Джессика Брокмоул - Письма с острова Скай

Мы сцепились. Он все время повторял, что мы не вольны выбирать тех, кого любим. Думаю, я сломал ему нос. Махэр была в ярости, а Элспет плакала и плакала. Назавтра Уилли уехал и во время следующих отпусков домой больше не приезжал.

Казалось, что этим все кончилось. Я еще страдал, но без Уилли можно было днями напролет покрывать резьбой камин Элспет и пытаться забыть о том, что вообще знал Кейт. Но покой долго не длится. Элспет получила от армейского командования извещение о том, что Йэн официально признан погибшим.

Те месяцы я почти не помню. Йэн, который был мне ближе собственного брата, мертв. Мы с ним отправлялись во Францию, полные задора, и обещали присматривать друг за другом. Я не выполнил обещания.

То было черное время. Элспет держалась лучше, чем я. К ней приехали погостить дети Аласдера, ее дни были наполнены хлопотами. Я же со времени разрыва с Кейт не имел никого и проводил дни в одиночестве, бродя по холмам с тростью и фляжкой. Когда я поехал в Эдинбург к врачу на осмотр, тот оказался недоволен тем, что я так сильно напрягаю покалеченную ногу. Но мне было все равно. Я нуждался в боли.

Возвращаясь на вокзал Уверли, я вдруг заметил Элспет. Она не сидела на Скае, не оплакивала Йэна. Сестра шла, обнимаясь прямо на улице с каким-то мужчиной.

Понимаю, что был несправедлив, когда остановил ее и высказал все, что было у меня на уме. Ее спутник втиснулся между нами, как будто он имел к этому какое-то отношение. Он даже не был местным — всего лишь какой-то американец. Неужели из-за него она могла забыть о Йэне? После смерти ее мужа прошло лишь несколько месяцев, а она уже бросается на кого-то другого. Как посмела она предать его, да еще с американцем?

Элспет стояла с опущенной головой и не перебивала меня. Прошептала, что не забыла Йэна и никогда не забудет. Но потом она начала плакать, и американец снова попытался загородить ее. Я накинулся на него, спросил, нет ли у него получше занятия, чем увиваться за чужими женами, пока в окопах гибнут солдаты.

И тут глаза Элспет вспыхнули. Да, мужчины умирают в окопах. Но в это время дома люди продолжают жить. Она — жива. И чтобы я больше никогда не смел вставать между ней и ее жизнью. Сестра выпрямила спину с тем упрямым видом, который я так хорошо знал, и сказала, что мы не выбираем, кого любим. Точно так же, как Уилли.

Сердца значили больше, чем кровь? Теперь я знал, откуда у Уилли такие мысли. Но он просто юнец. А вот Элспет всегда считалась умной и преданной. Той, которая никогда не отвернется от своей семьи или от данных ею обещаний. Ведь предполагалось, что Элспет, Йэн и я втроем противостоим всему свету!

Высоко подняв подбородок, она взяла американца под руку. Я плюнул, назвал ее дурой и всю свою семью — дураками. Однажды он подведет ее, но меня не будет рядом, чтобы собирать куски. И меня рядом с ней не было.

Но махэр я все-таки написал, несколько недель спустя. Спросил, послушалась ли Элспет моих советов и по-прежнему ли она с тем американцем. Махэр отвечала, что мне неплохо бы научиться понимать, когда в моих советах нуждаются, а когда нет, и что Элспет сейчас не очень-то волнует, что о ней думают. Она, Элспет, только что получила известие, что ее американец погиб, и махэр едва хватало сил удержать ее от того, чтобы последовать за ним.

Конечно, после такого поворота событий я почувствовал себя отвратительно. Но поскольку был молод и глуп, то решил, что уже опоздал с извинениями. Прошлое в прошлом, так всегда говорила махэр, и потому я отстранился от всего, что было. Если однажды Элспет захочет простить меня, то отыщет. По крайней мере, так я тогда думал, и для юнца, которым я в те годы был, такие рассуждения казались вполне разумными.

Теперь понимаю, что это было упрямство — дурацкое упрямство, и что я уже слишком стар, чтобы терять годы в ожидании прощения. За ее разбитое сердце, за нашу разрушенную семью прощение может никогда не прийти. И потому сейчас я хочу начать с того, чтобы извиниться.

Я знаю, что в военное время вся наша жизнь порой меняется в одно мгновение. Знаю, как быстро можно потерять все, что имеешь и любишь. Если Вы получите от своей матери какие-либо известия, пожалуйста, сообщите мне. Мне нужно написать ей. После стольких лет я должен как можно скорее попросить у нее прощения.

С любовью,

Лондон, Англия

2 сентября 1940 года

Уважаемый сэр!

Много лет назад, в начале Великой войны, молодой человек, по имени Дэвид Грэм, поступил добровольцем в Американскую полевую госпитальную службу. Насколько мне известно, Американская ассоциация полевой госпитальной службы проводит встречи подразделений и издает вестник с новостями и информацией о своих бывших членах. Если у Вас есть какие-либо сведения о Дэвиде Грэме, даже самые скудные, не могли бы Вы написать мне? Я остановилась в гостинице «Лэнгхэм» в Лондоне.

Заранее благодарю,

с уважением,

Почта военнопленных, почтовая карточка

2 января 1917 года

Сью!

Если ты получишь письмо от Харри, не открывай его! Выброси сразу же. Никогда не читай.

Знаю, ты, должно быть, испереживалась, не получая от меня вестей, но поверь: раньше я не мог написать тебе.

Я в порядке, но нахожусь в плену. Пока не знаю точно, как часто мне позволено посылать письма, но ты можешь писать мне на адрес, указанный на обратной стороне этой карточки.

Ты сможешь сообщить Харри о том, что случилось, и тоже дать ему этот адрес?

Прости, что на это Рождество я не был с тобой, но свое обещание я не нарушил, а лишь отложил его выполнение.

Я люблю тебя. Больше, чем ты можешь себе представить.

Остров Скай

22 января 1917 года

Дэйви!

Я едва могу писать, ничего не вижу из-за слез. Твоя почтовая карточка — бесценный кусочек картона! — зажата в моем кулаке, и то немногое, что я могу делать сейчас, приходится делать одной рукой. Махэр пыталась взять у меня карточку, чтобы узнать, в чем дело, но я не могу выпустить ее из своих пальцев. Однако она разглядела твой почерк и выпроводила всех из комнаты.

Я знала, что ты не погиб. Наверное, все так говорят о тех, кого любят. Но я чувствовала тебя! Пока мое сердце было цело и продолжало биться, я знала, что ты где-то есть на этой земле. Так и вышло! Каждый день, когда я думала о тебе и плакала о тебе, ты тоже думал обо мне с такой же силой.

О мой дорогой, любовь моя! Мой родной замечательный мальчик. У меня — у поэта — нет слов.

Остров Скай

24 января 1917 года

Дэйви!

Я нашла их. Нашла слова.

Как ты себя чувствуешь? Тебе нужно что-нибудь? Хватает ли тебе теплых вещей?

Мне невыносима мысль о том, что ты в заключении. Как тебе, должно быть, холодно и неудобно, если там все так, как описывают в книгах. Можно слать тебе посылки?