Дж. Редмирски - По дороге в вечность

– Да. – Она чуть заметно кивает. – Просто само это место – такой значимый пласт воспоминаний… Эндрю, я сама не понимаю, какую чушь несу.

Теперь на ее лице полная растерянность.

Я пододвигаю кресло к окну и сажусь в него, зажав руки между коленями. Начинаю что-то говорить, пытаясь расширить ее объяснения, но Кэмрин машет рукой, и я замолкаю.

– Наверное, нам вообще не стоило сюда приезжать, – говорит она.

Я ожидал услышать что угодно, только не это.

– Но почему?

Кэмрин упирается ладонями в подоконник. Ее плечи застывают, а спина горбится. Постепенно с ее лица уходит и растерянность, и неуверенность. Кажется, она начинает понимать свое состояние.

– Если что-то произошло, потом можно пытаться воссоздать это событие до мельчайших деталей, и все равно оно не будет таким, каким было в первый раз. – Она задумчиво оглядывает пространство номера. – В детстве мы с Коулом любили играть в лесочке. Тогда мы жили в другом доме, и лесочек начинался буквально за калиткой… Это самые яркие из моих детских воспоминаний. И наверное, самые лучшие… Мы с Коулом даже построили дом на дереве. Конечно, не настоящий дом. Так, несколько досок, которые он прибил к двум крепким ветвям. Но это был наш дом, и мы им гордились. После уроков мы обязательно бежали в лесок, к тому дому. – Ее лицо озаряется воспоминаниями. Кэмрин улыбается, но улыбка довольно скоро гаснет. – Потом мы перебрались туда, где мама живет и сейчас. Я часто вспоминала лесок, наш дом и веселую пору. Я дорожила этими воспоминаниями и иногда так глубоко погружалась в них, что почти ощущала то место. Мне казалось, я испытываю те же чувства, что и в детстве. – Кэмрин замолкает, подносит руку к груди и растопыривает пальцы. – А однажды я решила там побывать, – продолжает она. – Меня замучила ностальгия. Вот я и подумала: навещу то место. Постою под деревом, на котором был наш дом, посижу на земле, посмотрю, не торчит ли где прутик, надломанный особым образом. Так мы с Коулом помечали тайники, где оставляли друг другу послания… И знаешь, Эндрю, все оказалось по-другому.

Я смотрю на нее и жду продолжения.

– Все оказалось по-другому, – отрешенно повторяет Кэмрин. – Встреча с тем местом принесла мне сплошные разочарования. И дыра в моем сердце стала еще шире. Но самое печальное… сколько я потом ни пыталась пробудить детские воспоминания, у меня ничего не получалось. Навестив лесок, я их разрушила. Заменила пустотой того дня, когда там побывала. Увы, я поняла это слишком поздно.

Ностальгия знакома и мне. Наверное, каждый человек тоскует по какому-то месту, где ему было хорошо. Но я прогоняю все мысли о своей ностальгии и продолжаю слушать Кэмрин.

– Все утро я дурила себе мозги, пытаясь внушить, что мы остановились вовсе не в этом номере. И бар, где мы вчера выступали, не «Олд пойнт». А печальная новость об Эдди – просто дурной сон. – Она пристально смотрит на меня. – Эндрю, я хочу уехать. Боюсь разрушить и эти воспоминания.

Она права. Она абсолютно права. Но у меня есть вопрос, который я должен ей задать.

– Кэмрин, а зачем ты пыталась вновь пережить прошлогодние воспоминания? Неужели тебе плохо в настоящем? В нашем настоящем?

Мысленно ругаю себя за этот вопрос.

Кэмрин вскидывает голову и смотрит на меня с недоумением. Потом ее глаза теплеют, и она говорит:

– Ни в коем случае, Эндрю. – Она спрыгивает с подоконника и становится у меня между ног. – Ни в коем случае. Я думаю, все это вызвано нашим приездом сюда. Я бессознательно начала пытаться воссоздать наиболее значимые события моей жизни.

