Ирина Крицкая - У женщин грехов не бывает!

Когда я села в самолет, в Эль-Алевский самолет, тогда до меня дошло, что такое «не суди». Брякнешь что-нибудь про чужую шкуру – и жизнь обязательно заставит ее примерить. Но больше я ни-ни. Ни про кого. Ни в коем случае. Что бы человек ни натворил. Сейчас еще один глоточек – и моя толерантность достигнет апогея.

Нет, я не сразу к Лерочке заявилась. Сначала в Иерусалим, я давно туда собиралась. Посмотрела карту города, ткнула пальцем в Яффские ворота, выбрала ближайшую гостиницу и прикатила. С маленьким чемоданчиком. Всех почему-то удивлял мой маленький чемодан. А зачем мне большой? Я ж ненадолго.

Таксист остановился в узком переулке и спросил меня:

– Точно этот отель?

– Да вроде этот… – говорю.

В общем, ничего страшного. И фото на букин. ру смотрелось так же, как другие: каменный подъезд, золотые буквы, цветочки… Просто в это фото не влезли две разбитые витрины, мешки с цементом, груда кирпичей, черные мальчишки под фонарем и все их мотики. А что такого? Ремонт.

Но потом оказалось, дальше, вверх по Яффо, в переулках, встречаются еще более говнистые отели. Так что мой был самым лучшим из говнистых. Я не расстроилась. Подумала только: слава Богу, муж не видит. Он упал бы в обморок от всех этих мелочей: от маленьких номеров, от тяжелых телеков на кронштейне, от пыльных ковролинов, от деревянных ставен, которые не закрываются. Холодно ночью, а они не закрываются. Я позвонила на ресепшен, девушка веселая пришла, саданула по-русски ставенку – и окно затворилось.

Темнеет рано, рано темнеет в Иерусалиме. Семь вечера – уже ночь. Но я покаптила прогульнуться. Вышла на Бен Ягуду. А что? Сказали в путеводителе: «Эта улица очень напоминает Старый Арбат», – я захотела проверить.

Перешла туда с Яффо по развороченной брусчатке. На Яффо ремонтировали рельсы, люди по тропинке перескакивали дорогу один за другим. И я пошла за ними, гляжу по сторонам – ну да, Арбат, один в один, едрит твое налево.

На улице были разбросаны столики, именно разбросаны, а не выставлены, поэтому трудно было понять в этом бардаке, где какое кафе начинается, где заканчивается, и ни одной тетки там не сидело. Я знаю, конечно, хорошие девочки по улицам не шляются. А я шлялась и слушала, как черные мальчишки наяривают на своих африканских балалайках. Какие-то странные потертые личности валялись на брусчатке и попивали из бутылок. Седой дедочек, как маленький живой памятник, сидел возле ящика с монетами напротив обменника. Редкие немцы тащились медленно, еле-еле двигая бледными ногами в своих вечных шортах. Вид у них был пришибленный и удивленный.

Оттуда, с Ягуды, я набрала Лерочку. Почему не раньше? Потому что только когда я купила билет на самолет, до меня дошло: я собираюсь встретиться с мужчиной, о котором у меня нет никакой информации, кроме моих лингвистических анализов.

Ну да… я боялась. Немножко. Немножко совсем. Боялась ошибиться. Боялась, что Лера – мой глюк. И, значит, мой кайф – синтетика.

Это все равно, что читаешь, читаешь книжку, плачешь, плачешь, когда главного героя убивают, а потом видишь в конце комментарий: все персонажи вымышленные, совпадения случайны. В гробу я видела такие книжки. В хороших книжках все всегда по-настоящему, даже если это сказки.

А я могла ошибиться. Вполне. Однажды у меня был обман зрения. Я гуляла по Питеру со своей подружкой Анечкой. Было холодно, осень, дождь, кушать хотелось до обморока. Но что-то в районе Смоленского кладбища не встречалось ничего подходящего. И вдруг я увидела вывеску. И закричала: «Ура! Куры-гриль!». Анечка мне по слогам прочитала: «Диски-софт». Так что я могу, вполне могу спутать реального мужчину с виртуальной проекцией своих желаний. А это обидно, поэтому я хотела скорее проверить.

Я набрала Лерочку. И долго слушала рингтон, ту ресторанную песню «А белый лебедь на пруду… ду-ду-ду-ду, ду-ду-ду-ду…». Лера увидел входящий с неизвестного номера и приготовился сказать: «Добрый вечер, зайка. Как долетела?». Я услышала его наглое «Алле», с ударением на «а» и сразу начала ругаться:

– Лера! Куда я попала! Хоть бы предупредил…

– Добрый вечер… зайка… Как долетала? – он мяукнул. – Что случилось?

Я прислушалась и захохотала. У него смешной голос, охрипший, теплый, со скрипом, и вкрадчивый, как у старого мафиози.

– Добрый вечер! – Я улыбнулась в витрину. – Что случилось… Не могу в кафе войти – кругом одни черные мужики. Что-то пялятся как-то…

А Лерочка пузцо свое погладил, где он был, я вообще не знаю, видимо, на работе, где-то в районе кухни, наверно, что-то звенело у него на заднем плане, какой-то железный звук, кастрюля об кастрюлю, что-то в этом духе я услышала.

– В чем ты? – он спросил.

Я опять засмеялась. «В чем ты?» – так говорят, когда начинают секс по телефону. Я остановилась у витрины, у затрапезной витрины со странной вывеской «Моден клоуз». Посмотрела на свое затемненное отражение.

– Нормальное у меня платье… – говорю, – Черное. Немножко коротковато, но не очень, не очень… До колена… и почти не в обтяжку, совсем ерунда…

– Еще и в обтяжку… – он промурчал. – Будь осторожнее, заенка. Завтра пойдешь гулять? Не разговаривай ни с кем, хорошо?

– Ладно, – говорю, – А ты приедешь?

– Конечно. – Он всегда так немножко притягивает «коньееешно». – Придумаем что-нибудь… Девочка моя…

И я почесала. Одна. В темноте. Под тусклыми фонарями. Мимо обшарпанных лавчонок, мимо горящих красными цифрами пунктов обмена валюты. Шла и улыбалась. Чему? Лерочку первый раз услышала. Красная Шапочка.

Местные художники сворачивали свою выставку. В потемках я заметила одну фиговину – лимоны на снегу. А мне они как назло приснились однажды, лимоны приснились, и как раз на снегу. Во сне я гуляла по зимнему лесу, и там на елках росли лимоны, а снег был теплым. Я все время хотела сорвать лимон, но не рвала. Такое мне приснилось, а тут хоп – и кто-то нарисовал. Я тормознула и смотрю.

Рыжий толстячок в черной шапочке складывал в чехол треножник.

– Первый раз в Иерусалиме? – он спросил.

– Что, заметно?

– Заметно… Я здесь уже пять лет. Мне до сих пор кажется, что я на Баковке, у моей пьяненькой тетушки.

Примерно так начинались все разговорчики, не говорить ни с кем в этом городе оказалось невозможным. Но мне понравилось в этом бардаке. В этом городе много рыжих. Где рыжие – там энергия, где рыжие – там жизнь.

Я прошла до своей гостиницы почти все кафешки и ресторанчики. Вкусным не пахло.

Но тут я вдруг остановилась. Чем пахнет? Я пыталась понять. Теплый камень, медные деньги, мокрая шерсть… и немножко кофе. Легкий аромат выплывал из кофейни. Я вошла.

Внутри все было забито черными мужиками. Черные куртки, рубашки в черно-белую клетку, черные джинсы, черные рожи. Все стрельнули глазами, когда я вошла.