Адель Уолдман - Милый друг Натаниэл П.

Может быть, разговор по телефону, короткий и доброжелательный, все-таки наилучший вариант?

Каждый раз, решившись на первое или второе, звонок или кофе, он никак не мог заставить себя сделать последний шаг, говоря, что примет окончательное решение позже; что обязательно это сделает – то или другое – потом…

Через неделю после того письма, чудесным солнечным утром, Нейт возвращался домой от Грир. Возвращался в прекрасном настроении – ночь удалась, очень удалась. Дома он обнаружил еще одно письмо от Ханны. И сразу же понял, что облажался. Надо было сделать хоть что-то. Строка с темой осталась пустой. Нейт щелкнул по сообщению.

«Боже, поверить не могу, что была такой идиоткой. Поверить не могу, что написала тебе то письмо в черт знает каком настроении. Хочу сказать, я забираю его. Ты еще больший кретин, чем я себе представляла. Даже не потрудился ответить – невероятно. В любом случае я хочу сказать еще только одно. Ты действительно слаб в постели».

– Так ты теперь встречаешься с Грир?

Щурясь от бьющего в глаза полуденного солнца, Нейт и Аурит шли по Пятой авеню в Парк-Слоупе. Ветер трепал шарфы. Аурит лишь недавно вернулась из поездки, проведя две недели в Германии и одну в Израиле.

В ее голосе Нейт различил не только нотку неодобрения. Он знал, как Аурит относится к Грир: считает ее болтливой пустышкой. Раньше он и сам придерживался того же мнения. Сейчас его задел тон, которым Аурит задала вопрос, сделав ударение на «ты».

– Грир действительно умна, – сказал он, когда они уже почти достигли места назначения. Сказал – и почти сразу же пожалел о сказанном.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – отозвалась Аурит, открывая стеклянную дверь ресторана. – В том смысле, что карьеру она выстроила весьма успешно. Напомни-ка, сколько ей заплатили за последнюю секс-книжку?

На них пахнуло теплом с сильным запахом кленового сиропа. Хостесса с австралийским акцентом провела гостей по узкому проходу к столику в глубине зала.

К тому времени, когда они расположились за ним, нить разговора потерялась. Аурит отсутствовала довольно долго, так что тем для обсуждения хватало. Ведь Ганс наконец-то собрался переехать в Нью-Йорк!..

– Фантастика, – сказал Нейт.

Аурит рассказала, как они дошли до этого, какие разговоры вели и какие планы строили.

Потом спросила, поговорил ли он с Ханной.

– А ты с ней уже говорила?

– Я первая спросила.

Нейт насыпал сахару в кофе.

– Не будь такой.

– Ладно. Мы с ней обменялись емейлами. Короткими. Ханна не много чего сказала.

– Ну… По-моему, она чуточку свихнулась.

Аурит поставила чашку, и столик заметно качнулся.

– Не надо так, Нейт. Это ужасно. Тем более что Ханна повела себя очень достойно. Ничего плохого о тебе не сказала, – она выпятила подбородок и посмотрела ему в глаза. – Что все-таки случилось?

– Если коротко, она сказала, что я самый большой из живших когда-либо придурков, – Нейт провел ладонью по волосам и попытался легкомысленно улыбнуться: мол, что тут поделаешь? Вообще-то, сам факт того, как быстро все разрешилось, оставил его в некотором смятении.

Аурит склонила голову набок:

– Что ты сделал, Нейт?

– Ничего.

– Рассказывай все, как есть. Чем ты ее достал?

– Повторяю, я ничего такого не сделал. В том-то и проблема.

– Угу…

– Я даже не ответил на ее емейл.

– Ты извинился?

– Ты не видела, что она написала в ответ на мое молчание. После такого извиняться уже поздно.

Аурит покачала головой:

– Чудненько.

