Григорий Волчек - Дедушка русской авиации

— Чем это вы здесь страдаете?

— Игра такая — кто этого говноеда с места сдвинет, тот и выиграл.

— Ну и чего?

— Не сдвигается, гадюка, стоит как вкопанный. Он, когда жрет, бесчувственный.

— Тем не менее, сейчас мы его попробуем побеспокоить.

Гоша разбежался и с размаха ткнул любителя пожрать в отвислый зад. Зад оказался на удивление твердым, Игорину ногу отшибло, а хрюша даже не пикнул.

— А ты, оказывается, чувырло, крепкий орешек. Но все равно я тебя расколю!

Игорь предпринял вторую попытку. На этот раз он взял более длинный разбег и пнул уже не одной, а двумя ногами. Эффект оказался прежним.

— Да, мужики, дело гиблое. Просто так его не сдвинешь. Надо применить технические средства — вот, например, подходящий кувалдометр.

— Да брось, Игорь, ты ему сейчас хребтину переломаешь — отвечай потом!

— Не ссыте, пацаны. Будет инвалидом первой группы — харчи без очереди. Чем плохо?

Полторацкий размахнулся и врезал пудовой кувалдой по спине несчастного животного. Вопреки тревожным ожиданиям, хряк всего-навсего просел, болтнул задницей, обиженно вякнул и отошел на пару шагов. Возможно, отошел обжора только потому, что в бачке закончился хавчик, но это не помешало победителю громко возрадоваться.

— Ура! Наша взяла! Решающий матч «Гоша против свинтуса» состоялся, счёт 1:0 в нашу пользу!

Мы уже знаем, что Гоша страдал от одиночества. Днем было еще терпимо, а по ночам Гошу мучили самые настоящие эротические кошмары. Виртуально-сексуальные вакханалии начального периода службы прекратились, но зато начались мучительные, изматывающие сновидения, когда до желаемого коитуса оставался всего один шаг, один миг, одно движение, но… но желаемое так и оставалось недосягаемым во сне, так же, как Ирочка Малышева — наяву.

Ирочка теперь стала часто сниться Игорю как символ его «полового бессилия». Однажды Игорь увидел совсем уж гнусный сон — на прекрасную голую Ирочку лез майор Малышев (законный супруг), тоже голый, но с надетой на голову офицерской фуражкой. Тьфу!

Конечно же, Гоша не был половым гигантом или сексуальным маньяком. Он был просто здоровым и красивым парнем, рано начавшим половую жизнь и до армии трахавший девчонок регулярно, без долгих пауз и драматических коллизий. И вот сейчас эта практика жестоко мстила за себя. Конечно, выручал вынужденный онанизм, и были еще кое-какие выходы из положения. Скажем, в соседней роте одуревший от длительного воздержания курсант Гумбаридзе взял и трамбанул во время несения кухонного наряда повариху тетю Аню — женщину весьма средних лет. Ну и что? Повариха пожаловалась ротному, тот — прокурору, завертелось дело, и Гумбаридзе загремел на три годочка в дисбат (это еще повезло парню).

Гоша в дисбат не хотел, а от другого варианта отказался сам. Вот как это произошло.

В конце июля Гоша оказался в санчасти с диагнозом «эпидермофития» (говоря попросту, подхватил в бане грибок, поселившийся между пальцами ступни). Три дня Гоша лечился (нога без сапога заживала быстро), а еще три дня просто отдыхал. Как-то ночью Гоша мирно почивал в белой больничной коечке. Неожиданно его растолкали.

— Чего надо?

— Тише, Игорь. Это я, Светлана Павловна. Я тут генеральную уборку затеяла в процедурной. Но там шкаф очень тяжелый, не сдвигается. Помоги, пожалуйста.

Светлана Павловна работала медсестрой в санчасти. Было ей далеко за сорок, но выглядела она вполне прилично, разве что была полновата. Сегодня она была на ночном дежурстве.

