Жан-Мишель Генассия - Клуб неисправимых оптимистов

Я проводил Сесиль на Восточный вокзал, посадил ее в вагон, вышел на улицу, заметил в кафе напротив настольный футбол и не устоял.

Мама уговорила Мориса поселиться у нас.

— Зачем тратить деньги на гостиницу? У нас вполне достаточно места.

Мне пришлось перебраться в комнату Жюльетты, а свою уступить кузенам. Морис и Луиза заняли комнату Франка. Квартира превратилась в подобие кочевого стойбища или семейного пансиона, битком набитого отдыхающими. В ванную и туалет выстраивалась очередь. На войне как на войне, говорил папа — он был единственным, кому не нравился этот веселый хаос. Он уходил на рассвете, возвращался поздно и не приходил к ужину, прикрываясь работой в магазине. Потом он на три дня уехал в Ланс, сказав маме, что бабушка Жанна плохо себя чувствует. Две недели я не спал из-за храпа Жюльетты. Никто не подозревал об этой чýдной особенности моей младшей сестры. Я тряс ее, толкал, даже щипал — она переворачивалась на другой бок и через пять минут выдавала еще более громкие рулады. Когда я объяснил Жюльетте, почему никак не могу выспаться, она ужасно обиделась и сказала, что я вру. На следующую ночь я позвал в комнату наших кузенов Тома и Франсуа, и они убедились в моей правоте. Жюльетте пришлось смириться, но она мне этого не простила.

Морис был настоящим киноманом и, приезжая в Париж, старался посмотреть как можно больше фильмов. На сей раз дядя пригласил нас составить ему компанию, но поставил условие: кинотеатр и фильм выбирает он — и никаких мультиков. В Алжире ходить в кино было небезопасно — в залах взрывали бомбы. Кроме того, фильмы там шли в дублированном варианте, а Морис считал это преступлением. Джон Уэйн, говорящий по-французски, вызывал у него смех, а Кларк Гейбл — слезы. Луиза с моей матерью опустошали магазины и бутики на Фобур-Сент-Оноре, а мы каждый день смотрели какой-нибудь американский фильм в оригинальной версии. Если Луизе удавалось уговорить мужа пойти на французский фильм, он засыпал ровно через пять минут и спал до конца сеанса. Так стоило ли попусту тратить время? Морис шел вниз по Елисейским Полям, разглядывая афиши, читал названия и решал, будет нам скучно или нет. Одна афиша привлекла его внимание.

— Нашел! Французский фильм — приключенческий, с напряженным действием, как в американских боевиках.

Я понял, откуда взялось мое прозвище, когда Морис повел меня смотреть картину «Каллахан начинает снова» и «Никакого виски для Каллахана». Дядя обожал эти детективы за лихо закрученный сюжет и соленый юмор, а фильм о Лемми Коушене [114] Имеется в виду фильм «Альфавиль — странное приключение Лемми Коушена». Фильм снят режиссером Жан-Люком Годаром на основе романа французского поэта и писателя Поля Элюара. Лемми Коушен — агент ФБР из романов британского писателя Питера Чейни. с Эдди Константином в главной роли считал настоящим шедевром. Когда мы вышли из кинотеатра, он повторил свой шутливый фирменный жест и сказал:

— Что-что, а скучать нам не пришлось.

Мы отправились есть мороженое в «Драгстор» — Морису нравился интерьер, оформленный в стиле салуна из голливудского вестерна. В «Драгсторе» дядя встретил старого друга, «черноногого» торговца обувью, с которым не виделся два года. Этому человеку удалось сбыть с рук магазин в предместье Алжира и купить новый на бульваре Вольтера. Он посоветовал дяде поступить так же, и тот дико разозлился.

— Пошел к черту! Думаешь, я нуждаюсь в твоих идиотских советах? Не могу я последовать твоему примеру, тупой кретин! У меня не магазин в двадцать квадратных метров в Сент-Эжене, а тридцать два здания! Если я хоть что-нибудь продам — мне конец. Я ничего не могу сделать! Меня загнали в угол. Но мы справимся, уж ты мне поверь. Раздавим их! И останемся у себя дома!

В разговор вмешался один из посетителей, разговор шел на повышенных тонах, тип обозвал Мориса фашистюгой и гнилым колониалистом. На семинары по искусству дядя не ходил. Он плюнул оппоненту в лицо и заклеймил его как грязного гребаного коммуниста, тот, естественно, оскорбился, они схватили друг друга за грудки и принялись трясти что было силы. Вмешались официанты, и нас вытолкали взашей, не дав доесть мороженое. Утешало одно: Морису не пришлось платить по счету.

Рождественский ужин удался на славу. На памяти семейства Делоне никогда еще не было такого роскошного стола: столовое серебро, лиможский фарфор, кружевные салфетки и хрусталь-баккара. О неприятном инциденте в «Драгсторе» никто не вспоминал, не стоило портить праздник из-за дураков. С родителями Луизы нас было пятнадцать, а накормить мы могли вдвое больше едоков. Мама и Луиза продумали действо до мельчайших деталей. Ужин был рассчитан на два часа, месса в церкви Сент-Этьен-дю-Мон начиналась ровно в одиннадцать.

— Если придумаешь какой-нибудь трюк и избавишь нас от этого мероприятия, — шепнул мне папа во время аперитива, — оплачу тебе «Двадцать четыре часа Ле-Мана». [115] Игра на основе старейшей из ныне существующих автомобильных гонок на выносливость, проходящей ежегодно с 1923 года недалеко от города Ле-Ман во Франции.

Предложение было заманчивым. Мама наотрез отказывалась покупать мне эту игру, считала ее дурацкой и говорила, что она мне не нужна. Мы с папой перешептывались, как два заговорщика, стараясь, чтобы никто ничего не услышал и не заметил.

— Я скажу, что плохо себя чувствую, и тебе придется остаться со мной дома.

— Она не поверит.

— Помнишь, мы ели устриц в «Ла Боль»? У меня тогда случилось расстройство желудка. А еще я выпью белого вина, ты же знаешь, мне от него всегда становится плохо.

— Она догадается.

— Что это вы тут замышляете? — спросил дедушка Филипп, садясь между нами.

— Я рассказываю, какой потрясающий фильм мы видели сегодня днем.

— Знаешь, Мишель, во французском языке есть и другие слова. Сегодня все потрясающее. Может, обновишь свой лексикон?

— Ты прав, больше не буду говорить «потрясающий».

— Мне сказали, твоя мама заболела. Надеюсь, ничего серьезного? — спросил Филипп у папы.

— Сердце… Доктор велел ей соблюдать режим.

— Это просто мания какая-то! — раздраженно воскликнул дедушка. — Они всех нас угробят своими режимами.

— Не слишком приятно проводить праздники в больнице. Папа остался с ней.

— Не волнуйся, она справится.

— К столу! — закричала мама, внося блюдо с огромным копченым лососем.

Все пребывали в чудесном настроении, возможно благодаря гевюрцтраминеру. [116] Сорт белого вина. Я протянул свой бокал, Морис наполнил его до краев, и я выпил. Вино оказалось недурным. Никто, кроме папы, не заметил, что я втихаря получил вторую порцию, — все обсуждали оправдание Мари Бенар. [117] Мари Бенар (1896–1980) — обвинялась в отравлении 12 родственников и соседей (в том числе обоих мужей, собственных родителей, свекра и свекрови) с целью завладения их имуществом. В 1961 году была оправдана по недостатку улик.