Ирина Крицкая - У женщин грехов не бывает!

Там, в Ашдоде, за столиком, было все примерно то же самое. Расслабуха, как при Брежневе. Ни одного мужика в костюме – кайф! Ни одного галстука – ура! Никаких разговоров про бизнес – супер. Люди кушают! Людям хорошо! Люди выпивают. Суббота у людей.

– За маму! – кричали мужские голоса.

– За именинника! – подпевали женские.

– Война! – пугал всех Шимшон. – Война будет! Мать моя говорила еще в Тбилиси. Третья мировая!

– Будет все, как в Ираке, – отвечали с соседнего столика: – Размондят всех арабов к чертовой матери!

Шимшон начал расспрашивать, сколько мне лет, и подсчитывать, какая у нас разница. Двадцать? Не многовато? Да нет, в самый раз. А есть ли дети? Двое, да? Странно, и муж отпустил? А Лера руки в стороны, голову в плечи:

– Отпустил.

– Красивая? – Ашот ехидно сощурился.

А Лера ему с таким же прищуром:

– Конечно…

– А грудь?

– О-о-о! Грудь… – Лера поднял руки и показал что-то грандиозное, и сам удивился, глядя на свои открытые ладони.

Потом, конечно, Шимшон спросил про деньги. Есть ли они у меня. Лерочка прикинул, что вроде бы есть.

– Откуда сейчас в России деньги? – обиделся Шимшон. – В России деньги только у новых русских.

– Она и есть… – Лера откусил огурчик, немного сомневаясь, врать или не врать, но все-таки не удержался и приврал: – Она и есть новая русская.

– Но пионером-то была?! – друзья заволновались.

– Была, была, – он успокоил. – Конечно.

Потом Ашот поменял свои глаза местами и спросил, какого года фотографии висят у Лерочки в Сети. Он долго смеялся, когда узнал, что это «те самые», с круиза.

– Те фотки, да? Смотри, как ты разъелся за три года! Ничего?

Лерочка опустил глаза на свой живот, обтянутый синей рубашкой.

– Ничего… – Он погладил свое пузочко. – Что-нибудь придумаем…

– За тебя! – подмигнул Ашот. – Чтоб тебе сил хватило! А если не хватит – звони, мы придем!

– Ты у меня договоришься… – Лера проскрипел.

Возле рюмочки задергался телефон. Прискакало смс от штатной любовницы. «Привет, Толстенький, – Лерочка прочитал. – Я вижу, что ты изменился. Видимо, ты берешь на себя больше, чем позволяют твои возможности. Кстати, я сейчас подумала, у тебя очень похотливые глаза».

Лера не любит такие длинные смс. У него есть три любимых слова: «хочу», «моя» и «срочно». Про «глаза» и про «возможности» Лера не понял. Он не успел ответить. Таксист уже кричал в трубку, боялся пропустить один-единственный поворот.

Маленькая шустренькая мама именинника вынесла на стол неубиваемую русскую селедку под шубой. Рядом на траве зажгли костер. На огне стоял большой черный казан. От него тянуло дымом и жареным луком. Татарин, большой и улыбчивый, резал морковь крупной соломкой. Народ то и дело поворачивался:

– Рустам, скоро?

– Скоро, – он загадочно улыбался и помешивал свое варево длинной ложкой.

Татары всегда загадочно улыбаются, когда мутят свой плов. Я знаю эту методику, им по барабану покушать, им просто нравится томить морковку и помешивать. Они делают это важно, стараются, чтоб шипело подольше, чтоб дымок погуще – это татарам нравится, а народ покормить – дело десятое.

Татарин улыбался и помешивал, а гости надрывались:

– Скоро?

И Шимшон с Ашотом спрашивали Лерочку:

– Скоро?

И он мне звякнул: «Девочка моя… Ты скоро? Подъезжаешь уже?!». У Леры схватило горло, он прошептал: «Милая, передай водителю трубку». Отдал свой телефон Шимшону, сам не смог дорогу объяснить.

