Артуро Перес-Реверте - Танго старой гвардии

— Тебя разыскивает полиция?

— Нет, насколько я понимаю, — Макс сделал этот вывод с подобающим бесстрастием. — Иначе бы я не рискнул ехать поездом. Но обстоятельства могут перемениться в любую минуту, и я не хочу, чтобы они застали меня тут.

— Ты не ответил на мой вопрос. Что будет со мной?

В дверях появилась горничная. Мадам просят к телефону. Меча отдала ей чашку недопитого кофе и вышла в коридор. Макс спустил чемодан на пол, сумку закрыл и поставил рядом. Потом подошел к ночному столику забрать то, что там лежало, — часы, вечное перо, бумажник, зажигалку, портсигар. Он застегивал на левом запястье браслет «Патек Филипп», когда вернулась Меча. Он поднял на нее глаза — она стояла у притолоки в точности так же, как перед тем, как выйти, — и тотчас понял: что-то не так. Есть новости, и новости скверные.

— Звонил Эрнесто Келлер, мой друг из чилийского консульства, — подтверждая его опасения, с ледяным спокойствием произнесла она. — Сообщил, что ночью ограбили виллу Сюзи Ферриоль.

Макс замер, потом снова стал возиться с замком браслета.

— В самом деле? — выговорил он. — И как она?

— В добром здравии. — Казалось, в голосе Мечи перекатываются, позванивая, льдинки. — Ее не было дома, когда это случилось: она ужинала в Симье.

Макс отвел глаза, протянул руку к столику и взял «паркер», собрав все душевные силы, чтобы сохранить спокойствие. Сохранить или хотя бы сделать вид.

— Пропало что-нибудь ценное?

— Это у тебя бы надо спросить.

— У меня? — Удостоверившись, что колпачок завинчен плотно, он сунул «паркер» во внутренний карман. — Это почему же?

И, уже оправившись от замешательства, взглянул ей прямо в глаза. С полным спокойствием. Меча, по-прежнему стоя у притолоки, скрестила руки на груди.

— Избавь меня от своих уверток, экивоков и, главное, от вранья! — требовательно произнесла она. — Сейчас я не в настроении снова слушать всю эту чушь.

— Уверяю тебя, что никогда…

— Будь ты проклят. Я поняла, что чем-то подобным кончится, как только увидела тебя в тот день у Сюзи. Поняла: ты что-то замышляешь, но не думала, что дело идет об этом самом доме.

Она подошла вплотную. Впервые за время их знакомства он увидел, как темнеет ее лицо от ярости, как искажаются его черты.

— Сюзи — моя подруга… Что ты украл у нее?

— Ты заблуждаешься, Меча…

Теперь глаза ее, казалось, мечут молнии, и вся она была воплощением такой враждебности и угрозы, что Макс с трудом подавил желание отступить на шаг.

— Заблуждаюсь так же, как тогда, в Буэнос-Айресе, ты это хочешь сказать?

— Я не об этом.

— А о чем? Ответь мне. И как соотнести эту кражу с тем, в каком виде ты вчера явился ко мне… Эрнесто сказал, что, когда Сюзи вернулась домой, воры уже успели убраться.

Макс не произнес ни слова. Старательно скрывая охватившее его смятение, он делал вид, что проверяет содержимое бумажника.

— Что было потом, Макс? Если там драки не было, то где она была? И с кем?

Он продолжал молчать. Предлогов не смотреть ей в глаза больше не было, потому что Меча завладела его портсигаром и зажигалкой и закурила. Потом резко швырнула то и другое на стол. Зажигалка отскочила и упала на пол.

— Я выдам тебя полиции.

Она пыхнула дымом прямо ему в лицо, словно плюнула.

— И нечего так на меня смотреть. Я тебя не боюсь. Ни тебя, ни твоих подельников.

Макс наклонился, подбирая зажигалку. И убедился, что крышка от удара погнулась.

— Подельников у меня нет, — сказал он, пряча зажигалку в жилетный карман, а портсигар — в карман пиджака. — И это была не кража. Меня втравили в такое, чего я не искал…

— Ты всю жизнь ищешь, Макс.

— Нет… Тут другое… Клянусь тебе, на этот раз все было иначе.

Меча по-прежнему стояла почти вплотную к нему, вопрошающий взгляд ее был небывало жёсток и требователен. И Макс понял, что не сможет уклониться от ответа. Во-первых, у нее есть право узнать какую-то часть того, что произошло. Во-вторых, если оставить Мечу в состоянии такой неопределенности, это только пуще распалит ее гнев и досаду, а его нынешнее положение, и без того незавидное, сделает еще более рискованным, причем риск будет совершенно бесцелен. Ему нужно несколько дней затишья. Передышки. Дней или хотя бы часов. И тогда он, бог даст, сумеет совладать с Мечей. В конце концов, она, как и все остальные женщины, сколько ни есть их на свете, хочет только, чтобы ее убедили.

— Это было сложное дело, — сказал он, подавив желание немедленно во всем признаться. — Меня использовали. И не оставили мне выбора.

И сделал точно рассчитанную секундную паузу. Меча слушала и ждала продолжения с таким напряженным вниманием, словно от этого зависела не Максова, а ее собственная жизнь. И он, помявшись еще секунду перед тем, как рассказать остальное, решил не лукавить. Может быть, сказал он себе, это и ошибка — заходить так далеко. Но времени осмысливать уже не было. Другого выхода нет — по крайней мере, не придумывается.

— Двое убитых. Или даже трое.

Меча почти не изменилась в лице. Только губы, в которых дымила сигарета, чуть округлились, приоткрываясь, словно ей вдруг стало не хватать воздуху.

— Это как-то связано с Сюзи?

— Отчасти. Хотя нет… Связано. Целиком и полностью.

— Полиция уже знает?

— Надеюсь, что нет. А может быть, к этому часу уже в курсе. Удостовериться не могу.

Когда Меча очень медленно отвела сигарету от губ, пальцы ее слегка подрагивали.

— Это ты их убил?

— Нет, — он смотрел ей в глаза, не моргая, все вложив в этот взгляд. — Я никого не убивал.

Место малоприятное: старинная вилла с садом, заросшим кустарником и сорняками. Расположена в окрестностях Сорренто, между Аннунциатой и Марсиано, зажата среди холмов, закрывающих вид на море. Приехали на «Фиате-1300» по извилистой, изобилующей рытвинами дороге: длинноволосый сел за руль, а коренастый вместе с Максом поместился сзади; теперь они в комнате с облупившимися стенами, краска на которых почти не видна из-за раскрошенной штукатурки и пятен сырости. Всей меблировки — два стула: на один сопровождающие усадили Макса, а сами остались на ногах. На другом стуле, лицом к Максу — четвертый персонаж: землисто-бледный, густо— и рыжеусый, с беспокойными стальными глазами, припухшими от усталости или недосыпа. Из обшлагов старомодного пиджака выглядывают длинные, узкие белокожие кисти, наводящие на мысль о щупальцах кальмара.

— А теперь, — говорит этот человек, — скажите мне, где находятся рабочие тетради гроссмейстера Соколова.

— Не знаю, о чем вы говорите, — сохраняя безмятежное спокойствие, отвечает Макс. — Я и согласился приехать сюда лишь затем, чтобы разрешить это глупое недоразумение.

Усатый бесстрастно и долго смотрит на него. Потом наконец неспешно, как-то вяло наклоняется, поднимает с пола прислоненный к ножке стула потертый кожаный портфель и ставит его на колени.