Ингрид Нолль - Почтенные леди, или К черту условности!

Аннелиза представила, как Бернадетта застукала мужа с Йолой, и прониклась к ней состраданием.

— Это очень унизительно, — говорит она, — еще и потому, что весь персонал больницы наверняка знал об их связи. Теперь я и сама жалею, что…

Любопытно, что Аннелиза затеяла? Она мне пока ничего не рассказывает. На все мои вопросы отвечает примерно одно и то же — мол, Бернадетте так или иначе осталось недолго жить. Когда же ей наскучили мои расспросы, она прибегла к давно испытанному отвлекающему маневру, когда каждую фразу начинают с «а помнишь…».

— А помнишь, однажды мы пришли в школу в одинаковых серых юбках? Наши мамы выписали их независимо друг от друга по «Некерману».

— А помнишь, как мы впервые услышали о противозачаточной таблетке? По-моему, это было в 1963 году…

— А помнишь, когда убили Кеннеди, мы в тот момент разговаривали с тобой по телефону?

Я кивала, а потом пошла в контрнаступление:

— А ты помнишь, сколько раз ты спала с Эвальдом?

Аннелиза пугается и клятвенно заверяет, что ни разу в жизни — раньше или совсем недавно — не состояла с Эвальдом в интимной близости. Осеняет себя крестным знамением:

— Вот те крест! Клянусь!

— Ну что, мне сходить за Библией? — усмехаюсь я.

— Раньше я была слишком зажатой, а сегодня я бы постеснялась оголяться, — объясняет Аннелиза. — А если бы это и случилось? Тебе какое дело?

— Аннелиза, — говорю ей, чтобы снова вернуть к главной теме, — Бернадетта пока живой человек, а нам сейчас нужно поглядывать и за Йолой!

Подруга молчит, ей жаль, что в данный момент они не могут пообщаться с Эвальдом. Очевидно, он не дома, а может, и вообще переехал. Эвальд не подходит ни к домашнему телефону, ни по мобильному не отзывается.

Листаю телефонную книгу в поисках номера, звоню в клинику, прошу соединить с главным врачом, но мне сообщают, что госпожа доктор Шэффер в отпуске. Телефонный справочник у меня в руке, и я нахожу в нем номер последнего в списке Шэфферов, проживающих в Гейдельберге, — д-ра Й. Шэффер. Мне отвечает автоответчик.

«Они вместе уехали в отпуск» — это первое, что приходит мне в голову.

Мы молчим, потом Аннелиза, к моему удивлению, предлагает прогуляться перед ужином. Раньше она редко находила в себе силы на такой подвиг, но, видимо, сейчас решила сжечь пару калорий.

Естественно, я соглашаюсь, и мы спешим обуться в удобную, хотя и страшенную обувь. Много лет я клеветала на пенсионерские кеды на липучках, пока самой не пришлось из-за молоткообразного пальца перейти на мягкие просторные сникеры.

— А после прогулки я приглашаю тебя на шикарный ужин, — обещаю я, — не век же тебе самой готовить.

Эта идея, правда, плохо сочетается с диетой, но Аннелиза принимает предложение. Меню хорошего ресторана способно привести в восторг любого человека, и я посчитала своим долгом посоветовать подруге выписать для себя кое-какие названия на будущее, а еще лучше стащить его.

Меня всегда тянуло в замковый парк, и постепенно я стала считать его чуть ли не своим садом. Мы неспешно бродили по крытым аллеям, которые будто специально были созданы для доверительных бесед.

— А помнишь… — Аннелизу опять потянуло на воспоминания, однако она не успела произнести свое заветное «как» и внезапно перескочила на другую тему. — Идея поселить у нас Эвальда была не самой удачной, и я раскаиваюсь. Прыгаешь, суетишься вокруг гостя, а что в благодарность? Ночует, кормится у нас, а вечера проводит с молоденькой. Если он снова объявится, я ему скажу без обиняков, чтобы не рассчитывал на наш чердак как на склад для своих вещей.

Я не стала выкладывать ей все, что думаю на сей счет, а только кивнула. В сущности идея принять у себя очаровательного друга сама по себе неплоха, но лучше не растягивать этот визит надолго. К тому же с молодыми общаться интереснее.

— Это верно. Не помню ничего веселее, чем тот день в Баден-Бадене с Руди, — произносит Аннелиза. — Тогда я прониклась уверенностью, что мы еще свое наверстаем. Наша молодость была тусклой, супружеская жизнь — что затхлая тюрьма, так неужели нам вдобавок превратиться в брюзжащих старух? Необходимо придумать что-нибудь такое, чем можно было бы позабавиться, чтобы оно нас расшевелило, но не перегибая палку.

— Верно, нам надо завести придворного шута, каких держали в замке в давние времена.

— Не поискать ли в Интернете, — предлагает Аннелиза.

— Или сразу позвонить на биржу труда.

В ресторане Аннелиза в приподнятом настроении садится за накрытый стол, и мы, успев здорово проголодаться, налетаем на маленькие кружочки белого хлеба со смальцем. Подруга забыла дома очки, и я зачитываю вслух праздничное меню:

Парфе из куриной грудки и утиной печени.

«Султанский салат» с яблоками, покрытый фисташковым суфле.

Суп «Леди Керзон», заправленный желтком и сливками с морскими языками и рулетом из семги.

Фаршированная кроличья спинка с белыми грибами под хересовым соусом на глазурованном пастернаке и поленте из гречневой муки.

Сырой бифштекс в сыре бри с редисом и черешковым сельдереем.

«Наполеон» с белым кофейным муссом и шербетом.

— Ладно, уговорила! — восклицает Аннелиза. — Никаких возражений, я бы только редиску пропустила.

Дружит ли она с белыми грибами, я уж не стала спрашивать.

Вслед за рислингом заказали бутылку бордо. Аннелизу потянуло на философию.

— Естественно, в силу солидарности мы встаем на сторону женщин, если вдруг выясняется, что мужья им изменяют. Однако позже находится какая-нибудь добрая подруга, в чьей интеллигентности и этических взглядах мы не сомневаемся, и исповедуется в любовной связи с неким женатым мужчиной. Достаточно выслушать ее версию, как дело принимает иной оборот. Во-первых, мы не знаем, сколько лет этой Йоле, а во-вторых, может, Эвальд искренне влюблен в нее.

Столь сильное сочувствие и великодушие приводят меня в замешательство, и мне приходится немного умерить ее пыл.

— Ты и без искренней любви, недолго думая, связалась с Эвальдом, — замечаю я, — вот только его, к сожалению, не заинтересовал секс с матроной.

Аннелиза не решается спорить со мной, и все же данная щекотливая тема ее не отпускает.

— Между желаниями и возможностями всегда непреодолимая пропасть. Если обратиться к Гёте и другим гигантам мысли, то и для мужчин положен предел возможностей. У дедуль в возрасте Эвальда получается обычно лишь в том случае, если они употребляют парное мясо, а еще лучше, если успеют проглотить виагру.

Ну, парным мясом мы обе были полвека назад, даже дочери Аннелизы в эту категорию больше не попадают.

— Я начала читать в очках лишь в сорок пять, — рассказывает она, — и перенесла это стоически. Но когда на Рождество моя старшая открыла свой новенький очечник, я не выдержала и заплакала.