Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха

Геба Джонс отвела взгляд.

— Некоторым кажется, будто они представляют, — заметила она. — Вы бы удивились, узнав, как часто люди сравнивают смерть ребенка со смертью своих домашних животных.

Они немного посидели молча.

— Какой он был? — спросил Том Коттон.

— Милон? — переспросила она с улыбкой. — Я его называла зеницей моего ока, и так оно и было.

Она рассказала ему, как полюбила своего сына с того самого мига, когда впервые увидела, и если юные матери жалуются на недосып, то она всегда с нетерпением ожидала ночного плача, чтобы взять его на руки, прижать к щеке его атласную голову, спеть ему греческую колыбельную, под которую засыпали поколения ее предков. Она рассказала ему, что когда первый раз повела Милона в школу, в брюках, сшитых отцом, то плакала больше всех матерей, вместе взятых. Рассказала, как мальчик боялся своего нового дома, когда они переехали в Тауэр, и как он быстро его полюбил, отчего и сама она стала относиться к нему гораздо терпимее. Рассказала, как Милон решил стать ветеринаром, когда их фамильная черепаха лишилась хвоста, и, хотя у него частенько не ладилось со школьными науками, она не сомневалась, что он обязательно добьется цели. Рассказала, что лучшим другом Милона стала девочка по имени Шарлотта, которая тоже жила в Тауэре, и Геба Джонс надеялась, что однажды эта девочка станет женой ее сына, потому что только отец умел рассмешить Милона сильнее, чем эта девочка. И она рассказала ему, что саму ее никто не мог рассмешить сильнее, чем муж, но только это осталось в прошлом, потому что, потеряв Милона, они потеряли и друг друга.

Когда Геба Джонс наконец-то вернулась в бюро находок, Валери Дженнингс закончила мыть холодильник и сидела на телефоне.

— Вполне вероятно, — отвечала она монотонно, косясь на ящик иллюзиониста. — Нет, по описанию не похож на тот, что у нас… Он был найден примерно два года назад… Я понимаю, однако, если вы потеряли его так давно, почему же все это время вы не пытались его найти?… А позвольте спросить, за что вас заключили в тюрьму?… Понимаю… Да-да, я прекрасно вас понимаю, я и сама пилить не умею… Очень вам сочувствую. Ассистентки в блестках пошли не те, что раньше… как я уже сказала, по описанию на ваш не похож, однако вы заходите, посмотрите сами… Бейкер-стрит… Когда дело касается самых ценных находок, хорошо бы как-то подтвердить свое право владения, какая-нибудь там квитанция, фотография… Не за что. Значит, до завтра… Валери. Валери Дженнингс.

Не успела она положить трубку, как зазвонил швейцарский коровий колокольчик. Сказав, что подойдет сама, она встала и одернула юбку на импозантных бедрах. По дороге она остановилась у сейфа, наклонилась и повертела ручку вправо-влево, чтобы все соответствовало теории вероятности, потому что все остальное ни разу не сработало. Когда она уже распрямлялась, тяжелая серая дверца распахнулась. Геба Джонс тут же обернулась на изумленный возглас.

Обе женщины стояли рядом, глядя на открытую дверцу сейфа.

— Ну, давай, — подбодрила Геба Джонс. — Посмотри, что там.

Валери Дженнингс опустилась на корточки и запустила руку в сейф. На свет явились, одна за другой, пачки пятидесятифунтовых банкнот, которые она сложила на сейф вокруг чайника. Затем она снова сунула руку внутрь и достала папку с бумагами. Обе женщины уставились на кучу денег.

— Как думаешь, сколько здесь? — шепотом спросила Геба Джонс.

— Тысячи, — так же шепотом ответила Валери Дженнингс. Она поглядела на бумаги, зажатые в руке.

— Что в этой папке? — спросила Геба Джонс.

— Похоже на какой-то пергамент, — ответила Валери Дженнингс, рассматривая папку.

В этот миг коровий колокольчик снова зазвонил. Обе женщины не обратили на это никакого внимания, глядя на разложенное перед ними состояние и старинный манускрипт. Однако звяканье не умолкало. Валери Дженнингс проворчала что-то, сунула бумаги Гебе Джонс и отправилась к прилавку.

Торжествуя победу, поскольку ей наконец-то удалось открыть сейф, она завернула за угол и увидела Артура Кэтнипа, который стоял у настоящего викторианского прилавка. Билетный контролер, увидев ее, удивился не меньше самой Валери Дженнингс.

— Я просто зашел спросить, не захотите ли вы снова пообедать со мной? — спросил он.

— С удовольствием, — ответила она.

— Может быть, завтра?

— Отлично, — отозвалась она и тут же скрылась за углом, чтобы оправиться от второго подряд потрясения. И только когда она снова остановилась перед сейфом и подняла руку, чтобы почесать голову, она поняла, что так и расхаживает в шлеме викинга, с двумя желтыми шерстяными косичками.

Бальтазар Джонс сидел в одиночестве за столиком в глубине таверны «Джин и дыба» и вертел в руке пустую кружку. Он уже давно не заходил в паб, стараясь избегать общества других бифитеров, выражающих сочувствие по поводу ухода его жены. Но в конце концов эль заманил его обратно, и он с облегчением понял, что послеобеденные посетители вовсе не заметили его появления, потому что с упоением наблюдали, как врач Евангелина Мор играет свою первую партию в «Монополию». В качестве альтернативы знаменитому башмаку она выбрала трехпенсовую монету, которую ее матушка обычно запекала в рождественский пудинг, не столько обещая удачу в новом году тому, кто его найдет, сколько в надежде, что муж подавится насмерть. Бифитер сидел, теребя подставку под пиво и не сознавая, что вокруг него делаются головокружительные ставки. В те краткие моменты, когда он отвлекался от траура по своему браку, его переполняли тревоги по поводу королевских зверей. Хотя животные вроде бы чувствовали себя неплохо — за исключением странствующего альбатроса, который так и не успокоился, — Бальтазару Джонсу казалось, что зверинец подобен карточному домику, который готов развалиться от малейшего дуновения ветра. Только он никак не предвидел, что подуть на него решил один из обитателей Тауэра. Поняв, что больше не в силах усидеть на месте, он встал и, прежде чем уйти, прикрепил к доске объявление: если кто-то потерял мужскую майку, он может забрать ее в Соляной башне.

Готовясь к очередной головомойке, он еле полз по Водному переулку на встречу с главным стражем, надеясь, что какой-нибудь турист остановит его вопросом. Но складывалось такое впечатление, что всем прекрасно известно, где находятся уборные. Он слабо постучал в дверь кабинета, надеясь, что его не услышат, однако голос изнутри тут же пригласил его войти. Бальтазар Джонс вошел и обнаружил главного стража, только что вернувшегося после домашнего обеда.

— Садитесь, йомен Джонс, — сказал он, указывая на стул перед столом.

Бифитер снял шляпу и положил на колено, держа за поля. Главный страж подался вперед, упираясь в стол локтями.