Нейт хотел пошутить – мол, на улицах Нью-Йорка его уже дожидается целая армия враждебно настроенных женщин во главе с Джулиет. Даже притворявшаяся другом Элайза оказалась наполовину во вражеском лагере. И вот теперь их ряды пополнила Ханна. Между тем противную сторону представлял один Нейт. От шутки он все-таки воздержался. Да и шутить, собственно, не хотелось. Каждый раз, когда он думал о Ханне, ему становилось не по себе. Поэтому Нейт предпочитал не думать.

– В письме Ханна старалась сдерживаться, – продолжала Аурит. – Но мне кажется, она очень расстроена. Откровенно говоря, я удивлена, что ты говоришь об этом так легко. – Она с любопытством посмотрела на него. – Вы ведь были вместе… сколько – месяцев пять или шесть, да?

– Пять, – пробормотал Нейт.

– И она ведь нравилась тебе. Даже очень.

Нейт поискал взглядом тарелку, которую уже унесли.

– Может быть, у нас с Грир все будет недолго, – неожиданно для себя сказал он. – Может быть…

Постелью закончилось уже первое свидание. Поскольку Грир весь вечер откровенно флиртовала, Нейта это не удивило. Сюрпризом стало то, что сразу после она расплакалась. Такая переменчивость, то, как легко и неосознанно произошел переход от вульгарной аффектации – к простодушной, смутила его, обеспокоила и странным образом восхитила. Он как будто стал свидетелем того, как змея сбрасывает кожу – гипнотическое зрелище. Магическая ночь… Утром Нейт уходил с таким чувством, будто прожил целую жизнь.

Когда он пришел, чтобы забрать ее на третье свидание – Грир воодушевляла его на старомодные рыцарские жесты, что было странно, сам он чувствовал, что приходит к ней исключительно ради постельных утех, – то застал еще не одетой для выхода. Растрепанной. С заплаканными глазами. Комбинированный удар – замечание от редактора; неприятность в автобусе, где какая-то толстуха обвинила Грир в том, что та толкнула ее; и разговор с сестрой – совершенно ее «уничтожил».

В первый момент ситуация вызвала неприятные ассоциации с Элайзой – та же бесконечная река слез. Нейт ощутил импульс уйти. Но не ушел. Даже желания такого не возникло. Самое яркое впечатление от той ночи оставил другой образ: блеск колечка на ее пупке, мигавшего в лунном свете в такт движениям ее тела…

Разгул затягивался.

Как оказалось, Нейт ошибался в природе ее интереса к нему. Ее привлек к нему отнюдь не «интеллектуальный багаж». Как сказала сама Грир, она ощутила некое могучее, «почти кинетическое», физическое притяжение. Такое откровение невероятным образом завело Нейта, совсем не привыкшего видеть себя источником эротических чар. А еще – он поверил ей. Грир умела описывать собственные эмоции. Сказанное ею идеально совпало с тем, что чувствовал он сам, – тем влечением, которое он лелеял задолго до того, как они сошлись.

Когда-то давно Нейт занес Грир в ту категорию людей, которые, за четыре года пребывания в колледже – Сары Лоуренс, Вассара, Галлатина или каком-то другом модном прогрессивном учреждении, где громогласно провозглашенная цель современной педагогики «учить думать» достигалась без привлечения реальных фактов, – собрали на удивление мало действительных знаний. Ее невежество, незнание вещей, имевших место в истории – знаменитых ограблений, расколов, голоданий, – было почти трогательным. В равной мере она не имела понятия о книгах и идеях, имевших, по общему мнению, всемирное значение. Но зато у Грир хватало собственных идей, самых разных! Просто коренились они в рамках узкого контекста поп-культуры и определенного направления женской литературы. Она твердо и искренне верила в свое превосходство над напыщенными ничтожествами и относилась к ним с непоколебимым презрением. Как и Нейт, Грир не была подделкой. В отличие от Элайзы, она не притворялась. Грир смотрела вам в лицо и говорила: «Правда? Вы спрашиваете, читала ли я «Войну и мир»? Вы действительно не знаете ответ?»