Дина Рубина - Теплые штаны для вашей мами (сборник)

– Тут вот что интересно: этот слой языка существует и существовал издревле…

– Совершенно точно. Им не брезговали великие писатели, художники, актеры… (Талантливые люди, с чутким слухом, обычно пользуются этой особой краской в разговоре умело, к месту, артистично и остроумно.) Однако существовала всегда и цензура. Как официальная, государственная, так и внутренняя цензура авторов. Поэт XVIII, XIX века мог сочинить стихотворение, поэму с вкраплением матерных слов – для себя, для круга друзей. Такие произведения ходили в списках. Их знали, читали, их цитировали… То есть этот слой языка в культуре, в литературе присутствовал всегда, но в подполье; из подполья в России он вышел в конце прошлого века, с падением советской империи.

Но и в советское время в устной, обыденной речи эта часть языка использовалась вполне. Причем не только «простыми работягами», отнюдь.

Вспоминаю рассказ моего друга, архитектора.

В институт градостроительства в восьмидесятые годы руководство КГБ попыталось внедрить своего человека. Явился в отдел кадров такой стерильный молодчик со стертым лицом, в сером костюме. Написал заявление: «Прошу принять меня на должность архЕтектора». Словом, ясно было – из какой организации явился паренек.

Директор института градостроительства – доктор наук, профессор, лауреат Государственной премии, автор монографий и проч. и проч. – да и, кроме того, крепкий отличный мужик, – прочел это заявление и написал поперек листка резолюцию: «Послать этого архЕтектора в пЕзду!»

Ну, разве не единственно верная реакция подлинно интеллигентного и, главное, внутренне свободного человека?

– В одном из своих эссе Вы очень смешно писали о некоторых ивритских словах, по звучанию напоминающих русский мат, а по смыслу вполне невинных, даже официальных и весьма в быту употребимых. А что сейчас, когда Вы уже давно живете в Израиле и свободно говорите на иврите, эти слова – они спокойно проговариваются или все же с некоторой запинкой?

– Знаете, в любом языке можно наткнуться на подобные казусы. В Голландии я вполне спокойно говорила по утрам горничной в отеле: «Хуй морген!»

Ну что ты будешь делать…

Иврит в этом смысле язык замечательный – очень, если можно так выразиться, русский.

Я помню, о каком эссе вы говорите. Я описывала там недоразумение, связанное со словом «дахуй» – «отсроченный, отложенный». Отсроченный чек – понятие в Израиле обыденное, каждодневное.

Наш друг художник Саша Окунь вспоминал время своего приезда в Израиль, тому уже лет тридцать.

– Хорошее было времечко, – вспоминал Саша. – Нас, «русских», приезжало так немного, что в обществе очень принято было помогать, всеми силами устраивать вновь прибывших, приносить продукты, одежду, а то и деньги…

Однажды мы с Веркой возвращаемся домой, нас встречает матушка и несколько обескураженно говорит: «А тут приходил какой-то человек. Симпатичный, но странный. Вот, какую-то бумажку оставил». Смотрим – чек на приличную сумму.

Потом выяснилось, что это художник Яша Блюмин – в прошлом тоже, как и Окуни, ленинградец – пришел с тем, чтоб поддержать новеньких.

– Я открыла, он вошел, – рассказывала матушка. – Достал эту бумажку, вручил мне и сказал: «Хлеб да соль, чек дахуй…»

Картинка по теме (из писем читателей):

«Хочу поделиться одной литературной историей, произошедшей этим летом в городе Чехове. Я посещала местный рынок, и мой взгляд упал на распахнутый ворот проходящего мимо молодого человека. У него на груди полукругом шла татуировка, некая надпись. Как человек, очень любящий читать, да и вообще находясь в городе имени великого писателя, я не удержалась и прочитала текст на груди этого парня. Надпись замысловатым шрифтом была следующая: «Дадим БЛЕДЯМ отпор!»

Я просто растерялась. Ну что мне делать? Указать молодому человеку на орфографическую ошибку или нет? Мысленно металась между проверочным словом и тем местом, куда он меня наверняка пошлет, если я ему что-нибудь скажу. Так и промолчала…»

– И все-таки согласитесь, что отнюдь не каждый может употреблять ненормативные слова к месту, со вкусом и в единственно верном контексте.

– Абсолютно с вами согласна! И даже более того: в устном рассказе для этого необходимы и соответствующая интонация, и даже выражение лица. Например, однажды писательница Светлана Шенбрунн с совершенно невозмутимым лицом рассказывала в небольшой компании эпизод из своей служебной поездки в Киев. Все, кто слышал этот рассказ, от смеха буквально задыхались. Все, кроме самой рассказчицы.

Картинка по теме – байка Светланы Шенбрунн:

«В Киеве меня повсюду водил Миня Мулярчик – сохнутовский прожженный волк. С ним связано много разных забавных нелепых историй. Он очень активный и в то же время наивный и даже сентиментальный человек. Всем хочет помочь, даже незнакомым; все организовать лучшим образом, все устроить… и вечно оказывается в идиотской ситуации.

Гуляли мы с ним по Крещатику, вышли на какие-то торговые ряды. Вижу – стоит пожилой хохол, продает свитера. Вполне приличные свитера. Но сам явно в глубоком похмелье и жаждет принять. Черт меня дернул, вознамерилась я купить свитера сыновьям.

А Миня такой активный, даже выбрать мне самой не дает. Трижды менял серый свитер с треугольным вырезом на черный с круглым. Продавец, вижу, совсем доходит. Ладно, думаю, пора платить, пусть страдалец опохмелится. И достаю кошелек.

Миня хватает меня за руку, оттаскивает в сторону и шипит:

– Постой! Ты, собственно, чем собираешься платить?

– Как чем? Деньгами.

– Подожди, у меня есть рубли, мы ему рублями заплатим. Ему даже выгоднее будет.

– Да брось, Миня, кому здесь нужны рубли. Человек продает свитера и хочет, конечно, не рубли, а привычную местную валюту, родные гривны…

– Постой, ты ничего не понимаешь, отойди, я сам с ним разберусь!

Он подошел к хохлу, стал перебирать свитера по третьему кругу, снова уточнял размеры, менял расцветки, заставлял заменять круглый ворот на треугольный… Наконец говорит:

– Значит, так: я заплачу тебе рублями.

Тот вытаращил глаза:

– Шо-о-о-о?! На кой ляд мне твои москальни карбованци!

– Как на кой ляд! Ты посчитай – в долларе сколько гривен? А рублей? – Затем последовал пулеметный пересчет. – Вот, таким образом, еще остается сдача 2 рубля, я ее тебе просто подарю!

Хохол так и стоял, качаясь, выпучив глаза, пытаясь понять – чего от него хочет этот вертлявый, кудрявый и лысый… На лице его отразилась похмельная тоска.