Игорь, чертыхаясь про себя (дура-баба, спать не дает), прошел вслед за медсестрой в процедурную. Пропустив Игоря вперед, Светлана Павловна защелкнула дверь на шпингалет, сняла с себя белый халат и осталась совершенно голой. Гоша изумленно смотрел на бледное тело. Женщина подошла поближе.

— Ты что, испугался? Ну, смелее! Обними меня!

Гоша послушно обнял Светлану Павловну. Та, закатив глаза, крепко прижала его к себе, дотянулась до губ Полторацкого и поцеловала взасос. Губы у Светланы Павловны оказались мягкими, ищущими, влажными.

У Гоши помутнело в голове. Светлана Павловна повлекла Игоря к диванчику. У диванчика Светлана Павловна вновь впилась губами в рот Синодского, потом стала целовать его волосатую грудь, одновременно стаскивая трусы.

— Подождите, я сам.

Гоша снял трусы и положил их на табуретку. Светлана Павловна прижалась к Игорю, запустила руку в его промежность и принялась безостановочно теребить Игорин член, который, в отличие от его обладателя, реагировал на происходящее гораздо адекватнее.

— Обними меня. Крепче, крепче. Ну что ты такой робкий?

Неужели мальчик? Ну что ж, в первый раз — это первый класс! Я тебя научу, не бойся.

Игорь постепенно возбуждался. «Сейчас я тебе покажу, какой я мальчик!» Медсестра отлепилась от Игоря и встала, чтобы выключить свет. Этих нескольких секунд хватило Игорю, чтобы увидеть у Светланы Павловны:

— дряблую, обвисшую грудь;

— круглый и рыхлый живот;

— оплывшую талию;

— тяжелый бугристый зад;

— короткие кривоватые ноги с жирными бедрами и толстыми лодыжками;

— тронутое морщинами лицо женщины, «бывшей в употреблении»;

— короткую некрасивую шею;

— начавшие редеть волосы, собранные заколкой в пучок, на манер учительницы средней школы.

Игорь привык иметь дело со стройными, красивыми молодыми девчонками. А здесь…

— Игорек, ложись. Не бойся, я тебе помогу, научу всему-всему. У тебя получится. Ну, ложись, не заставляй тетю ждать.

Игорь молча надел трусы, отпер дверь и прошел к себе в палату. Повалившись в койку, он сразу же заснул.

Наутро Гоша попытался проанализировать свое ночное поведение. Как же так — сексуально озабочен, а на бабу не полез? А вот так! Игорь с удовлетворением отметил, что врожденная брезгливость и разборчивость не отказали ему и здесь, в суровых армейских условиях. «Нет, на таких у меня член не встает. А, кроме того, вдруг бы она меня потом застучала? Кто знает, что у этих б…й на уме? Вот у Гумбаридзе вроде тоже сначала все было по согласию, а потом…». Гоша решил, что поступил правильно.

Теперь немного о гарнизонном карауле. Из учебки посылались наряды на два гарнизонных караула — большой и малый. В большом было пять постов, начкаром ставился командир взвода, помначкаром — сержант. А в маленьком карауле было всего два поста, начкаром назначался прапорщик (только не старшина роты, тот освобожден от всех нарядов), а помначкаром и одновременно первым и единственным разводящим — курсант. В 57-м взводе эта должность была зарезервирована за Полторацким.

В карауле — лафа. Во-первых, ценна сама возможность вырваться из ограниченного пространства учебки, во-вторых, очень существенно моральное отдохновение — ни тебе начальства, ни мозгокрутки. Целые сутки на вольном воздухе (а дело происходит летом и ранней теплой осенью), с запасом продуктов (салаги быстро понимают службу и готовятся к караулу тщательно) — чем не жизнь? Проверки здесь редки — это тебе не внутренний караул на территории учебки, где каждая сволочь считает своим долгом проверить несение службы, а чужой прапор в качестве начальника практически не в счет. Живи и радуйся, спи и ешь до отвала.