Павел Ф. Гаммал - Секс и ветер

1.

- Вставай, сука, - тяжелый носок ботинка нескладного, долговязого милиционера больно впился между ребер. – Глянь, Серый, разлегся. Тебе, што-на, санаторий тута?

- Тута, - хмыкнул в густую бороду разбуженный бомж. – Вы что-то хотели, господа?

Служители порядка недоуменно переглянулись. Рыжий, коротконогий отстегнул дубинку с пояса.

- Бить будете? – догадался тот.

- Ага, - буднично ответил тот, обернувшись к напарнику. – Чего ты тянешь, Колян? Давай на санаторий наложим мораторий.

- Погоди-ка, Серый, - долговязый Колян отодвинул того и наклонился к бомжу. – Ты что, новенький тута? – зашептал ему на ухо. Дождался ответного кивка. – Кому платишь? Никому? Я так и думал. Значицца так, - он выпрямился и отстегнул свою дубинку, видимо для большей аргументации. – Платить будешь нам раз в неделю. Полтора стольника в день. Понял? Итого, в следующий вторник с тебя тысяча.

- Пятьдесят, - вклинился рыжий.

- Что, пятьдесят? – переспросил Колян.

- Ну, это, - неуверенно начал Серый. – Семь на полтораста – будет тысячу пятьдесят.

- А-а, - Колян сверху поглядел на напарника. – Скидка для бомжей сегодня. Пошли.

2.

- Ахмет, земляк он наш, - толстый глухо кашлянул в кулак.

- Ишак он, а не земляк, - перемешивая длинной палкой головешки в костре, ответил лысый. – Ни слова по-нашему не знает.

- И что? – встрепенулся толстый. – Наш дедушка тоже ни слова по-русски не знал, а всю жизнь себя считал русским.

- Так-то де-едушка, - лысый многозначительно поднял вверх заскорузлый палец.

Парамон лежал на траве, прислушиваясь к их гортанному бормотанию. Он знал, что взяли его в побег только по личной просьбе Кривого. Кривой сказал взять, они и взяли. Ни о чем не спрашивая. А что дальше? Долгая дорога до Москвы. Еще, не известно, как все пройдет там. И удастся ли ему добраться туда живым.

- Вставай, Парамон, - толстый затушил костер, разбросав угли по сторонам. – Идти надо. Через час будет схрон с едой и одеждой.

3.

Сидя под вагоном в отстойнике, Антон лениво наблюдал медленно текущую мимо жизнь. Вот проехал, грохоча своими железками автопоезд по сбору белья. Проводники киевского решили выпить, солидно гремя бутылками в непрозрачных пакетах из близлежащего супермаркета. Воровато оглядываясь по сторонам, к забору пробирался худой мужчина с увесистым кейсом в руке. Что-то в его пружинящей походке напомнило Антону о детстве. Повернув голову, он увидел, как с двух сторон к мужику, беря его «в клещи», подбираются Колян с Серым.

- Уважаемый! – Колян криво усмехнулся. – Документики предъявите.

Тот на минутку присел, пытаясь открыть чемоданчик, а затем резким пружинящим ударом вбил свою ступню в подбородок служителя порядка. Тот коротко охнул и осел, закатив глаза. Антон вспомнил. Парамон. Только он в их классе занимался карате. Причем занимался серьезно. По нескольку часов в день не вылазил из зала. Вспомнил и напрягся. Серый подбирался к Парамону сзади, стараясь ступать как можно тише. Правой рукой он уже расстегивал кобуру. Антон выбрался из своего укрытия, зажав в руке увесистый железный прут. Этим прутом он и ударил в самую середину милицейской фуражки, когда Серый уже вскинул руку с пистолетом для выстрела.

4.

Двери медленно открылись. Поджарый охранник улыбнулся ему навстречу.

- Доброе утро, Антон Антонович!

- И тебе привет, Олежка, - Антон изящно помахивал модным портфелем. – Как семья, дети?

- Так нет же пока, - охранник развел руками.

- А, да, - извинился тот. – Как «Спартак»?

- Опять продули, - махнул рукой Олег. – Надо в Казань переезжать. Болеть за «Рубин».

