Диана Чемберлен - Папина дочка, или Исповедь хорошего отца

Я не была уверена, что когда-нибудь видела его целиком, потому что всегда была занята Кэролайн или какими-то домашними делами. Но Майкл смотрел его каждый раз, с начала до конца. Теперь он меня заинтересовал, и, отложив айпад, я переключилась на фильм. На этот раз я поняла, чем он так увлек Майкла. Там фигурировали дети. Семеро детей. Майкл был в своей семье одним из семерых, как раз посередине. Когда мы с ним начали встречаться, он говорил, что хочет семерых своих. Я думала, он шутит, но он не шутил. В конце концов он сказал: пусть их будет столько, сколько я захочу. Когда я заметила, что троих было бы достаточно, он возразил, что четверо лучше, чтобы никому не пришлось быть посередине. Я любила его за то, что он желал детей, за то, что он был такой семейственный. Мы пытались завести ребенка после смерти Кэролайн, и, хотя наша неудача меня расстроила, я была счастлива, что в конечном итоге не забеременела. Это было бы не ко времени. Майкл не соглашался со мной. Однажды ночью, всего через несколько недель после смерти Кэролайн, мы обнялись в постели, объединенные общей скорбью.

— Если бы ты забеременела, — сказал он, — эту боль стало бы легче выносить.

Я села, не поверив своим ушам.

— Ее никем нельзя заменить! — воскликнула я.

— Я знаю, знаю! — сказал он, привлекая меня к себе. — Я не это имел в виду.

Я высвободилась из объятий и в гневе уставилась на него.

— Нет, ты именно это хотел сказать.

Быть может, именно в тот момент я впервые испытала к нему ненависть. И именно в тот момент между нами легла пропасть.

Сейчас я смотрела на экран. Все семеро детей весело распевали хором «До-Ре-Ми». Поэтому он так и любит этот фильм, подумала я. В нем есть то, что составляло смысл его жизни, — семья.

Взяв пульт, я выключила телевизор. В программе говорилось, что на этой неделе «Звуки музыки» будут транслировать каждый вечер. Я взяла айпад и написала об этом Майклу, вдруг он захочет его записать. Потом уселась с ногами на софе и обхватила колени руками.

Я потеряла ребенка, подумала я. Майкл потерял мечту.

Саванна положила пустой контейнер из-под салата на одеяло. Мы ужинали на пляже — Белла, Саванна и я — и теперь наблюдали за приливом.

— Что делают эти люди на нашем пляже? — С усмешкой в голосе она кивнула на пожилую пару, гуляющую по песку у самой воды.

— Нарушители. — Я достал клубничину из миски, стоявшей между нами на одеяле.

— Что такое рушители? — спросила Белла. Она свернулась клубочком на моих ногах, я обнял ее свободной рукой. Как-то она похудела в последнее время. Нам явно не хватало маминой кухни.

— Это шутка, Белла, — сказал я. — Нарушители — это люди, которые заходят туда, где им не следует быть. Но это общий пляж. Пляж для всех. Поэтому эти люди имеют такое же право гулять здесь, как и мы.

— Тогда почему ты сказал это слово?

— Потому что в это время года на пляже мало народу и кажется, что весь пляж принадлежит нам.

— Ты ей слишком много объясняешь, — сказала Саванна. — Она же не понимает.

— Нет, понимаю.

Белла поняла достаточно, чтобы оскорбиться.

Почему все хотят, чтобы я говорил с дочерью, как с маленькой глупышкой? Да, кое-что из того, что я ей говорил, было выше ее понимания, но тем не менее она воспринимала многое. Я никогда не знал, что задержится у нее в голове, поэтому и выкладывал все. Саванна уже несколько раз критиковала мое обращение с Беллой, как и сейчас. Хотел бы я разъяснить ей кое-что на этот счет. Но она присматривала за Беллой всего за пятнадцать долларов в день, так что мне, вероятно, придется смириться с критикой. На прошлой неделе я нашел работу на стройке — меня поставили на строительство внутренней лестницы, потому что постоянный рабочий на этом месте все еще поправлялся после операции. Но сейчас он уже вышел на работу, и мне там больше делать нечего. Деньги были ничтожные, но мне хотя бы не нужно было заботиться о еде. А телефон и квартира… я не хотел об этом думать. Телефонная компания на днях отрезала мою линию. Я решил не снимать рекламу со своего фургона, хотя от номера телефона на ней и не было больше толку. Но, может быть, кто-нибудь заметит рекламу и заинтересуется? «Как же, мечтай больше!» — сказал я себе. Все дело тут в гордости. Сними я рекламу, и стану еще одним неудачником, разъезжающим в белом фургоне.

Долг за жилье продолжал расти. У меня была только половина нужной суммы, а старик, хозяин трейлера, был не из жалостливых. «Все или ничего, — сказал он. — Даю тебе отсрочку до конца недели». У Саванны деньги были. Не так уж много, но у нее в трейлере были приличные вещи, у нее была машина, и она не стеснялась в расходах на еду и пиво. Неловко было просить у нее в долг, а сама она не предлагала.

Я был ей благодарен, поэтому и терпел ее выговоры по поводу воспитания Беллы. Они с ней неплохо ладили, но, когда я в конце дня возвращался с работы, Белла от меня не отходила. После пожара и потери «бабы» она не любила со мной расставаться. Казалось, она испытывала облегчение при виде меня, как будто боялась, что я могу тоже вдруг отправиться на небо.

Развалившись на одеяле, я протянул руки Белле, чтобы поднять ее в воздух. Я проделывал с ней этот трюк, когда она была еще крошкой, но теперь она уже становилась слишком тяжелой. Когда я поднял ее вчера вечером после работы на лестнице, у меня заболели руки. Это была та приятная боль, когда ты знаешь, что честно потрудился. Сейчас я ничего не почувствовал. Только легкий вес моей худенькой девочки, летающей по воздуху.

— Ты не сказал мне, чем кончились поиски работы сегодня.

Саванна отвинтила крышку и отхлебнула из банки. Она была права. Я говорил о чем угодно, только не о плачевном результате моих поисков. Я сел, опустил Беллу на одеяло и проследил, как она поднялась и побежала за ракушками.

— Ничего нет. Я купил газету и, если ты дашь мне свой телефон, позвоню в одно-два места. Но, честно говоря, не очень-то надеюсь.

— Может быть, тебе следует пойти на курсы и поучиться чему-нибудь еще, я же учусь, — сказала она. — Ты бы мог делать и что-нибудь другое.

— А на что будет жить Белла, пока я учусь? И чему учиться?

Мой голос звучал сердито. Разочарование всегда приводило меня в паршивое настроение. На выпускных экзаменах я получил приличные оценки, но на стипендию не потянул. Денег у нас с мамой не было. А потом появилась Белла. На этом все и закончилось.

— Ну а чем ты вообще интересуешься? — спросила Саванна.

— Я всегда хотел быть биологом, точнее — ихтиологом, — сказал я. Я никогда никому об этом не говорил и сейчас пожалел, что сказал Саванне, тем более что она рассмеялась.

— Для этого надо действительно иметь мозги.

— Хватит об этом, Саванна. — Я хотел сказать ей, что мои школьные результаты были выше среднего, но усомнился, знает ли она вообще что-нибудь о системе образования.