Мария Илизарова - Про психов. Терапевтический роман

– Спасибо, отец Елений. Вы мне очень помогли. Мне идея одна пришла в голову. Можно к вам еще потом прийти, поговорить, посоветоваться?

– Конечно, сынок, приходи, помогу, чем могу. Возлюби то что есть! Богиня тебе в помощь!

Мент за дверьми палаты весь извелся.

– Как долго! Что вы там целый час обсуждали? Костя! Он больше пяти минут не говорит ни с кем – замолкает, и все, пишите письма, не разговоришь! Я для медсестры целый театр устроил, чтобы она вам не мешала. Пошли скорее, расскажи, что он тебе сказал.

– Что ты сказал?.. Театр?! Театр?!!

Костя взбудоражился, заходил взад-вперед по коридору. Иногда останавливался и застывал. Задавал себе громко вопрос: и что дальше? Напряженно думал и начинал опять ходить. За ним, сгорая от любопытства, ничего не понимая, ходил возмущенный Мент. Из туалета выплыл Мориц с сигареткой и кофе, который он пил из пластмассовой, весьма изящной рюмки. Под глазами еще виднелись следы вчерашней косметики. Плохо открывающимися глазами молча взирал на то приближающихся, то удаляющихся Костю и Мента. На третьем круге не выдержал:

– Господа-а… вы похожи на возбужденных психопатов, что с вами? – Потом вальяжно обернулся к постовой сестре: – Милочка, что вы им вкололи сегодня? Амфетамины? Почему они носятся, как цирковые лошади? Гаспа-а-дин учитель, мой фиолетовый друг, что с вами?

Костя только сейчас заметил Морица, подошел и взял его за руки:

– Театр, Мориц, мы будем делать театр!

Мент, приревновав, начал громко возмущаться:

– Е…ть, что происходит? Я ничего не понимаю!

– Га-аспада, позвольте, я плохо соображаю после вчерашнего, давайте сядем, насладимся утром, все спокойно обсудим и не будем кричать, как потерпевшие. – Мориц покосился на Мента. Он перестал его подкалывать после того, как оба стали приятелями Кости, но иногда не мог удержаться. Его забавляло возмущение Мента.

Но Мент не заметил, раздраженно отбиваясь от сестры, в третий раз переспрашивающей его имя-отчество.

– Фа-аниль Рауфович, через «ф», не ваниль, а Фаниль! Поняли? Давайте я ваш бланк сам заполню.

Сестра шустро спрятала бумажки:

– Ишь ты, Ваниль, без тебя справлюсь. И откуда вы такие взялись тута, – пошла ворчать в кабинет.

– Вот дур-ра неграмотная, – привычно выдохнул Мент, – откуда мы взялись, не знает она… сука… Да оттуда же, откуда и ты, блядь старая, из материнской п…ы!

– Господи! Коллега, прекратите немедленно, эта старая рабыня пишет с трудом, а вы хотите от нее всечеловеческой толерантности. Будьте проще! Пройдемте в столовую, там господин учитель нам наконец-то соизволит все объяснить.

Уселись. Приковылял Ваня-дурачок. Мент терпел из последних сил: обычно Ваня приставал минут на десять. К его облегчению, дурачок взял карандаши и сел рисовать елочку и Деда Мороза.

Тем временем Костя заметно преобразился, тоже схватил листочек, карандаш. Увидел Деда Мороза в красном колпаке, счастливо рассмеялся и даже потер руки от удовольствия.

Мент с Морицем быстро переглянулись. Неужто все-таки спятил учитель?

Костя, поймав их взгляд, стал еще более довольным:

– Друзья, я вас обожаю! Сейчас я вам все объясню. – Он интригующе замолчал, хитрющими глазами глядя то на Морица, то на Мента.

– Друг мой, я тоже вас обожаю. Не спятили ли вы часом? А то, знаете, бывает: привезут сюда – еще ничего, а потом как начнется! Некоторые думают: раз дурдом, то все можно.

– Мориц, успокойтесь. Я просто очень возбужден! Сегодня я получил письмо от дамы, которая меня так заинтересовала вчера. Насколько мне удалось понять с помощью отца Еления, она нуждается в нашей помощи. Мы должны сотворить для нее действо, театр. Это ободрит ее и будет знаком от меня…

– Вы уже и у отца Еления были? Какая активность с утра, однако… Что сказал вам божий человек?

– Женщине, о которой я говорю…

– Ее зовут Лора, – вставил Мент.

– Да, Лора… Так вот, Лоре открылась Богиня. Она вошла в нее в ноябре и предотвратила разрушение Москвы. Отцу Елению Богиня тоже открылась, и он оказался здесь. Так что дело опасное. Хотя мы уже здесь… Что может быть хуже?

– Бо-о-гиня? Но-овая? Как интересно. Та самая – синяя аватарша с девочкой на коленках, что на майке у отца Еления?

– Да! Наша роль весьма сложна, друзья. Мы сочиним пьесу-знак и поставим ее на Рождество. Времени очень мало. А театр будет самый что ни на есть серьезный. Самый серьезный в моей жизни!

Мент резко откинулся на спинку стула и выдохнул. Он с самого первого взгляда заподозрил в Косте нечто особенное. Он чувствовал, что они оба неугодны некоей Системе, не вписываются в нее, как детали от более совершенного мотора следующего поколения. Он внимательно наблюдал за всеми движениями Кости, складывал и раскладывал в уме разные версии своей и Костиной роли в больших событиях, к которым постоянно готовился.

– А ты, учитель, оказывается, еще и режиссер. Не ожидал, не ожидал… – Теперь и у Мента стал странный вид. В его системе появился новый элемент – режиссура, театр. Он еще не понял всего его смысла, но уже почувствовал, что этот элемент способен изменить все остальные.

Лагерный вопль медсестры прервал их:

– Обе-едать! На-а-крывай на стол, кто дежурный?!

На столы стали раскладывать миски. Пора было закругляться. Костя сказал, что ему надо денек-другой подумать над «матрицей сцены», и потом они сразу начнут репетировать.

Костя проснулся. Тридцать первое декабря, Новый год. Как новый год встретишь… На соседней койке тревожно спал Мент, даже во сне сохраняя острое настороженное лицо. Костя рассматривал его и видел, что Мент похож на птицу, стремительную и трагическую. Ворон? Или сумасшедший ястреб? А в чем, собственно, его сумасшествие? Надо понять его. Тогда определится его роль в спектакле.

Из коридора доносился голос Морица, вполне сносно поющего «Джингл Белз». Костя улыбнулся: Мориц может недурно петь, это тоже пригодится. В углу палаты сидел Ваня-дурачок и украдкой жевал синюю мишуру, прилепленную скотчем к голой стенке. А ты кто? Костины мысли блуждали. Тот школьный спектакль казался теперь репетицией к главному театру его жизни, который будет здесь – в психиатрической больнице. Это будет настоящий современный театр. Правильно сказал Мориц: мы же в дурдоме, здесь можно все, рецензий все равно нигде не напишут. Да здравствует творческое безумие! Костя вскочил, потянулся и украдкой выглянул в коридор.

Медсестры на посту пошленько хихикали. Было тише, чем обычно, большинство больных отправились отмечать Новый год домой. Костя чувствовал себя бодрым, сознание было ясным, хотелось есть. Он оделся, умылся и сходил в туалет. Уже привыкнув к коллективному справлению нужды, доброжелательно поздоровался с Душным, который стоял перед унитазом и внимательно его осматривал. Костя бросил режиссерский взгляд на внушительный пенис Душного, подумал автоматически, что Душного тоже надо занять в театре.