Жан-Мишель Генассия - Клуб неисправимых оптимистов

— Это может занять много времени.

— Будем надеяться на лучшее. Принесите записку от родителей. Кстати, туда удобнее добираться на двадцать седьмом автобусе, а не на метро. Получится быстрее.

Он не ушел, пока я не сел в автобус. Когда я оказался на месте встречи, Франка еще не было. Два призывника играли в настольный футбол и ужасно веселились. Я положил монету в блюдце и встал на позицию.

— Один играешь? — спросил тот, что постарше.

— Ты против?

Я не играл три недели, но чувствовал прилив сил и какой-то новой, незнакомой энергии и, по примеру Сами, пустил в ход все средства и приемы. Я был профессионалом и «делал» соперников как хотел. Шарики щелкали в благоговейной тишине. Я выиграл семь партий подряд, не удостоив соперников даже взглядом, и почувствовал, что начал уставать. Кто-то положил мне руку на плечо, я обернулся и увидел стриженного под ноль Франка.

— Здо́рово натренировался.

Мы сели на террасе. Было без четверти четыре. Франк поставил сумку на пол и сделал заказ:

— Кружку пива и лимонад с белым вином.

— У тебя голова как коленка.

— Ничего, волосы отрастут.

— Папа сейчас придет. Ты знаешь, куда тебя пошлют?

— Военная тайна. Никто ничего не знает. Можем оказаться в Алжире, Джибути или Берлине. Думаю, это будет Алжир. Там нужны унтер-офицеры.

— Сообщишь мне свой адрес?

Франк ответил не сразу.

— Нет.

— Почему?

— Не хочу, чтобы мама знала, где я. Пуповина перерезана.

— Ты пообещал написать Сесиль.

— Как у нее дела?

— Хочешь узнать новости — позвони!

— Прошу тебя, Мишель, не вредничай. Чем она занимается? Вернулась на факультет? Как ее работа об Арагоне?

— Она хочет все бросить.

— Это еще почему?

— А ты не в курсе? Сесиль несчастна и растеряна, не знает, что делать. Думает перейти на психфак.

— Что за бред? Она может получить диплом и преподавать литературу или языкознание. Психологу работу найти труднее. Нужно ее вразумить.

— Вот сам этим и займись. Меня она слушать не хочет.

Франк жутко разозлился. Он сидел, опустив голову, и нервно барабанил пальцами по столу:

— Я напишу Пьеру, пусть вмешается.

— Ты знаешь, где он?

— В Сук-Ахрасе. Психология — не ее конек.

— Когда будет писать Сесиль, пусть ни в коем случае не упоминает ни тебя, ни меня. Сесиль стала очень уязвимой и обидчивой, чужие советы дико ее раздражают.

— Вы подружились? Она… доверилась тебе?

— Сесиль больше не хочет о тебе слышать. И не спрашивай, как у нее дела.

— Ты должен о ней позаботиться.

— Не беспокойся. Ей никто не нужен.

— У нас с Сесиль общие взгляды. Она часто высказывается даже более радикально. Как Пьер. Война долго не продлится. Де Голль избавится от Алжира. Я скоро вернусь, и мы объяснимся. Сесиль будет мной гордиться. Между нами далеко не все кончено.

— Ты ее бросил, и этого она никогда тебе не простит. Если бы тебе хватило духу поговорить с ней, она бы поняла. А ты ударил в спину, как подлый трус. Сесиль вычеркнула тебя из своей жизни, не надейся, что она станет ждать.

— Извини, Мишель, но в женщинах ты не разбираешься. Они переменчивы, как погода весной. Сейчас Сесиль в ярости. Посмотрим, что будет, когда я вернусь.

Франк взглянул на часы:

— Шестнадцать двадцать пять. Ты правда предупредил папу?

— Он придет.

— Я должен быть на месте ровно в пять.

Франк попросил повторить заказ и предложил мне сигарету из своей пачки «Житан».

— Я не курю. Можно тебя спросить?