Антон усмехнувшись, вошел в лифт.

- Привет, Парамоша, - войдя в кабинет, он бросил портфель на стол.

- И тебе не хворать, - Парамон оторвал взгляд от ноутбука. – Когда работать начнешь?

- Так я ж уже ж начал, - Антон закатил глаза. – Ты про «Балтэнерго»?

- Про нее родимую, - Парамон закурил, откинувшись в кресле.

- Нам нужна только подпись председателя совета директоров? – уточнил Антон.

Парамон коротко кивнул в ответ.

- Докладываю, шеф, - Антон встал по стойке «смирно». – К нему была подослана отобранная лично мной студентка театрального ВУЗа. Шуры-муры, цветы-конфеты. Короче, диск с записью их плотских утех будет у меня сегодня. Дальше – по накатанной… Ты же знаешь.

- Сам позвонишь ему? – Парамон хмурил брови.

- Зачем светиться, - Антон присел за стол переговоров. – Есть же для этого специально обученные кадры.

- Если он подпишет, - Парамон нагнулся к столу. – Сколько мы получаем?

- Двадцать пять миллионов евро, - Антон задумался. – Минус затраты. Чистыми, на выходе, около двадцати миллионов.

- Отлично, - Парамон затушил окурок. – Не забудь тридцать процентов перевести на счет Кривого.

Киселёвым – сильным и уверенным в себе людям…

- Тебе нужна не я, - слезы капали прямо в тарелку с квашеной капустой. – Тебе нужна только твоя водка.

- Не-ет, - он упрямо крутил головой. – Ты – моя единственная любовь.

- Ю-ура-а! – она помахала ладонями перед его пьяно ухмыляющимся лицом. – У меня опухоль в голове!

- Как говорил наш комбат, - он опрокинул рюмку. Зажмурился, крякнув. – В голове – не в жопе, Зая.

Утро не принесло покоя. Марина так и не заснула, сидя за кухонным столом. Мысли неслись не отдельными скакунами, а целыми табунами. Что будет с детьми? Сможет ли Юрка вытянуть младшего без нее. «Без нее» - какие страшные слова. Хотя, всем пофигу. Поплачут и забудут. «Кто был ничем – тот станет всем». Похоже, эта песня не про нее. В лучшем случае, можно стать короткой строчкой в новостях: мол, произошло ДТП на таком-то километре - трое погибших. И всё - ни фамилий, ни имён. А так – и строчки в новостях не удостоишься. Умрешь, как подопытный кролик на операционном столе. Вот, если бы денег дали на «лазер», тогда еще была бы надежда. А так… И, главное, картошку не успели посадить…

- Петрович, ну что тебе стоит? – Юра мялся на краешке директорского стола. – Это ж не твои деньги, а государственные.

- Нет, - директор рубанул воздух ладонью. – Нет денег, Юрий Николаевич, и не проси.

- Так я ж не за себя, - дыхнул вчерашним перегаром Юра. – Ты ж знаешь, я отработаю. По гроб жизни…

- Хватит! – директор хлопнул ладонью по полированной столешнице. – Не дам!

- Су-у-ука! – заорал Юра тогдашним командирским голосом. – Себе зарплату сообразил московскую, а подчиненным – хрен с маком? Убью!

- Иди, проспись, - вяло отреагировал на крик директор. – Завтра позвони.

Ехали долго – четыре дня в прокуренном плацкартном вагоне. На купейный пожалели денег – в последний момент банк дал кредит. Директор надавил на какие-то бюрократические рычаги и выбил квоту на операцию в Москве. Юрка не пил, только хмуро смотрел в окно на «сколько в ней лесов, полей и рек» и думал. Что, если операция не поможет? Отставить негатив! Всё будет хорошо. А как же мы без нее? Ведь на Маринке всё держится. Андрюху я еще подниму – два года осталось до совершеннолетия, а как быть с внуком? Это пока у них всё нормально, а там – кто знает? Он покосился на спящую Марину. Тридцать три года вместе, с ума съехать. А, ведь, было всяко. Но, ведь выдюжили. Потому, что вместе. Всё будет хорошо – это будет мантрой на ближайшее время. А плохо-то как! Рюмашку бы…