Дина Рубина - Теплые штаны для вашей мами (сборник)

Попробуйте потребовать от художника-монументалиста, чтобы в своем панно он использовал только краски чистых оттенков.

В таком сложном аспекте прозы, как речевая характеристика героев, нельзя допустить ни малейшей фальши. И если меня упрекает кто-то в слишком грубых репликах того или другого персонажа, я обычно привожу такой пример. Представьте, что ученик второго класса Витя Морозов не сделал домашнего задания. И вам надо предположить, что ему скажет учительница. Скажет она примерно следующее: «Витя, как тебе не стыдно! Ты совсем разленился в последнее время. Если завтра ты не принесешь решение этих задач, я должна буду вызвать в школу твоих родителей!» В этом пассаже ничего не коробит читателя, потому что слова учительницы полностью совпадают с ее образом и укладываются в ее «речевую характеристику».

Далее, представьте других героев. Экскаваторщик Федя Петров, отмолотив смену, возвращается домой. И вместо заслуженного обеда обнаруживает дома жену, весь день читающую детектив Дарьи, скажем, Донцовой. Что может произнести наш экскаваторщик в данной ситуации? А произнесет он примерно следующее: «Ты, Машка, совсем охренела с этой Донцовой?! У тебя совесть, блин, есть или нет?! Я пашу как собака, прихожу голодный, а в доме жрать нечего!» Тут – может, и с некоторой натяжкой – читатель тоже склонен поверить автору. Хотя экскаваторщик Федя может и покрепче чего выпалить, может и к физиономии супруги приложиться. У экскаваторщиков – в зависимости от характера и степени опьянения – всяко бывает…

Но вот уж предлагаю представить некую сцену в кардинально иной среде.

Огромный рыболовецкий траулер. Идет путина, горячая страда, вытягивание трала… И юный помощник боцмана Петька Косой (бывает ли, кстати, боцман на рыболовецком траулере? не знаю, не суть важно) по глупости и нерадивости допускает какую-нибудь грубую ошибку, от которой стопорится весь процесс лова. А теперь я предлагаю вам самим сочинить тот текст, который Петьке Косому сейчас выдаст сивоусый красноносый и продутый всеми ветрами грубый боцман… Ну как? Представили? То-то же… Я про рыболовецкий траулер еще не писала, не пробовала… А ну как придется? Правда ведь дороже всего!

К тому же случаются в жизни ситуации, когда доскональное знание этого пласта русского языка просто необходимо.

Картинка по теме:

В начале войны моя семнадцатилетняя мама была эвакуирована в казахстанское село Степное, станция Джанибек.

Это был большой совхоз, и довольно скоро маму пристроили учетчицей на один из участков. Работала она вдвоем с подружкой Тоней, такой же эвакуированной. Однажды утром бригадир Степан Ильич, добрейший дядька, сказал им:

– Дывчата, есть седни вам дело. Надо ихаты на седьмой участок, отвезти продукты в аэроклуб. А назад привезти оборудование. Там хлопци в аэроклубе все знають, воны сгрузять и погрузять. Вам только лошадку погонять…

Тут городские девушки осторожно у Степана Ильича поинтересовались – собственно, как ее, эту лошадку, «погонять»? Обе-то они с лошадьми дела никогда не имели.

Степан Ильич в ответ на это умилился и пообещал, что лошадку даст самую смирную, «что твоя голубка».

Привели кобылу – действительно смирную на вид. Ящики с продуктами погрузили на телегу. И Степан Ильич, покашливая и помыкивая, сказал:

– Кобылка-то она, слов нет, мирная… только тут одна хитрость имеется… у нее, дывчата, матерный ход…

– Какой это – матерный? – удивилась мама.

– Та бежить она только под ети самые слова. Так привыкла. – Он взял в руки кнут. – Взбирайтеся, дывчата. Щас покажу. – И взмахнув кнутом, выдал заливистую фразу такой непечатной силы, что «дывчата» в ужасе прикрыли глаза и зажали ладонями уши. А лошадка рванула так, что телега прыгнула, как живая, и резво покатила по дороге.

Вывезя девушек за околицу, Степан Ильич слез с телеги, передал моей маме поводья и, полагая, что девчата вызубрили урок назубок, удалился в сторону поля…

Мама взмахнула кнутом, крикнула – как в кино не раз видала:

– Н-но!!! Н-но, голубка!!!

Кобыла и ухом не повела.

– Н-но, милая! – кричала мама. – Пошла, пошла-а-а!

Никуда она не пошла. Так и стояла как вкопанная.

Тогда Тоня попыталась сдвинуть кобылу с места. Она помнила, как возчик на даче погонял свою лошадку:

– Па-а-ашла-а-а!!! – вопили обе девушки хором. – Н-но, за-лет-ная!!!

Но залетной было, судя по всему, абсолютно наплевать на обеих городских цац. Так прошло минут двадцать. Стало припекать летнее солнце…

– Знаешь что, – предложила мама. – Давай я возьму ее под уздцы и просто буду тянуть вперед. А ты погоняй… Потом поменяемся местами.

Проклятая кобыла нехотя тронулась с места и валким шагом поплелась за мамой по дороге…

…Полтавский аэроклуб, эвакуированный в тот же совхоз, находился действительно в пяти километрах от села. Ребята доучивались летному делу перед отправкой на фронт. В то утро четверо будущих летчиков сидели на бревне неподалеку от ангара, с наслаждением по очереди затягиваясь папироской…

– Эй, гляди, ребята! – сказал вдруг самый зоркий из них. – Эт чего там такое?

Но долго еще они никак не могли различить в облаке пыли странную группу, плетущуюся по дороге к летному полю…

Когда наконец измученные девушки доволокли сволочную кобылу до места и объяснили ребятам суть проблемы, те несколько минут не могли разогнуться от гогота. Ржали до слез.

– Эт беда так беда-а-а, – все повторял один из них, вытирая слезы. – Эт беда го-орькая…

Затем за пять минут ящики были с телеги сгружены, оборудование, наоборот, погружено, и сердобольные курсанты вызвались проводить до села таких хорошеньких страдалиц.

Один из них натянул вожжи, крикнул: «Ну, девчата, закрывайте ухи!» – огрел бесстыжую кобылу кнутом и… пригнулись травы от богатырского припева, какому позавидовали бы портовые грузчики.

Освобожденная, счастливая кобыла рванула во всю мощь и полетела над дорогой как Конек-горбунок…

Насчет особых таких белоснежных пуристов русской словесности… Бывает, мне на выступлениях приходят записки: «Ну, что ж вы прям как Губерман! А еще женщина…»

Тут хорошо вовремя про Бунина ввернуть, Ивана Алексеевича, великого стилиста, который был собирателем и грамотным «пользователем» ненормативной, как жеманно сейчас выражаются, лексики. Однажды в Париже он на такси куда-то опаздывал и, сидя позади шофера, в ярости страшно матерился. Шофер, из русских офицеров, слушал-слушал, наконец оборачивается и говорит: «Ну, вот что, господин хороший! Я пять лет на флоте прослужил, но такого мне слышать еще не приходилось!» На что Бунин воскликнул: «А вы как полагали, милостивый государь! Я – почетный член Русской академии изящной словесности!»