исчезла с его лица, и он несколько раз часто моргнул. Его взгляд заскользил по ее лицу в поисках того, что он, вероятно, мог ранее не заметить.

– Прости, я… я и предположить не мог, что ты…

Она продолжала стоять перед ним.

– Что же мы… – после некоторой заминки сказал он и посторонился, – …заходи.

Она прошла по прохладному белому коридору и оказалась на со вкусом оборудованной кухне. Просторное помещение окаймляла Г-образная гранитная столешница, а в шкафчиках за стеклом стояли изящные бокалы. Многие кухонные приборы были из нержавеющей стали: беспроводной чайник, двухконфорочная плита со встроенными часами с цифровой индикацией, узкий холодильник. Стены, тоже белые, оставались голыми, если не считать часов в форме гитары и четырех почти незаметных колонок фирмы «Боуз», из которых звучала композиция Нила Янга.

Взяв тоненький пульт дистанционного управления со стеклянного обеденного стола, заваленного журналами, страницами с нотами и текстами песен и почтой, Мик выключил музыку. Он казался ошеломленным.

– Вот так неожиданность.

Миа от растерянности так и не могла сообразить, что сказать, и чувствовала, как у нее запылали щеки.

– Усаживайся на террасе, – предложил он, указывая на выходящие в сад распашные стеклянные двери. – А я приготовлю нам что-нибудь выпить.

Она вышла из дома и оказалась у кромки сада с низкой каменной стеной – единственной преградой, отделявшей владения Мика от пляжа. В воздухе пахло солью и свежестью. Она сделала глубокий вдох. В тусклом вечернем свете едва угадывалась линия горизонта – голубоватый небосвод растворялся в густо-сиреневом цвете, переходящем в сумеречно-синий. Где-то поодаль слышался шум прибоя, и она попыталась сосредоточиться на этом звуке.