Франк не ответил, и я воспринял молчание как согласие:

— Зачем ты туда едешь? Они хотят независимости, исход борьбы предрешен.

— Ошибаешься. Партия проиграна, если соглашаешься вести ее на условиях противника. Не хочу об этом говорить.

— Как ты можешь так с нами поступать?

Франк молчал, подбирая слова: может, не знал, как сформулировать ответ, или вообще не хотел говорить на эту тему.

— Как ты понимаешь слово «революция»?

— Хочешь стать революционером?

— Нет времени объяснять. Нам никогда не удастся сделать равными богатых и бедных, так что каждый решает для себя один-единственный вопрос: на чьей ты стороне? В наше время невозможны мир, согласие, движение вперед, диалог и общественный прогресс. Пора действовать.

— Можно действовать постепенно, пытаться прийти к согласию и пониманию.

— Уважение придумали буржуа, так им проще добиваться своих целей. Пролетариев не уважает никто.

— Ты собираешься сражаться за интересы людей, которые плевать на все это хотели.

— Мир меняется. Народ устал. И не только во Франции — повсюду. Третья мировая война уже началась. На сей раз мы никому не позволим украсть у нас победу.

— Ты бредишь или принимаешь желаемое за действительное: бо́льшая часть народа не на твоей стороне.

— Мы с тобой по-разному мыслим, так что спор бесполезен.

Между нами выросла стена. Как я мог этого не заметить? Мы сидели, не зная, что еще сказать. Открылась дверь, лицо Франка просияло, и я обернулся: это был Ришар с большой сумкой на плече.

— Я больше не могу ждать, — бросил Франк, заплатил по счету, и мы отправились в Венсенский форт.

Призывников пропускали внутрь по повестке. Я искал глазами папу, но вокруг были только незнакомые лица. Мы дошли до подъемного моста и остановились.

— Должно быть, что-то случилось.

— Ничего не поделаешь, Мишель.

Он взял меня за плечи, прижал к себе, мы похлопали друг друга по спине, и ритуал прощания закончился.

— Береги себя.

Франк подхватил с земли сумку, и они с Ришаром подошли к дежурному. Тот проверил повестки и пропустил их через турникет. Франк не оглянулся. Мои часы показывали ровно пять. У меня защипало глаза, и я отвернулся.

У входа резко затормозило такси, из него вылез взбешенный папа, кинул в окно стофранковую купюру и рявкнул на шофера:

— Не умеешь водить, бери уроки! Впервые вижу такого болвана!

Отчитав бедолагу, папа кинулся ко мне:

— Где Франк? Неужели еще не пришел?

— Он уже внутри, папа.

Отец поднял голову и посмотрел на грозный черный форт:

— Не может быть!

— Почему ты опоздал?

— Чертова машина сломалась. Сцепление полетело. На выезде из Версаля. Дерьмовая тачка! Поди найди такси среди леса! Я голосовал — никто не остановился, прошел десять километров, и нате вам — такси! Водитель — размазня, не разгонялся выше сорока, тормозил на желтый! Думал, удавлю его!

Не дав мне ничего сказать, папа шагнул на подъемный мост. Я потащился следом. Он подошел к дежурному, но тот сказал, что поставлен проверять повестки новобранцев и может только вызвать дежурного офицера. Минут через пять он вернулся в сопровождении здоровяка, смахивавшего на Шери-Биби. [99] Герой популярного цикла французского писателя Гастона Леру (1868–1927). Беглый каторжник Шери-Биби, осужденный за чужие преступления, ставший затем главарем банды, знаменем анархистов, защитником обездоленных и в итоге, как водится, полицейским. Книги Леру вызвали к жизни многочисленные спектакли и фильмы. Папа попытался объяснить, что случилось, но выбрал неверный подход: начал с визита в магазин в Версале — выгодное дельце, хоть и дороговато! — потом рассказал историю с машиной — вообразите, это чудо техники пукнуло и заглохло в лесу Марли! — и описал неумеху-шофера — уж если не везет, так не везет! На этом месте «Шери-Биби» остановил его, чтобы пропустить трех новобранцев: