Джонатан Коу - ЭКСПО-58

— Вы ведь не просто так привели сюда всю компанию, — сказала Аннеке. — Есть какая-то важная причина. Здесь произошло что-то важное?

— Да. Она тут жила когда-то. Моя мама.

— Прямо тут?

— Да, думаю, что мы стоим на том самом месте, где когда-то был ее родительский дом. — Как вы думаете, можно найти хоть какие-то следы? Неужели ничего не осталось?

— Я не знаю. Мне кажется, можно попробовать. Так что же случилось?

— Дом сожгли немцы.

Томас двинулся в сторону деревьев, глядя под ноги. Аннеке шла следом.

— Немцы пришли сюда в августе тысяча девятьсот четырнадцатого. Они практически уничтожили два города поблизости — Ааршот и Левен. В Ааршоте расстреляли много народу, включая бургомистра, его сына и многих его родственников. А в Левене…

— Да, я знаю. Они еще и городскую библиотеку уничтожили. Сотни тысяч томов. Это была громкая история.

— Да. И в какой-то из дней, когда немцы ворвались в Ааршот, они согнали жителей и заставили их топать на юг, в сторону Левена. Это была абсолютно бессмысленная затея — мне кажется, они просто таким образом измывались над людьми. И вот, все они проходили где-то здесь. Родители моей мамы знали, что их проведут по этой дороге, и они знали, что их ждет. Немецкие солдаты зверствовали — убивали мужчин, особенно молодых. Так, на всякий случай, потому что те могли оказать сопротивление. А женщин они… ну, в общем… это был кромешный ад. Что до нашей семьи… Мужчины решили, что бабушка с мамой должны попытаться уехать отсюда. Хотя для бабушки это было — как с мясом себя оторвать. Но мужчины решили, что надо бежать, и лучше всего — в Англию. И вот, можете себе такое представить: ночью они сели на велосипеды и уехали. Я не знаю, как уж они добирались, потому что моя мать никогда мне об этом не рассказывала. Я знаю лишь, что в Лондоне они оказались только через два месяца.

— А ваш дедушка? Он сумел спастись?

— Нет. Мама больше никогда не увидела ни его, ни своих старших братьев.

Томас растерянно оглянулся вокруг. Куда все делось? Быльем поросло.

— А ваша мама рассказывала, как она тут жила?

— Да не особо. В то время она была совсем ребенком. Она только говорила, что была тут счастлива. Отец ее содержал семью в достатке. Она ходила в школу в Вийгмаале. Путь туда лежал вдоль реки. Еще она вспоминала, как ездила на ярмарку в Левен. Где-то здесь, — Томас обвел рукой небольшую площадку, — где-то здесь был сеновал, она забиралась наверх с соседским мальчиком по имени Лукас, и они играли там в жару. Как сложилась его дальнейшая жизнь — она не знает.

— Может, все-таки попробовать поискать? — Аннеке опустилась на колени, раздвигая руками траву. — Ведь что-то должно было сохраниться — остатки фундамента хотя бы.

— Да нет. — Томас грустно покачал головой. Он потянул Аннеке за руку, заставив ее подняться. На мгновение его накрыло чувственной волной — такая у нее была теплая ароматная кожа… — но нет, нельзя, нехорошо!

— Искать бесполезно. Пойдемте. Грустно тут находиться.

На обратной дороге они остановились среди лютиков, и Томас протянул Аннеке фотоаппарат, попросив сфотографировать его для матери. Аннеке стояла спиной к солнцу, и вокруг ее волос светился золотой ореол, а лицо оставалось в тени. Тишину разорвал глухой рев самолета, заходившего на посадку в Мельсбреке. Аннеке навела на Томаса фотоаппарат, и тот постарался улыбнуться…

Давненько он не ездил на велосипеде. В последний раз это было в детстве, и он всегда катался один — братьев и сестер у него не было, друзей тоже. Томас помнит, как он крутил педали, носился по проселочным дорогам возле Лезерхеда. А потом пришла война…

Сегодня же он боялся ударить в грязь лицом, боялся, что девушки его обгонят. Но опасения оказались напрасными. Дорога оказалась ровной, без горок и спусков, и ехать было легко. Даже когда они уже въезжали в пригород Брюсселя, Томас все еще был полон сил, и ему хотелось мчаться дальше!

В этой прогулке был еще один плюс — очень хорошо думалось. Мимо проплывал однообразный пейзаж, зато память отчетливо вычленила все события сегодняшнего дня, вплоть до каждого жеста, мелких мизансцен и своей особой, не лишенной очарования, фабулы. Как просто ему далось признание, сделанное Эмили, — «наш брак разрушен»! Правда озвучена, и ему уже не отвертеться. И еще: сегодня с ним произошло нечто удивительное. Тревога и подавленное настроение, с которыми он жил всю последнюю неделю, вдруг куда-то улетучились. Осталась обида, легкая растерянность после измены Сильвии, но Томас больше не чувствовал себя размазанным по стенке. Напротив — удивительное дело, — он вдруг почувствовал себя свободным. Может, это был не удар под дых, а предоставленная возможность жить дальше? Разве в последнее время он не тяготился браком? Разве не хотел раздвинуть прутья клетки, в которую сам себя и загнал? И вот — ему дан шанс: все начать сначала. Да, будет больно, тяжело! Он, конечно же, привязан к Сильвии и дочке, и печать о разводе еще долго будет жечь, как клеймо. Но ведь пути к отступлению нет! Посетив места, где когда-то жили его предки, и не обнаружив там ничего, Томас получил хороший урок: бесполезно ловить прошлое за хвост, возвращаться туда, где ты был когда-то счастлив — выискивать какие-то жалкие осколки. Все же его мать права.

Что было — то прошло.

На повороте впереди показался Атомиум. Обогнав Томаса, Эмили с Аннеке ехали впереди, а в воздухе между ними, словно инопланетные корабли, идущие на посадку, сверкали великолепные шары Андре Ватеркейна. Закатные лучи, преломляясь о причудливые металлические изгибы и эллипсы, серебряными волнами накатывались на макушки деревьев. Томас притормозил, завороженно всматриваясь вдаль. Он знал, что именно так и выглядит его будущее, прежде невозможное, а теперь явившее себя во всем великолепии — оно манило его и дразнило своими фантастическими образами. Это был пророческий закат, перемешанный с рассветом, и все вместе — это было его будущее, которое он проживет уже как современный человек: либо тут, в Европе, вместе с Аннеке, или, может быть, в далекой Америке, если его позовет Эмили — отчаянная девушка, девушка-ртуть. Нужно просто сделать правильный выбор.

Днем в понедельник Томас находился в офисе Британского павильона. Неделю назад из Манчестера прислали объемный транзисторный компьютер, который должен занять место, пустовавшее после изъятия ZETA. К компьютеру прилагалось руководство — объемная брошюра, изобилующая научными терминами. И теперь Томас должен был изложить суть простым и доступным языком, сократив объем до 400–500 слов, так чтобы текст можно было заключить в рамку и повесить на стене. Кроме того, требовался перевод синопсиса на четыре-пять иностранных языков.