Татьяна де Ронэ - Русские чернила

Он был ей благодарен за то, что отогнала мысли о Мальвине.

– Да. А вы?

– Я когда-то приезжала сюда с другом. Здесь все по-прежнему, ничего не изменилось, разве что только время. Идеальное место для такой эпикурейки, как я.

– Я думаю, старина Эпикур его бы не оценил по достоинству.

Она села и бросила на него быстрый взгляд, спустив бретельки купальника. Чистая белизна ее кожи его изумила.

– Вот как? Почему? – поинтересовалась она.

– «Галло Неро» для Эпикура слишком роскошен, – пояснил Николя. – Эпикур привык к бедности. Когда ему хотелось пить, он предпочитал стакан простой воды, а не бокал превосходного «шато-икема».

– Вы хотите сказать, что мы лишили эпикурейство его первоначального смысла?

– Совершенно верно, – сказал Николя, поглаживая шершавую поверхность камня. – Современный эпикуреец – это толстый тип с сигарой, он храпит в гамаке после обильной еды и литрами поглощает вино.

Она снова засмеялась:

– Ладно, я все равно стою на своем. Я эпикурейка, когда приезжаю сюда. В благородном смысле слова, а не как тот тип в гамаке. Для меня ценна не сама по себе здешняя кухня или прекрасное обслуживание. Здесь я могу отойти от суеты внешнего мира, от всех трагедий и хаоса наших городов, которые меня бесят. Здесь я могу насладиться редкими моментами полного покоя и ясности.

Дагмар Хунольд замолчала и посмотрела на него своими серо-голубыми глазами. Он не опустил глаз. Сказать или нет, что он чувствует то же самое? Она, конечно, сочтет его льстецом, но в ее словах он узнал себя и теперь умирал от желания ей открыться. А если это способ заманить его и заставить бросить Алису Дор? Поди знай. Все равно никак не поймешь, что у нее на уме. И ему остается только сидеть тут рядом с ней и слушать ее голос, который становится все нежнее и мечтательнее.

– Когда я в воде, то ощущаю единение с природой. Даже если я плыву быстро, на пределе сил, я все равно одно целое с волной. Я плаваю целыми днями, где бы я ни была, даже в бассейнах с их запахом хлорки и человеческих испарений. А плавать здесь – для меня все равно что вернуться в детство. Это сказочное наслаждение: вынырнуть из воды и присесть отдохнуть, когда все тело будто натерто воском… Я валяюсь на солнышке, как сейчас, и для меня нет ничего более изысканного. Если бы мне нужно было описать это ощущение, Гермес, я бы сказала так: наслаждение, которое я испытываю в «Галло Неро», сродни тому, что испытываешь в чудесный летний вечер после неистовых любовных объятий.

Она встала, и Николя почувствовал, что она собирается в обратный путь. Он взял ее за руку:

– Нет, подождите.

Она на секунду переплела его пальцы со своими:

– Мне хочется побольше узнать. Об Эпикуре и о вас.

Врал он только наполовину. Ему, конечно, надо было потянуть время, но не меньше того хотелось, чтобы она говорила дальше. Пусть продлится мгновение с ней на рифе в море. А вдруг это мгновение ему подкинула судьба? Ведь обаяние Дагмар Хунольд на всех действует гипнотически. Она ведет себя совсем не так, как остальные издатели. Она единственная в своем роде. И он вспомнил фразу из журнала: «…обладает абсолютной беспощадностью, выдающимся умом и редкой порочностью».

Николя тоже поднялся на ноги. Над морем задул свежий соленый ветер. В бледном свете утра его спутница выглядела почти красивой: ее крупное точеное лицо с чеканным профилем дышало какой-то утонченной надменностью. Находиться с ней рядом означало быть вовлеченным в ее орбиту, подпасть под ее неотразимое обаяние. Он стоял так близко, что почти касался торсом ее белокожей обнаженной руки. Знакомых мурашек сексуального возбуждения он не почувствовал, но его выбило из колеи нежданное единение с этой женщиной.

