Ирина Степановская - Как хочется счастья! (сборник)

Честно сказать, я уже ни на что не надеялся. Но как я был благодарен за то, что она не закапризничала, не заплакала, не обозвала меня «идиотом», а своим предложением повторить наш номер показала мне, что все-таки если уж не ценит, то по крайней мере не ругает меня за мою дурацкую затею. Я снова заиграл вступление, она точно так же вышла вперед.

За время первого куплета ничего не происходило. Но вдруг на наш пятачок занесло трех веселых и, как мне показалось, слегка подвыпивших теток. Одеты они были нарядно – похоже, возвращались после какого-то корпоративного торжества. Женщины простояли напротив нас оставшихся два куплета, а когда мы закончили, одна из них кинула в футляр потрясающую бумажку – тысячу рублей.

– Хорошо поете, ребятки!

И я вдруг растерялся. Но Таня с достоинством поклонилась, посмотрела на меня, и мы с ней, не сговариваясь, начали снова. Тетки, не дослушав, ушли, а мы исполнили нашу песню без передышки раз, наверное, пять или десять, пока не начало темнеть. Продавщица цветов, вышедшая со своим нежным товаром на вечерний промысел, подошла к нам:

– Хватит, ребята. Башка от вас разболелась. Одно и то же играете. Я на вас сейчас ментов напущу. – У нее был усталый грубый голос, а в корзине в наступающих сумерках нежно светились нарциссы.

– Забирай деньги и подожди меня в метро! – сказал я Тане и стал быстро запихивать аккордеон в футляр. – Если я не приду через пять минут, уезжай домой. – Я вспомнил свои первые попытки заработать. Таня не стала меня расспрашивать, что к чему.

– Я подожду тебя внизу, уже на перроне.

Торопясь, я свернул нашу импровизированную сцену. Продавщица цветов наблюдала за мной.

– Все, мы уходим. Сказали бы раньше… – Я ей заискивающе улыбнулся.

– Да ладно…

– Давайте я у вас цветы куплю. Почем букет? – Я запихнул брезент в пластиковую клетчатую сумку, с которой раньше ездили челночники.

– Вообще-то сто, но тебе – по себестоимости, за пятьдесят отдам, – смягчилась продавщица. Она вытянула из своей корзины самый крайний, помятый букетик.

– Встряхнешь – будут не хуже остальных! – она немножко потрясла цветы. Они действительно расправились.

Я вынул из кармана стольник, выхватил из корзины, как мне показалось, самый лучший букет и устремился в метро. Никогда еще Таня не была такой красивой, как в тот вечер, когда я провожал ее из метро домой. Я чувствовал себя победителем: это был мой первый кассовый сбор. Я заработал деньги искусством!

– Мы закрываемся, – повторил чей-то голос возле меня. Я отставил пустой стакан и вышел. В кармане трещала арфа. Я вытащил телефон.

– Вадик, ты где? – Судя по голосу, это уже была не игра. Никакой Вишневской не слышалось и в помине. В телефон орала обыкновенная птица-трещотка.

– Вадик, я звоню тебе, звоню, ты не отвечаешь! Стоит мне на минуту отвернуться, ты исчезаешь! Где ты был?

Я попытался сосредоточиться.

– Что случилось, Алла?

– Что случилось? Что случилось! – она повторяла это, захлебываясь в рыданиях. Я будто видел, как по ее красному лицу текут крупные прозрачные слезы. Алла давилась, сморкалась, терла нос, а на подоле и груди ее блестящего красного платья растекались мокрые пятна.

– Вадик, что ты молчишь?

Я пожал плечами в темноту улицы.

– А что я должен делать? Рвать на себе волосы оттого, что ты предпочла Бориса?

– Вадик, что ты говоришь? Ты говоришь чепуху! Ты ничего не знаешь! Он предложил роль Мелани – Варьке!

Как я ни был пьян, я все-таки удивился.

– Роль Мелани – Присси?

Она заорала:

– Ну да! Дубина ты стоеросовая! Мы же все отказались переходить в его постановку. Подумали – и отказались. И Скарлетт, и Эшли, и я… Согласилась только Варька. Вадик! Ты слышишь?

Я все молчал. Не мог поверить Алле, но в голове уже крутилась мысль, где мне быстро найти новую Присси. Впрочем, наверное, это будет нетрудно. Партия Присси технически не очень сложна. Можно будет поискать в нашем же институте…

– Вадик, ты пьян? – Аллу озарило. – Ты можешь сам добраться домой? Где ты сейчас?

Я тупо сказал:

– Метро «Баррикадная».

Алла опять заговорила голосом Вишневской.

– Вадик, я здесь недалеко. Я быстро приеду. Ты стой на месте и никуда не уходи. Ты понял?

Но я не захотел ей отвечать. Я устал. Я просто взял и нажал на кнопку.

Продавать алкоголь ночью было строго запрещено, но маленький магазин на площади оказался открыт.

– Налить можете? – спросил я усатого хозяина.

– Отчего не налить, дорогой, нальем. Что тебе, дорогой?

– Давай коньяку. Немного. Грамм сто.

Он протянул мне одноразовый стаканчик с коричневой жидкостью откуда-то снизу. Я взял стакан и хотел идти.

– Нет, дорогой, ты пей здесь. На улице не надо.

Я посмотрел на него, он мне улыбнулся.

– Вот тебе конфета, дорогой.

Коньяк был нехороший, но я заплатил хозяину за риск. Мы постояли с ним у двери. Я глядел наружу через стекло.

– Здесь было дерево, – сказал я.

– Где, дорогой?

– Здесь, рядом. Слева или справа. А может, прямо на месте твоего магазина.

– Не знаю, дорогой, – хозяин хотел, чтобы я уже допил. Зачем ему неприятности. – Ты здесь живешь?

– Живу.

– Домой дойти сможешь?

– За мной сейчас приедут.

– Тогда не уходи. Еще тебе налить?

– Нет. – Я подумал, что, пожалуй, в самом деле, мне хватит.

Хозяин задумчиво покачал головой.

– Знаешь, я приехал в Москву три года назад… Здесь никакого не было дерева…

– Спасибо. Я устал.

– Мы все устали. – Хозяин почесал затылок. – Вот у меня два брата…

– А сколько сейчас времени?

Он посмотрел на часы.

– Два ночи. – Куда ему было торопиться. Его ларек был открыт всю ночь.

Я кивнул ему на прощание и вышел.

Если с этим спектаклем все будет хорошо, возьму Нину к себе на следующую постановку. Для работы с текстом. Обозначу как-нибудь так. Но полы она больше ни у кого мыть не будет. Пускай наймет себе домработницу. Я стоял у метро, засунув руки в карманы. Мне было холодно. Напротив сияла множеством огней высотка.

Мы пели с Таней на этом месте еще раза три, расширяя репертуар, пока нашим бизнесом не заинтересовался Леха.

– Сколько вы зарабатываете вашим французским? – спросил он меня как-то, когда я, опять до дрожи и ужаса счастливый, вернулся в общагу после нашего очередного с Таней концерта.

– На кафе хватает.

– И только-то? – Он сделал задумчивую гримасу. – Внимание. За это дело берусь я. Кому вообще нужно ваше парижское небо? Наш номер будет называться «Светит месяц». Таньку нарядим в русский сарафан, на башку – кокошник. Я буду с балалайкой, тебе, уж ладно, оставим аккордеон. Играть станем не на Баррикадной. С другой стороны – у входа в зоопарк. Там публика с «детями», гуляющая, свободная. Увидишь сам, дело пойдет совсем по-другому.