Паринуш Сание - Книга судьбы

Час спустя явился расстроенный Масуд. Я осталась сидеть на балконе, притворяясь, будто внимательно читаю газету. Ширин быстро, но очень тихо что-то ему рассказала. Вскоре Масуд вышел ко мне на балкон. Совсем хмурый.

– Здравствуй! – сказала я. – Как приятно тебя видеть.

– Прости, мама, я так закрутился, ночь ото дня перестал отличать.

– Зачем, дорогой мой? Зачем ты столько времени тратишь на бессмысленную чиновничью работу? Разве ты не собирался открыть собственную фирму, заняться искусством, архитектурой? Характер у тебя совсем не для такой работы. Ты и с виду постарел, и я так давно не слышала твой смех.

– Слишком большая ответственность возложена на меня. И отец Атефе говорит, что наш религиозный долг – служить.

– Кому служить? – переспросила я. – Народу? Но разве ты был бы менее полезен обществу, если бы делал то, что умеешь по-настоящему? А для административной должности у тебя не было никакого опыта. Им не следовало тебе ее предлагать, а тебе – соглашаться.

– Ладно, – сказал он нетерпеливо. – Об этом можно и потом. Что за глупости рассказывает мне Ширин?

– У Ширин глупостей много, какую конкретно ты имеешь в виду?

В этот момент Ширин вынесла чайный поднос и уселась рядом с Масудом, четко обозначив линию фронта.

– Мама! – жестким тоном призвала она меня к порядку. – Мы говорим о мужчине, который посватался к тебе.

Они оба зафыркали, обменялись ироническими взглядами. Ох, как же я сердилась, но старалась не терять ни сдержанности, ни уверенности в себе.

– После смерти вашего отца ко мне многие сватались.

– Об этом мне все известно, – сказал Масуд. – Некоторые оказались поразительно настырными. Ты была очень красива. Думаешь, я не замечал, как они на тебя смотрят, как увиваются вокруг? Как любой ребенок в подобном положении, я видел по ночам кошмары: ты выходила замуж за чужого мужчину. Знаешь ли ты, как часто я лежал без сна, изобретая способы прикончить господина Заргара? И только одно меня утешало: я доверял тебе. Я знал: ты никогда не бросишь нас, кем-то увлекшись, ни на что в мире нас не променяешь, всегда будешь думать только о нас. И теперь я не понимаю, что происходит. Как этот мужчина так тебя обольстил, что ты совсем позабыла о нас?

– Я никогда не забываю о вас и никогда не забуду, – ответила я. – И ты давно взрослый человек, так что перестань сжимать кулаки, точно мальчишка с эдиповым комплексом. Пока вы были малы и нуждались во мне, я отдавала вам свою жизнь, исполняя материнский долг. Не знаю, всегда ли я делала правильный выбор, но я понимала, что таким подросткам, как ты и Сиамак, трудно будет принять отчима, даже если бы он мог стать для вас прекрасным наставником и помог мне справиться с житейскими трудностями. В ту пору главным для меня было ваше благополучие, ваше счастье – но сейчас дело другое. Вы все выросли, я выполнила свой долг, как могла и умела, вы прекрасно можете обойтись без меня. Может быть, все-таки и я теперь получу право подумать о себе, принять решение, выбрать свое будущее, быть счастливой? Ведь и вам от этого будет лучше. Вам не придется возиться с одинокой стареющей матерью, которая с каждым годом будет становиться все более капризной и раздражительной.

– Нет, мама, пожалуйста, не говори так! – возмутил Масуд. – Ты – наша гордость и краса. Для меня ты самая прекрасная женщина на земле, и до последнего вздоха я останусь твоим преданным рабом, буду делать все, что тебе понадобится, чего ты пожелаешь. Клянусь, я не навещал тебя эти дни только потому, что был очень занят, но я все время думаю о тебе!

– Об этом я и говорю! – подхватила я. – Ты женатый человек, отец семейства, у тебя гора дел, обязанностей, с какой же стати ты должен все время думать о своей матери? Каждый из вас должен в первую очередь заниматься собственной жизнью. Я не хочу доставлять вам лишние волнения, превращаться для вас в долг, а потом и в бремя. А так я не буду одна, я буду счастлива. Вы убедитесь в этом и перестанете волноваться за меня.

– Нет в этом никакой нужды, – упорствовал Масуд. – Мы не оставим тебя в одиночестве. Мы всегда готовы служить тебе с любовью и уважением, постараемся воздать хоть за малую долю того, что ты делала для нас.

– Дорогой мой, но я вовсе этого не хочу! Никто из вас ничем не обязан мне! Я всего лишь хочу прожить остаток жизни с человеком, который принесет мне покой и мир – то, о чем я всегда мечтала. Неужели я так многого прошу?

– Мама, как странно ты рассуждаешь! Да ведь для нас ничего не может быть ужаснее! Как ты не понимаешь!

– Ничего ужаснее? Я задумала что-то безнравственное, против Бога и веры?

– Против традиции, мама, а это нисколько не лучше. Подобная новость – это будет все равно что взрыв бомбы. Неужели не понимаешь, какой это скандал, какой стыд для нас? Что станут говорить наши друзья, коллеги, подчиненные? Как я покажусь на глаза родителям Атефе? – И, поспешно обернувшись к Ширин, он добавил: – Ширин, не вздумай даже заикнуться об этом при ней.

– А что случится, если она узнает? – поинтересовалась я.

– Что случится? Она утратит всяческое уважение к тебе. Тот священный образ матери, который я внушил ей, рухнет. Она расскажет своим родителям, узнают все в министерстве.

– И это так страшно?

– Представляешь, что будут говорить у меня за спиной?

– Нет. Что будут говорить?

– Скажут: “У начальника появился отчим. Прошлой ночью он вручил свою мать какому-то ничтожеству”. Как мне жить с таким клеймом?

Ком застрял у меня в горле. Я не могла больше говорить, не могла их слушать. Они очернили мою единственную, мою прекрасную и чистую любовь. Пульс молоточками бил в виски. Я вошла в дом, проглотила две таблетки болеутоляющего и села – в темноте, не включая света, прислонившись головой к валику дивана.

Ширин и Масуд еще потолковали на веранде, потом Масуд собрался уходить, и они вошли в дом. Провожая его, Ширин сказала:

– Это все тетушка Парванэ виновата. Вечно ей неймется. Маме бы никогда такое в голову не пришло. Это она маму втянула.

– Мне тетя Парванэ никогда не нравилась, – подхватил Масуд. – Она вульгарна. Не соблюдает элементарные правила приличия. Познакомилась у нас с господином Магсуди – и попыталась пожать ему руку! Бедняга так растерялся. Конечно, окажись тетя Парванэ на мамином месте, она бы сейчас уже в десятый раз замуж выходила.

Я поднялась, включила лампу и сказала:

– Парванэ к этому никак не причастна. Каждый человек вправе сам решать, как проживет свою жизнь.

– Конечно, мама, у тебя есть право, – сказал Масуд. – Но разве ты воспользуешься им в ущерб чести и достоинству твоих детей?

– У меня болит голова, я пойду спать, – пробормотала я. – Да и ты засиделся. Ступай домой, к жене и ребенку.