Жан-Мишель Генассия - Клуб неисправимых оптимистов

Я запретил себе ходить в клуб, но не в «Бальто» и снова вернулся к старым привычкам и приятелям по настольному футболу. Ребята не умничали, им было плевать на историю, они жили в настоящем, не надеялись изменить мир, а просто пользовались им и не тащили за собой шлейф проклятия. Обсуждали они три вещи: девушек — в субботу вечером, футбол — по воскресеньям и рок-н-ролл — каждый день. Живительный глоток кислорода. Я играл в паре с Сами, которого по-прежнему мало кто мог превзойти, и получал истинное наслаждение, игнорируя приветствия членов клуба и вопросы типа: «Как дела, Мишель?» Все они давно забыли о случившемся неделю назад споре. Эти люди могли орать и ругаться, а через десять минут мило улыбались, подшучивали друг над другом и угощали выпивкой. Я не был таким сильным, и у меня в душе остался горький осадок. Я не мог просто пожать плечами и сделать вид, что ничего не произошло и они не променяли меня на чужака. Дружба ничего не стоит, если разбивается об убеждения. Свои я готов был защищать от целого мира и сильнее злился на Игоря с его безнадежными принципами, чем на отца Камиллы. Игорь подошел к столу, но я даже не взглянул на него.

— Не хочешь сыграть в шахматы?

— Я занят, разве не видишь?

— Мы могли бы поговорить.

— Мне твоя помощь без надобности. Займись лучше собственными детьми!

— То, что ты сейчас сказал, подло и жестоко.

Игорь ушел в клуб. Щеки у меня горели — то ли от ярости, то ли от стыда, бог весть, — и я выместил злость на соперниках. Мы выиграли десять партий подряд, взмокли, смертельно устали, но ушли непобежденными. Папаша Маркюзо налил нам пива с лимонадом, и Сами с Жаки принялись поносить невнятную стратегию «Стад де Реймс». Я слушал вполуха.

— Что думаешь, Мишель?

— Проблема серьезная, что и говорить.

— Или их подкупили.

— Кто?

— Поди знай.

Сидевший рядом с нами строительный рабочий был уверен, что во всем виноват мадридский «Реал». Они с папашей Маркюзо — тот готовил свои знаменитые сандвичи — затеяли жаркий спор. Хозяин «Бальто» обвинял во всем футболистов «Стад»:

— Они полное ничтожество! «Рейсинг» снова их сделал.

Я не мог принять участие в этой жаркой словесной схватке и решил проглядеть страницу комиксов во «Франс суар», но совершил трагическую ошибку — прочел свой гороскоп и выяснил, что ничего хорошего звезды мне не сулят. Родись я на день раньше, меня ждало бы счастье и покой. Увы… Папаша Маркюзо угостил нас домашней колбасой, которую прислал его кузен из Обрака, — она оказалась восхитительно вкусной, — сделал себе огромный бутерброд и налил стакан бордо. Они принялись травить байки — устроили этакий конкурс анекдотов. Наградой победителю был смех товарищей.

— А вот этот знаешь? — спросил приятель Сами. — Священник гуляет по африканской саванне и сталкивается нос к носу со свирепым львом. «Господи, сделай так, чтобы этот лев мыслил как христианин!» — молит кюре. «Господи, благослови мой обед!» — просит лев.

Все дружно рассмеялись, потом смех перешел в безумный хохот. Мы ржали до слез, я согнулся пополам, кто-то навалился на меня, и тут раздались крики. Я выпрямился и увидел, что Альбер Маркюзо схватился правой рукой за грудь, а левой пытается расстегнуть воротничок рубашки. Альбер дышал трудно, со всхлипами, жестокая судорога свела его челюсть. Лицо мгновенно побагровело, голова затряслась, и он рухнул на пол. Стоявший за прилавком Жаки попытался поднять своего патрона, но ему это оказалось не под силу — в Альбере было килограммов сто веса, не меньше. Из кухни выскочила Мадлен. Увидев, что случилось, она запаниковала и впала в истерику. Альбер икнул, в горле у него странно забулькало. Мы кинулись на помощь, но только мешали друг другу в тесном закутке за стойкой. Сами подхватил Альбера за подмышки и потащил в зал, отпихивая всех, кто теснился вокруг. Никто не понимал, что происходит, и не знал, что делать. Альбер хрипел. Его грудь поднималась и опускалась неровными толчками.

— Беги за доктором! — крикнула Мадлен Жаки.

Альберу не хватало воздуха. Сами безуспешно пытался сорвать с его шеи бабочку, я схватил кухонный нож, одним движением разрезал атласную ткань и кинулся в клуб, где, как обычно, царила тишина и покой.

— Игорь, сюда, скорее! У папаши Маркюзо сердечный приступ!

Игорь и Леонид побежали в зал. Игорь опустился на колени рядом с Альбером и попытался нащупать пульс у него на шее.

— Вызывайте «скорую»! — приказал Леонид. — Отойдите, дайте ему дышать и заткнитесь, наконец!

Он подкрепил свои слова энергичным жестом, оттолкнув сгрудившихся вокруг Альбера посетителей. Мадлен держала мужа за руку и повторяла:

— Не волнуйся, дорогой, все будет хорошо.

Игорь начал массаж сердца. Он дважды с силой надавливал на грудь чуть выше солнечного сплетения, делал перерыв и продолжал. Тело Альбера дернулось, Игорь откинул ему голову назад, зажал ноздри и, придерживая подбородок, стал делать искусственное дыхание «рот в рот». Мы теснились вокруг, на лицах читался испуг, недоумение и боль. Расставив руки, Леонид не давал никому подойти ближе. Я был уверен, что Игорь спасет Альбера. Он вдувал воздух в легкие пациента, и грудь папаши Маркюзо едва заметно вздымалась. Так продолжалось минут десять, после чего Игорь снова попытался нащупать пульс, наклонился, приложил ухо, потом щеку к губам Альбера, выпрямился и с безнадежным видом покачал головой:

— Кончено.

Мадлен все гладила и гладила мужа по лицу, прижимала его к себе и шептала:

— Все будет хорошо. Сейчас приедет «скорая». Тебе помогут.

— Мы больше ничего не можем для него сделать, Мадлен.

— Нет, Игорь, нет! Где же врач?

— Он совсем не страдал, ему не было больно, пусть тебя это утешает. Альбер даже не успел ничего понять.

Мадлен протянула дрожащую руку и закрыла мужу глаза. Игорь и Леонид помогли ей подняться, она упала к ним в объятия и зарыдала.

Кое-кто из клиентов воспользовался сумятицей и сбежал не заплатив. Обычная история в парижских бистро: стоит хозяину отвернуться от кассы, и деньги исчезают так же быстро, как его друзья.

В среду «Бальто» было закрыто. В этот день Альбера Маркюзо похоронили в его родном Сен-Флуре. Он был самым хитрым и ловким человеком из всех, кого я знал. Альбер много пил и ел, выкуривал пачку кукурузных «Житан» [187] Сигареты «Житан-маис» выпускались в кукурузной бумаге или с фильтром из кукурузной бумаги. и никогда не то что спортом не занимался — зарядку не делал. Он обожал свое ремесло и всю жизнь трудился как каторжный. Если дела шли хорошо, Альбер похлопывал себя по толстому животу и восклицал: «Вот они, денежки. Никто их у меня не отберет!» Так оно и случилось.