Выданная замуж насильно

Когда меня пришла навестить моя подруга из колледжа - модная девушка из Касабланки, одетая в мини-юбку, на высоких шпильках, со спортивной короткой стрижкой и высветленными прядками, - которая притащила огромной букет цветов, духи и целый пакет детских вещичек, я думала, свекровь задохнется от негодования. Садия подошла к колыбели.

- Так ты произвела на свет маленьких чудо, да? Ну, разве не красавчик! Просто прелесть!

Моя свекровь тотчас начала приставать к ней с расспросами.

- Откуда вы приехали? Ваши родители из Марокко? Вы живете во Франции? Где вы познакомились с Лейлой? Вы работаете? Где вы живете? Вы замужем? А, так вы не замужем...

Садия отвечала, но я понимала, что она чувствует себя неловко. Мы пытались говорить по-французски, но свекровь все сильнее хмурила брови.

Когда я вернулась домой с заштопанным животом, заботливости в ней не прибавилось. Она даже сказала: "Теперь я твоя мать! Ты принадлежишь не своей семье, а нашей". После моей выписки она велела мне съехаться с моими родителями, чтобы ей остаться наедине с сыном: "Можешь возвращаться в дом своих родителей, а то кто будет заботиться о тебе и твоем сыне?"

Ну, уж точно не она! Я была в полной физической форме, Риад не спал ночами и постоянно плакал, и я вместе с ним. Меня продержали в клинике две недели, но я все еще плохо себя чувствовала. Доктор, который знал о моей ситуации, однажды подозвал Мусу.

- У твоей жены депрессия. Она перестала есть и спать. Я вас предупреждаю: если по какой-либо причине она вернется к нам, вам придется иметь дело со мной. Дайте ей немного тишины и покоя и все необходимое для нее и ребенка.

Кроме того, в кругу марокканцев доктор отпускал по-арабски колкости: "Правду говорят, что в ваших краях люди неохотно расстаются с монетой?"

Муса был задет этой шуткой.

- Кем этот жалкий подонок себя возомнил?

Врач выписал мне кое-какие препараты и перед выпиской вызвал ко мне психолога, но я расплакалась и не смогла ничего из себя выдавить, кроме: "Я больше не могу выносить этого".

Мама посоветовала мне не слушать свекровь и не переезжать к ним.

- Лейла, не надо. Завтра она поставит тебе это в укор, и так до конца твоих дней.

- Но почему? Она же сама сказала!

- Свекровь всегда говорит невестке обратное тому, чего она хочет.

Это была какая-то проверка, которую мне сложно понять, поскольку мое воспитание было отчасти западным. Я отправилась на нашу квартиру, но не чувствовала себя там как дома. Это было больше похоже скорее на один из кругов ада.

- Почему ты не вернулась к родителям, как я сказала тебе?

- Они живут слишком далеко, там нет аптек, а здесь до аптеки рукой падать. - Этот ответ подсказала мне мама.

Ночью Риад не спал, зато высасывал по бутылочке молока каждые два часа. Муса спал. Его мать тоже храпела. Я вскакивала каждые полтора часа. На цыпочках в темноте я пробиралась через гостиную, прикрывала дверь в кухню, чтобы свет их не побеспокоил, и готовила бутылочку, пока Риад заливался криком. Свекровь ворчала, а Муса спал, как ни в чем не бывало.

Я не могла качать сына и готовить одновременно - мои швы слишком натягивались, когда я держала его, и кастрюльку. Кроме того, нельзя было забывать прятать каждый вечер эти злополучные часы, закрывать шторы, подниматься ни свет, ни заря, готовить завтрак и купать свекровь. Дома это делала другая невестка. Она прекрасно справилась бы сама, но просто не хотела. Очередное правило: ты живешь вместе со свекровью, которая старше тебя годами, и поэтому трешь ей спинку. Бесполезно было покупать мочалку, чтобы она делала это сама. Муса бросил ее мне прямо в лицо.

Я чувствовала, что он изменился. Теперь я вообще не могла общаться с ним. Он не работал, а тут вдруг стал истово молиться и читать Коран. Я верю в Аллаха, соблюдаю Рамадан, но я не фанатична. Как и мои родители. Муса теперь все время говорил с матерью о религии; он даже раздобыл где-то аудиокассеты с записью Корана, и они молились вместе. Я не представляла, что перевернулось у него в голове, почему он так изменился. Я так и вижу их вдвоем, рассевшихся в комнате.

Я больше не могла даже смотреть телевизор. Она ругала меня за то, что у нас нет спутниковой антенны для приема арабских каналов. Еще одним поводом для конфликтов была смена пеленок Риаду. Пеленальный столик стоял в гостиной - мне больше некуда его поставить, а моя свекровь не выносила вида пеленок: "Они воняют, отнеси их в мусорку!"

Мы жили на третьем этаже, так что каждый раз, когда ребенку пора было менять подгузник, мне приходилось спускаться вниз, чтобы выбросить его в мусорный бак. В квартире имелось и мусорное ведро, и герметичные пакеты, но этого было недостаточно. Подгузники нельзя было оставить до вечера - их нужно было обязательно выносить сразу.

Свекровь почти не прикасалась к Риаду. А в те редкие случаи, когда она брала его в руки, он начинал плакать.

Однажды она решила приготовить еду - это было тогда, когда у меня начался очередной приступ анорексии.

- Лейла, иди, поешь.

- Нет, спасибо, я не очень хорошо себя чувствую, я не голодна.

Вечером Муса попросил мать приготовить на ужин.

- О, нет, ноги моей больше не будет в вашей кухне. Твоя жена мне не доверяет, она боится, что я ее сглажу.

- Это не так. Я не хотела есть.

- Нет, она не обедала именно потому, что я готовила. Она мне не доверяют, и я теперь палец о палец не ударю.

Она определенно пыталась внести разлад между нами, намереваясь вернуть сына себе. Теперь у него были документы - зачем я ему.

- Сынок, малыш все время плачет, мне страшно спать одной в этой комнате. Поспи со мной, пускай твоя жена будет с ребенком. Ты хоть отдохнешь немного.

Он так и делал. Спать в гостиной с матерью вошло у него в привычку. И это в тридцать пять лет! Он привел очень странное оправдание: "Я сплю с матерью, потому что она скоро уедет, и пока я хочу воспользоваться возможности побыть с ней."

Конфликты становились все острее. Свекровь очень часто доводила меня. Я думаю, она делала это, чтобы однажды уничтожить меня в глазах своего сына.

Однажды она в очередной раз попросила меня помочь ей искупаться, однако сложность была в том, что у меня по-прежнему болел живот и жуткий шрам воспалился. Молча я вымыла ее плечи и спину.

- Ниже потри!

Это было чересчур. Подмывать зад взрослому человеку - такого мне еще не приходилось делать. Малышам, младшим братьям, - да, но пожилой восьмидесятикилограммовой свекрови - ну уж нет!

- Я не могу наклониться ниже. У меня сильно болит живот, - вежливо ответила я и спокойно вышла.

Она вылезла из ванной, вихрем ворвалась в гостиную и прокричала сыну, которой молча наблюдал за нашей перепалкой:

- Твоей жене противно мыть меня!