– Встречай, – Шимшон начал мерзко хрустеть пальцами.

– Сбежишь, может, пока не поздно? – подмигнул Ашот. – А мы тут сами… разберемся.

– Ох, что ж я вытворяю… – Лерочка вздохнул.

Такси остановилось на парковке за рекламным щитом. Человек, похожий на страницу из гербария, вышел на дорогу. Это был Шимшон. Дед хмыкнул разочарованно:

– Это твой мужчина?

– Нет… – Я отвечала медленно, как будто мне вкололи ледокаин. – Это его друг.

Дед передал Шимшону мой чемодан. Гаркнул со злостью на его открытый бумажник: «Все оплачено», – и сунул мне визитку. Расстроился, хотелось этому арабу посмотреть, что там за еврей такой, из-за которого дрожали мои ручки.

А ручки снова задрожали. Я забыла поздороваться с Шимшоном.

– Где Лера? – я спросила.

– Лера там, – он показал за рекламный щит.

Не помню, совсем не помню, что на том щите было нарисовано. Я стояла на месте. Скомкала свой платок, затолкала его в маленькую сумку. Шимшон рассматривал меня, как все они тут, маньяки, рентгеном, с головы до ног. Потом подошел с моим чемоданом к своей машине, хлопнул себя по карману: «Ой, ключи забыл», – и поскакал к столику, с докладом.

– Ну как? – у него спросили.

Он показал:

– Во!

Я вынырнула из-за щита и пошла на Лерочку, как танк, не глядя под ноги. Мне нужен был его взгляд, первый, самый настоящий. Я знала, Лера блефовать умеет, и в картишки ему везет, но когда он пугается, ему не хватает всего пары секунд, чтобы прикрыться. Я хотела застать его в эти две секунды, когда он настоящий.

Лера вздрогнул, когда меня увидел. Плечи поднялись и опустились. Губы сделали удивленное: «Ах!». Голова повернулась набок. Руки упали. Он откинулся в кресле и съехал по спинке. Лера плавился. Глаза у него горели, как у ребенка, и никакой похоти в них не было. Секунды четыре, может быть восемь, они так горели, но мне хватило, чтобы понять – я его угадала. Себе нужно верить, и я всегда знала: Лера живой, никакой он не глюк, не проекция моих желаний. Когда я наклонилась целовать, он поднял ко мне лицо и пропел таким смешным тоненьким голосочком:

– Ирочка моя приехала…

Никто не умеет целовать, как Лера. Никто. Все мямлят, слюнявят, кусают… А Лера целует, как будто бросает на волны – плыви, зайка! У Лерочки сладкие губы, горячие и сильные. Я боюсь вспоминать, накрывает с головой.

В машине он меня целовал, на заднем сиденье. Жадно, взасос, язычком за язык, как две змейки. Я вздохнуть не могла, я сама не знала, что меня еще никогда не целовали по-взрослому. Дождалась я счастьица.

Я обняла его ножкой и залезла к нему под рубашку… Нежный, теплый Лерочка под рубашкой. Он взял мою руку, положил себе на джинсы. Хвалился, на ушко шептал: «Я сейчас тебя скушаю…».

Хорошо, что гостиница была недалеко.

Таксист рулил, широко расставив локти, как будто у него в спине торчал осиновый кол. Он спросил, не оборачиваясь:

– Куда вас везти?

– В «Майами», – Лерочка удивленно приподнял бровь.

В «Майами» везти нас, куда же еще? Пора бы запомнить. Привык Лера к «Майами», удобно ему. Возле работы, рядом с домом. Тихое местечко, все насквозь пропахло ванилью. Напротив китайский ресторанчик, там рыбку хорошо готовят, креветочки бузуют в кислом соусе. В «Майами» Лера встречался с этой черненькой, которая с челочкой. И с беленькой, которая с хвостиком. И с негритяночкой, и с китаяночкой, и с папуасочкой… Нечасто, нечасто. Разочка три в месяц.