Кэмрин кладет руки мне на плечи. Я обнимаю ее за талию. Ее ответ принес мне невероятное облегчение.

– В таком случае, – говорю я, улыбнувшись и встав со стула, – давай поскорее сваливать отсюда, пока твои воспоминания не превратились в груду дерьма.

Кэмрин хихикает.

Я тут же принимаюсь собирать наши пожитки.

– Зайди в ванную, посмотри там, – прошу я.

Кэмрин несется в ванную. Еще несколько минут – и все собрано. Мы выходим из номера не оглядываясь. На дверь соседнего номера, который мы снимали в прошлом году, мы тоже не смотрим. Лифт спускает нас в холл. Я подхожу к стойке администратора и говорю, что у нас изменились обстоятельства и мы съезжаем. Достав кредитную карточку, прошу вернуть деньги, которые заплатил вперед за целую неделю. Служащая берет карточку и проделывает нужную операцию.

Кэмрин стоит поодаль, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

– Ты лучше закрой глаза, – говорю я, опасаясь за ее воспоминания.

Она усмехается и закрывает глаза.

– Благодарим вас за то, что были гостями новоорлеанского «Холидей-инн», – заученным тоном произносит служащая. – С нетерпением ждем вас снова.

– «Холидей-инн»? – разыгрывая удивление, переспрашиваю я. – Нет, это… «Эмбасси сьютс» в… Галфпорте. Конечно, мы же в штате Миссисипи. Откуда у вас такие фантазии, мэм?

Тетка ошеломлена. Скорчила гримасу, наморщила лоб. Но в ответ – ни слова. Выходим на улицу.

– Слушай, когда мы въедем в Луизиану, давай не заезжать в Новый Орлеан, – продолжает игру Кэмрин, пока мы запихиваем вещи в багажник «шевеля». – Что мы там забыли?

Оказывается, совсем нетрудно делать вид, будто ты находишься где-то в другом месте.

– Вот и я о том же, – говорю я, захлопывая дверь. – Если хочешь, мы и в Галвестон можем не заезжать.

– Нет, заедем, – возражает Кэмрин. – Надо навестить твою маму. А потом поедем куда угодно.

– А может, по пути в Галвестон мы заедем еще куда-нибудь? – спрашиваю я, включая зажигание.

Кэмрин покусывает губы, словно в раздумье, потом кивает:

– Да, можно и заехать.

Она выразительно смотрит на меня. «Давай поскорее сваливать отсюда», – говорит ее взгляд.

Из Нового Орлеана до Галвестона можно ехать по прямой, но мы не торопимся. Наш путь лежит теперь на северо-запад, через Батон-Руж и Шривпорт. Вскоре мы въезжаем в пределы Техаса и попадаем в город Лонгвью. Не задерживаясь, едем дальше. В Тайлере мы заправляемся и держим путь прямиком в Даллас. Кэмрин настаивает, чтобы там мы заехали в Уэст-Виллидж и купили «наа-стоя-щуую ковбой-скуую ши-ляпуу». Я лишь воспроизвожу ее слова и добавляю, что речь идет о женской шляпе.

– Когда едешь по Техасу, лучше не отличаться от техасцев, – растягивая слова на местный манер, добавляет Кэмрин.

Я не спорю. Сам я не горю желанием нахлобучить ковбойскую шляпу или надеть ковбойские сапоги, но на ней шляпа смотрится очень даже живописно.

На ночь мы останавливаемся в Лагранже, где вливаем в себя несколько порций местного пойла и слушаем потрясающий ансамбль, играющий кантри и рок. На следующий вечер мы посещаем клуб «Гилли», где Кэмрин катается на механическом быке Эль-Торро (сесть на настоящего я бы ей не позволил) и дразнит местных мужчин своей сексапильной шляпой. Когда мы возвращаемся в отель, я сам изображаю механического быка и позволяю ей прокатиться на моей спине. (Разумеется, в ее шляпе.)