Дмитрий Каралис - В поисках утраченных предков (сборник)

— Чай.

— Мы можем на террасе. Будет готово, я зайду или позвоню.

…Когда он поднялся в номер, чтобы доложить о готовности чая, Оксана сидела на кровати и, казалось, готовилась расплакаться. Рядом стоял телефонный аппарат. Она подняла глаза, и Медведев прочитал в них растерянность, досаду, смятение и еще черт знает что, отчего ему сделалось тревожно и неуютно, и он понял, что чашки с чаем, которые он вынес на террасу, будут медленно исходить паром, пока не остынут в забытьи.

— Ты маме звонила?

Оксана всхлипнула и вытащила из сумочки платок.

— Нет. — Она медленно и печально помотала головой. — С твоей женой разговаривала… Я же думала, это ты звонишь… Какая я дура!.. — Она стала вытирать слезы. — Звонит телефон. Я снимаю трубку: «Сережа?» Смотрю, там тишина такая задумчивая. Я алёкнула два раза. Вдруг женский голос: «Будьте любезны Сергея Михайловича». Мне бы, дуре, сказать, что не туда попали, а я сказала, что ты скоро подойдешь. Она и говорит: «Я жена Сергея Михайловича, а с кем я разговариваю?» Я и призналась, что сестра, мы, дескать, случайно познакомились. «А что вы в его номере делаете?» — спрашивает. «Жду его, он на кухню за чаем пошел. Мы тут архивы разбираем, фотографии смотрим…» — «Ну что же, — говорит, — желаю вам добрых родственных отношений. Спокойной ночи». Господи, какая я дура… Представляю, что она сейчас там думает…

Медведев прошелся по комнате, сел в кресло и несколько раз быстро провел рукой по волосам, взъерошивая ежик.

— Ну ничего, ничего… Что-нибудь придумаем… Это я виноват. Ты же правду сказала.

Он быстро представил себе Настю, ее хмурое лицо, представил, как она ходит по квартире, воображая бог знает что, вот она заперлась в своей комнате, достала из заначки сигарету, курит, возмущенно крутит головой: «Нормально! Поехал роман писать!»; рядом, понуро опустив голову и прижав уши, сидит Альма, сын собирается идти провожать приятелей, ткнулся в запертую дверь: «Ма, я пошел!» — «Только не поздно! Слышишь?» — «Слышу!», кончик сигареты подрагивает, Настя невидящими глазами смотрит в телевизор… Но тут же воображение услужливо подсказало другую картину — Настя ходит по квартире и злорадно думает: «Да он, оказывается, блядун!.. Правильно я ему рога наставила, и еще наставлю, нечего мне, как дуре, дома сидеть». И она торжествует: «Посмотрим, что ты будешь лепетать со своей сестричкой. Я-то все по-умному сделала — свидетелей нет…» Но вот она закуривает, смотрит в окно и ревностно думает: «А ведь сколько лет я ему верила, дура…»

— Она сказала, что желает нам добрых родственных отношений, — продолжала травить себя воспоминаниями Оксана. — О, господи! На пустом месте!..

— Не горюй. — Сергей подсел к Оксане и погладил ее по спине. — Сейчас маме твоей позвоним, все выясним. Все образуется. Вытирай слезы и звони…

— А ты Насте позвонить не хочешь? — Оксана хлюпнула носом и тревожно посмотрела на него. — Я пока выйду, прогуляюсь…

— Нет, пока не буду. — Медведев помотал головой. Он сидел, сцепив ладони. Разговор с Настей грозил принять совсем иной оборот, нежели он выстраивал недавно в своем воображении. Не больно-то теперь позадаешь вопросы — где была и почему не предупредила. Спрос будет с него, если с ним вообще захотят разговаривать… Какой он дурак, ведь Джордж предупреждал, что звенел телефон! Неужели не мог просчитать эту ситуацию! Медведев поднялся и вернул телефон на холодильник.

— Сережа, давай, я билет поменяю и с тобой в Петербург полечу, все ей объясню по-женски. Она мне поверит!.. Я серьезно!

— Давай-ка маменьке твоей позвоним. — Медведев поднес к глазам буклет Центра, выискивая среди муравьиных абзацев греческих букв английский текст — порядок выхода в международную телефонную сеть.

— А тут что, бесплатно?

— Потом узнаем. Ага, нашел! Набирай: сначала девятка — гудок…

— Подожди, я в порядок себя приведу. — Оксана зажгла свет в ванной. — Мамусик почувствует, что я не в форме.

Медведев подошел к открытому окну, глубоко вздохнул несколько раз и принял решение: с Настей он будет говорить только после звонка на кладбище! Пусть эта заноза живет до утра, утром все выяснится. Точка. И не думать больше об этом. …

…Мамусик, мамочка, Тамара Николаевна была на связи и говорила взволнованно — Медведев по настоянию Оксаны слушал ее голос из неплотно прижатой трубки: «…Доченька, а он не аферист какой-нибудь? Зачем ему твой прадедушка? Будь осторожна, доченька…»

— Хорошо, хорошо, не волнуйся. — Глаза Оксаны излучали мед, солнце, радость. — Так как звали прадедушку?

— Вот, «Выпись из метрической книги» называется. Мы же когда сюда переезжали, я все бабушкины документы забрала, — дребезжал в трубке голос. — Читаю: «Крещен младенец в православной вере… Восприемники…»

Оксана кивала: «Ага, ага», Медведев, склонив голову к трубке, замер.

— Сейчас, сейчас… Вот оно… «У Фомы Медведичовского и его законной жены Анны родился сын, наречен Павлом…»

Что за чушь! Павел Фомич Медведичовский! Откуда такой?

— «Отец — из потомственных дворян Могилевской губернии… мать — мещанка».

— Из дворян? Так это правда?

— А я тебе говорила, — торжествующе напомнил голос. — Что-нибудь еще прочитать?

Оксана тревожно вскинула глаза на Медведева, он помотал головой: «Может быть, потом…»

— Нет, мамусик, все. Целую…

Они не были троюродными братом и сестрой… Неведомый Медведеву Павел Фомич появился на генеалогическом горизонте, лишил его понятного родства с Оксаной, осложнил оправдательную базу и загадал кучу загадок…

Медведев, скрестив на груди руки, задумчиво стоял перед схемой — откуда взялась ветвь Фомы Медведичовского и куда ее прилепить? Оксана, теребя пальчиком губы, осторожно оглядывала клеточку за клеточкой, в которых замерли ее возможные двоюродные прабабушки и прадедушки, и касалась рукой плеча несостоявшегося брата: «А может, просто однофамильцы?..» — «Нет, — упрямо мотал головой Медведев, — мы найдем твоему пращуру место. Из дворян Могилевской губернии! Это не просто тепло, это горячо! Он наш! И ты наша! Я уверен! Вернусь и посмотрю в архиве книгу сопричислений по Могилевской губернии!» Он вытаскивал из папки чистый лист бумаги и рисовал восходящую от Оксаны и ее детей ветвь родового древа — мать, отец, дед, бабка, прадед, прабабка… «Найдем! Вернешься — вышлешь мне копии всех метрик, и разберемся. Может быть, ты окажешься моей семиюродной тетей или племянницей?» — «Ох ты, дядюшка какой выискался. — Оксана прижалась к нему боком и обхватила за шею. — Надеюсь, жена к племяннице ревновать не будет?» — Она чмокнула его в ухо, в щеку, и еще раз в ухо, пока Медведев не поймал ее губы…

На этот раз строгие судьи штата Мэриленд были бы единодушны: «Виновны!»