– Да ну его, вашего толстого лентяя в гамаке, – пробормотала Дагмар Хунольд, и Николя пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать, что она сказала. – Что о нем сказано у Эпикура? Ничего. Он – как те богатые римляне, которые посреди трапезы нарочно вызывали у себя рвоту, чтобы освободить место в желудке для новых вкусностей. Как вам известно, Гермес, Эпикур искал не застольных наслаждений, а чувство удовлетворения хорошо поевшего голодного человека.

Она снова натянула купальную шапочку и очки, и Николя, собравшись с силами, прыгнул в воду за ней. К счастью, на этот раз она плыла гораздо медленнее, и он радовался, что не отстает. Он попросил дать ему очки, и она согласилась. Тогда он нырнул в синюю глубину и залюбовался белыми рыбками с синими полосками, скалами в световых бликах и сидящими на них морскими ежами. На пляже уже расставили зонтики и шезлонги. Служитель с улыбкой подал им полотенца и предупредительно бросился за оставленным на берегу халатом Николя. «Блэкберри» и ключ от номера у него всегда лежали в кармане вместе с блокнотом и авторучкой.

– Будем завтракать, Гермес? – услышал он голос Дагмар Хунольд.

Он не успел ответить, как она уже сообщила официанту, что они не хотят подниматься на террасу и будут завтракать здесь.

– Чай или кофе? – живо поинтересовалась она.

– Чай, – отозвался он.

Интересно, она всегда так за всех решает, даже не выслушав? Похоже, она привыкла командовать. Они уселись за столик, который им немедленно принесли. С ними поздоровались швейцарцы, которые шли купаться, и парочка геев. В «Галло Неро» начинался обычный день. Для Николя это был последний день, и он тоже мало отличался от остальных. Если не считать того, что он собирался позавтракать вместе с Дагмар Хунольд. Тет-а-тет. Он почувствовал, что начинает нервничать. Как поступить, если она упорно будет делать вид, что не знает, кто он? А если наклониться, дать кулаком по столу, да так, чтобы она подскочила, и крикнуть: «Ладно, Дагмар, кончайте с этими Эпикурами, Гермесами и ретроградными Меркуриями! Вы прекрасно знаете, кто я такой. И перестаньте валять дурака!» Может, ей даже понравится такой разговор: по-гусарски, без шарканья ножкой и пустой болтовни, грубо, по-мужски. Может, она этого и ждет. Он даст ей понять, что они на равных и он идет к цели напрямую, конкретно, без всяких там фиоритур. Однако, когда им принесли газеты – французские, итальянские, немецкие и английские, он сдулся, как воздушный шарик. А увидев среди них экземпляр со статьей Тайефер, и вовсе запаниковал. Вот будет фокус, если она начнет читать эту статью прямо у него под носом… Тем более что там есть его фото, прекрасно узнаваемое. Он весь съежился, наблюдая, как ее пальцы зависли над стопкой газет. Уф! Она выбрала «Таймс».

Полистав газету, Дагмар Хунольд заинтересовалась статьей о французском политике и горничной. Она прихлебывала кофе и жевала тартинку. Время от времени она поднимала глаза на Николя и улыбалась. Ну просто копия Гленн Клоуз! Седые волосы в утреннем свете отливали платиновым блеском. Они даже не представились друг другу. Что за надменность, что за высокомерие!.. Она-таки добилась своего, и он почувствовал себя ничтожеством. Однако она ему улыбалась, значит он для нее друг и может иметь кое-какие привилегии. Как же ей это удается – так ловко делать вид, что она его не знает, и в то же время дать ему понять, что он избранный? Николя был поражен. Видела ли она статью Тайефер? Несомненно. В издательстве наверняка все ее читали. Интересно, как она держит себя с авторами? По-матерински? Авторитарно? Спокойно и терпеливо? Спит она с ними или нет? Он отдавал себе отчет, что за завтраком она не произнесет ни слова. Однако она все время смотрела на него и улыбалась. И он, несмотря ни на что, чувствовал близость с ней, как вчера, когда они после вечернего купания потягивали вместе «Беллини». Слова им были не нужны. Достаточно того, что они вместе. Тот самый непостижимый момент был схвачен. Дагмар Хунольд его подкараулила и проделала это с изумительным мастерством.