Кевин Брокмейер - Лучшее от McSweeney's

А как же — с Фредом-Везунчиком я столкнулась в тот же день. Провозившись с собаками, шла домой — и вот он, тут как тут, на городской площади, расселся на скамейке и смотрит, как кувыркаются в безоблачном небе пышные дамы. Ты! закричал он вскакивая. С ним не соскучишься.

Сколько лет, сколько зим, ответила я. И не могла оторваться от его глаз. Я повторяла себе: не смей, не смей, но в глубине души понимала, что это только вопрос времени. Глаза у него, как лакрица — блестящие и горькие.

Элоиз! снова позвал Фред, хотя между нами было всего несколько дюймов. Я знал, что ты пойдешь этой дорогой!

Нельзя вот так за здорово живешь взять и влезть обратно в чужую жизнь, хотела сказать я, но выходило только: А. Да. Ну.

Мы постояли пару секунд, разглядывая друг друга и пряча за пазухой намерения. Мои вообще-то спрятать было трудно. Фред, когда он удосужился обратить на меня внимание, оказался невероятным любовником, и с тех пор я чувствовала себя несколько одиноко.

Фред, начала я.

Теперь Джек, сказал он, я поменял имя.

Джек-Везунчик? спросила я. На ушах у меня висела лапша. Из ушей у меня лился утиный соус и сыпался белый рис.

Он кивнул.

Я решил, что больше похож на Джека, чем на Фреда, сказал он и засунул руки поглубже в карманы.

Так оно и есть. Он отдавал должное имени Джек.

Хотя Фреду от тебя многое перепало, я покраснела. Как бы во искупление.

Спасибо, сказал он и улыбнулся.

В этой части все просто. Я привела его домой, зная, что там никого не будет, и приготовила ужин. По пути он говорил, что зря уехал и очень без меня скучал. Я знала, что это пустые слова, пустые крылышки давно разлетевшихся жуков, наперстки, в которые я всегда проигрывала. И все равно я позволила ему коснуться меня. Полегче, сказала я.

У него хватало забот. Бегство было не самой из них тяжелой, полет ни в чем не повинных пышных дам — тоже. Фред не мог себя контролировать. Он был, как говорила моя крестная Флоренс, тридцать три несчастья.

Он — стихийное бедствие, а ты — городок из фургонов, скрежетала Флоренс, прежде чем снова затянуться сигаретой.

Он — зудящая сыпь, прыщ под кожей. Он — зубная боль, а ты — просто онемевшая челюсть, деточка. Выдерни из себя это ничтожество и выбрось куда подальше.

Но я его люблю, сказала я настолько тихо, как только можно было произнести эти слова.

Ох, деточка, вздохнула Флоренс, это-то как раз и хуже всего.

Когда мы познакомились, я была доверчивее. Я только начинала ухаживать за собаками и, помнится, когда Фред заявился в магазин, чтобы меня встретить, подумала: как мило. Я повелась на такого красавца и даже слова не сказала, когда он запустил пуделя Апесонов на самую верхушку росшего перед библиотекой платана или умудрился поднять в воздух аффен-пинчера Хендерсонов да так и оставил его выписывать круги над крышей конуры. Я думала про себя: такой необычный парень, артистическая натура, от меня только и нужно, что сгладить углы. Затем он насадил кота Лорински на фонарный столб и уронил городской автобус на далматина Лоусонов.

Где, черт побери, он выучился этим трюкам? посасывая сигарету, спросила меня Флоренс, окутанная кудрявым дымом.

Не знаю, ответила я ей, накручивая на пальцы волосы.

Вряд ли он понимает, что делает, пока не становится слишком поздно, сказала я. За окном носился по двору щенок Мейерзонов. Вряд ли он нарочно, сказала я, вовсе не уверенная в собственной правоте.

Кое-что я опускаю. Ну, например, мой смех. Смеюсь я ужасно — всю свою жизнь, просто кошмарно смеюсь. Когда я смеюсь, звуки из моего рта способны разнести вдребезги весь остальной мир. Мой смех опасен — у людей развиваются тошнота и сумасшествие. Прекрати немедленно, кричат они и, заткнув уши, бегут куда подальше. Дошло до того, что меня перестали пускать в кинотеатр. Это нарушение моих прав, заявила я им, и тогда они решили устраивать сеансы для меня одной. Пока шел фильм, механик сидел перед кинотеатром на тротуаре. Когда кончалась бобина, я выходила и звала его обратно.

Теперь вы представляете, что значило для меня знакомство с парнем, которому это даже нравилось. Когда я впервые при нем засмеялась — мы сидели на крыльце, и у меня вырвался нервный безумный смешок, я принялась хватать его на лету рукой, запихивать обратно в глотку — Фред убрал мне за ухо локон и шепнул: ты такая красивая.

Тут я и поплыла. И какое мне было дело до того, что цветочные горшки, только что спокойно стоявшие на крыльце, теперь парят у нас над головами. И какое мне было дело до того, что во время нашего первого поцелуя они разлетелись на мелкие кусочки. Имел значение только Фред и то, как он меня обнимает. Имело значение только то, что мне теперь есть с кем смотреть кино.

Ну вот, а к тому времени, как Фред стал Джеком, я успела выйти замуж за парня по имени Стив. Понятное дело, я привела Джека домой, чтобы они познакомились. Вообще-то его звали не Стив — настоящее имя звучало как сорт колбасы, — однако он заплатил мне кучу денег, чтобы я стала его женой, и надеялся, что с именем Стив все будут думать, что он уже натурализовался. Ему не нравился мой смех, но он все же нанял меня работать своей женой, чтобы никто не мог депортировать его в эту серую тоскливую страну — его родину. Узнав о Джеке, Стив, похоже, расстроился — правда, я не всегда понимала, что творится у него внутри. У нас были проблемы с общением.

Ты и я заключенность, сказал он, когда Джек ушел в туалет.

Ты и я заковыристость, сделал он еще одну попытку. Заделость.

Нет, сказала я, листая глянцевый журнал. И даже не подняла глаз.

Зарубайство, сказал он. Закрывайство.

Занятие? предложила я. Мне нравилось сбивать его с толку.

Нет! Ты не понимаешь. Ты и я как дерево, продолжал он свои попытки.

Заросли? Я перевернула страницу.

Нет! (еще страница, еще)

Закорючки!

Джек забирает жена, начал он с начала, уронив в отчаянии руки. Муж забывает, муж забывот.

В комнату вернулся Джек, я отбросила журнал и встала с кресла. Приду поздно, сказала я.

Понимаете, любовь — не была частью сделки. Я знаю, любовь никогда и т. д. и т. п., но я рассчитывала на большее уважение. Я буду твоей женой, сказала я ему. Профессионально. Это моя работа, можно сказать. Ты меня нанял, и это моя работа — жена. И ничего больше.

Правильно, просиял он. Жена.

Мне еще долго не приходило в голову, как мало он тогда понимал.

Значит, Фред ему не понравился. Но Фред нравился всем. Так устроена вселенная: люди знакомятся с Фредом, и он им нравится. Так устроен мир. Но не Стив Колбасный. Первое, что он сказал, познакомившись с Фредом: он нехороший человек. Он не муж для тебя.

Правильно, сказала я ему, ты меня нанял. Он сбежал. Он просто мой отличный до неприличия бывший приятель, который странно действует на людей.