Дмитрий Каралис - В поисках утраченных предков (сборник)

И я уже знал из документов кишиневского архива, что мой прадед Николай Иванович в 1859 году после смерти родителей продал свою часть имений родному брату, отставному капитану, и перебрался в более обрусевшую Подолию, что лежала на другом берегу Днестра — в город Каменец-Подольский. И в исповедальных книгах — своего рода паспорте села — с разделением прихожан на сословия и указанием их возраста нашлось подтверждение тому: сорокалетний прадед и его жена Альфонсина Викентьевна, католического вероисповедания, двадцати пяти лет от роду, с 1859 года в записях уже не встречаются. Это та самая польская красавица, чья цветная дагерротипия в возрасте «совсем юной девушки» упоминается в дневниках моего деда.

Казалось бы, пустячок, вычислил год рождения прабабушки — 1833-й, а приятно: еще одна клеточка заполнится. И таких клеточек мы с женой заполнили во время нашей летней генеалогической экспедиции в Молдову изрядное количество — родовое древо затучнело новыми плодами.

Все было складно: поместья найдены, исхожен взятый под охрану государства парк с тенистыми каменными дорожками, дубами, кленами, грабами, буком, редкими деревьями бинго, разрушенной эстрадой, старым каменным колодцем с глубокой ледяной водой, сфотографирована школа с каминами и резными потолками — бывший господский дом, обхожены старинные каменные амбары и конюшни из желтого известняка — на их фоне можно было снимать фильмы из старинной жизни…

Одно из поместий — в деревне Ярово — гигантским зеленым лугом сбегало к Днестру, где у берега смотрелись в воду несколько высоких пирамидальных тополей и старые сосны — остатки давней прибрежной аллеи. Слева зелень склона ограждал густой гребешок колючей английской акации. Анатолий сказал, что в последние годы ее втихаря вырубают на дрова, но она снова растет…

И ломило зубы от ледяной воды — колодец был и в пещере, куда мог заехать и развернуться грузовик, и вода на удивление оказалась вкусной.

Но где родился мой дед Александр Николаевич Бузни, дворянин-бунтарь и профессор химии в одной реторте, по-прежнему оставалось тайной и не давало мне покоя…

Свидетельство о рождении моего будущего деда, а правильнее сказать — выпись из церковной метрической книги, нашлась в фондах «Каменец-Подольского жандармского управления» вместе с протоколами его допроса по делу о переписывании и распространении прокламаций в марте 1880 года.

Но шло оно непростой дорожкой.

На мои письма, отправленные в Государственный Исторический архив Украины на двух языках — русском и английском, мне целый год шлепали ответы на пишущей машинке через старую высохшую ленту:

«Шановний Дмитре Миколайовичу!

Повiдомляемо, що за данними науково-довiдкового апарату архiву та при переглядi справ ф. 707, Попечитель Киiвського учбового округу, вiдомостей про Бузнi Олександра Миколайовича не виявлено».

Сначала вообще перепутали фамилию деда и искали студента Бузнёва. Затем я поправил их на двух международных языках, они надолго замолчали, словно обиделись, и ответили:

«Повiдомляемо, що при податковому переглядi справ вiдповiдних фондiв виявлено такi про Бузню Олександра Миколайовича, дворянина, 1860 р. нарождення: метричний запис про його нарождення, про участь його в разповсюдженнi революцiйних листiвок пiд час навчання в Кам’янець-Подiльскiй гiмназii, протоколи допитiв О. М. Бузнi».

И далее в том же духе про счет в гривнах, который я должен оплатить прежде, чем они начнут «виготовлення фотокопiй».

За что, братья славяне? Вы что, выбросили все машинки с русском шрифтом, а компьютерами еще не обзавелись? Зачем же мучить клиента мовой — не можете ответить на английском, так отстучите на русском.

Ох, уж эти упрямые и милые моему сердцу хохлы! На Западе только они из всех народов, приехавших из бывшего СССР, обижаются, когда их называют русскими: «Мы не москали, мы — украинцы!» Ну, нехай будет так!

После того как племянник перечислил архиву гривны за изготовление копий документов, прошло еще полгода и нам сообщили посредством той же украинской машинки, что фотограф из архива уволился, а нового еще не наискали. Ждите!

Раз в месяц я писал напоминания, соглашался на любой вид копирования — хоть ксерокс, хоть переписывание вручную, но отвечали тем же макаром: работника нема! Тогда я обратился к киевским писателям-фантастам Марине и Сергею Дяченкам: помогите, братцы! Дяченки помогли — приехав в июне на церемонию вручения премии братьев Стругацких, учрежденную нашим Центром, привезли пакет с ксерокопиями, вырванными у архивистов.

И я узнал, что дедушка родился в поместье дворянина польского происхождения Александра Ивановича Казимира, на левом берегу Днестра, в Подолии, которое называлось Яноуц. И Александр Иванович Казимир, весьма зажиточный помещик, был ему крестным отцом, а по-старому — восприемником. (Потом я узнаю, что Казимиры — древний польский род, ведущий свое древо от польских королей и состоящий в родстве с родом Бузни, что, собственно, и объясняет, почему после продажи поместий мой прадед с беременной супругой сели в бричку на резиновом ходу и отправились по гулкому мосту на другой берег Днестра. Румянцев сообщил мне о своих догадках — скорее всего, родство с Казимирами шло у Бузни через жен-католичек.)

…И еще я читал протоколы допроса деда-гимназиста и всей молодежной дворянской шайки.

Держались мужественно. Друг на друга вину не валили.

«…ключ к шкафу, по словам последнего, был проглочен им во время обыска…»

«Цель прокламаций была та, чтобы снять с социализма подозрения и обвинения в убийствах, кражах и грабежах. По нашему мнению, социалисты не могут быть убийцами и ворами. Я сочувствую социалистической партии, которая имеет целью своею достигнуть реформы мирным путем, а не путем насилия».

«С Еленой Мошинской он знаком с конца 1879 года и считает ее «хорошей собеседницей», но «разговоров антиправительственных» между ними никогда не было».

В результате — все во всем честно признались. Двое — в том, что «составляли воззвания, возбуждающие к бунту и неповиновению Верховной Власти», двое — в том, что «не участвуя в составлении упомянутых воззваний, но зная, для какой цели они составлены, они переписывали их». Мой будущий дед шел во второй паре, вместе с дворянкой Еленой Мошинской.

Можно реставрировать прошлое, но невозможно заглянуть в будущее. Не мог знать мой будущий дедушка — гимназист Александр Бузни, что его внук станет читать эти протоколы допроса…

Отделался он, повторяю, по нашим меркам легким испугом: вместо ссылки в Иркутскую губернию и лишения всех прав и состояний получил по ходатайству суда (!) месячный срок тюрьмы, который уже отбыл во время следствия.